Северный лес - Дэниел Мейсон Страница 31

чего подозрительное совпадение! Впрочем, я не держу на вас обиды – ради них я и сам отправился бы на другой конец света. Как бы то ни было, все условлено: 13 сентября, вечерним поездом. Буду с нетерпением ждать вас на станции. Никому не сообщал, чтобы местные газетчики не потревожили уединения нашего прославленного гостя. Сдвиньте шляпу на лоб.У. Г. Т.19 сентября

Нэш,

Готовьте трубку, устраивайтесь в кресле – письмо будет длинным, но как же иначе?

Сладкой грустью отмечено было наше расставание. Надеюсь, сие всех вас застанет в добром здравии. Мы никак не решим, что нам чувствовать: купаться ли в неугасающем сиянии вашего присутствия или оплакивать ваш отъезд? Оттилия и мальчики уныло слоняются по дому в поисках своих товарищей по играм – приободрить их способно лишь обещание, что вы приедете снова. Кэтрин меж тем то читает “Странствия”, которые Вы для нее подписали, то вдруг восклицает: “Нет, право, это было чудесно!”, то сокрушается из-за того, как просто обставлены были ваши комнаты, не слушая моих заверений, что хозяйка из нее вышла превосходная.

Что до меня, то я, скорее, разделяю чувства детей.

Отрада наших сладких встречПечальной тенью обернется.

Подумать только – Вы пробыли здесь неделю! Минута и вместе с тем целая жизнь. Вы не такой, как все, кого я знаю, кого когда-либо встречал. Мое единственное (и немалое) утешение – это осознание того, как мне повезло стать Вашим другом. Без Фортуны и впрямь не обошлось. Сколько всего должно было случиться, чтобы мы повстречались, и сколько всего могло пойти не так! Что, если бы П. не устроил того приема, если бы один из нас пропустил его из-за лихорадки, гулявшей тем летом… если бы дождь задержал мой или Ваш экипаж… если бы на меня вновь нашла меланхолия и я отклонил приглашение? Или так: что, если бы я приехал, но мы не оказались бы рядом во время прогулки на Грин-хилл и не разговорились? Я помню все: и завистливые взгляды, что бросали на меня остальные, и мое собственное недоумение, и мучительный страх, что в любую минуту Вы соскучитесь и найдете другого собеседника. И все же я знал, что встретил друга всей моей Жизни… Слова наши сплетались в единое целое. Все смотрели на нас – гадали, о чем мы толкуем, что нас околдовало. Мы и впрямь были околдованы, и в тот день я познал блаженство, прежде мне неведомое. Мне ли рассказывать Вам о нашей первой встрече, но, право, как мало с тех пор переменилось, как быстро завязалась наша дружба, как расцвела она во время гранд-тура…

Однако тут и кроется загадка, ибо я должен быть доволен, рад, как рада Кэтрин, удовлетворен, как после хорошего обеда. Но еда насыщает. Вы отметили – только вчера! – что я будто сам не свой. Если я был угрюм, то отнюдь не потому, что замышлял обман, но оттого лишь, что пал жертвой своего переменчивого настроения…

Боюсь, я начинаю ходить кругами. Дорогой друг, могу я Вам признаться? Когда мы расстались после Геркуланума, это было не по причине письма из дома, болезни отца. Дело было в другом – меня не покидало радостное чувство и вместе с тем ощущение, что мы приблизились к краю пропасти, шагнуть в которую я не смею. Слишком туманно? Уверен, Вы знаете, о каком моменте я говорю – о вечере в Специи, когда после ужина мы вернулись по петляющим над бухтой улочкам в гостиницу и, помедлив на распутье между нашими комнатами, пожелали друг другу доброй ночи. Повисло молчание, столь редкое для нас. И в этом молчании я ощутил то, что было между нами с той первой встречи, но дремало в ожидании, когда мы скинем тяжелые оковы Общества. Пропасть… нечто дремлющее… Эразм, я путаюсь в словах, но Вы, надеюсь, отыщете в них смысл. Итак, вот почему я уехал – чтобы сохранить чудо нашей дружбы и не ставить под угрозу те безоблачные деньки, жадно требуя большего.

Недуг в семье, только болен оказался другой.

И вот еще: порой, друг мой, я спрашиваю себя, уж не перебрался ли я в этот северный лес, чтобы уехать подальше от Вас, а не ради тишины и покоя.

Дорогой Нэш, тайны сердца мне неподвластны, быть может, Вы сумеете облечь их в слова. Если бы я изобразил на холсте то, что пытаюсь сказать, картина вышла бы простая – две родственные души на поляне, прекраснее которой я еще не писал.

Вот: я сказал все, что мог. Знайте: я ничего не прошу. Если что-то Вас оскорбило, не сомневайтесь, я более чем способен продолжать нашу дружбу в прежнем ключе – до скончания веков. Когда приметесь за ответ, можете писать о книгах, что прочитали, о приемах, что посетили, о местах, куда хотите отправиться. Можете не обращать внимания на всю эту бессвязную болтовню, знайте только, что я остаюсь

Вашим У.

P. S.! (Никогда прежде не знал мир такого постскриптума!) Эразм… Понес письмо на почту и обнаружил там твое. В ужасе от своего безрассудства выхватил из рук служащего мой конверт, уверенный вдруг, что сейчас прочту вежливую благодарность за гостеприимство, подписанную тобой и Кларой. Жгучий стыд – ведь я чуть не выдал себя каким-то горячечным бредом!

Вышел – чтобы никто не видел, как я дрожу. Прочел письмо прямо посреди улицы, дважды чуть не попал под колеса экипажей. Прочел снова: твои слова затмили весь мир. Пусть критики выбирают твое величайшее творение, но для меня им всегда будет это письмо. Взамен шлю эти строки, написанные за моим столом, пока ты писал за твоим.

Дрожащей рукой вывожу ответ на твой вопрос: через две недели Кэтрин увезет детей в Олбани, чтобы провести остаток сентября с ее матерью, и я останусь один.

29 сентября

Друг мой, шлю это тебе вдогонку: ты уехал, а мне еще столько всего надобно тебе сказать! Мир окрасился в новые тона – лазурное небо, канареечное солнце, малахитовые ручьи. Листья расписаны ван Эйком, зелень мхов отливает золотом, даже олово блестит как серебро. Хочется остановить каждого унылого прохожего, и схватить его за плечи, и встряхнуть, чтобы он огляделся вокруг и подивился деревьям, синим скалам, белой пене в быстрых водах реки. Откуда взялся ты, Эразм? Чем заслужил я такой небесный дар? Покрывало, которое мы брали с собой, буду прятать от стирки сколько возможно долго, без того чтобы вызвать подозрения Энни. Дважды на обратном пути подносил я его к лицу и вдыхал твою память. Водопад и прежде был для меня священным местом. Теперь же, приведя сюда другого визитера, я тотчас