Ирина Звонок-Сантандер - Ночи Калигулы. Восхождение к власти Страница 32

Четыре раба — собственность Калигулы — тащили в повозку сундук с поклажей.

— Куда прикажешь ехать, доминус? — спросил конюх.

— Не знаю… — пробормотал Гай. — В Рим?.. Нет, сначала в Неаполь.

Калигула напоследок задержал взгляд на просыпающейся вилле. Семь месяцев, с ноября по июнь, провёл он здесь. Семь месяцев сладко-горьких грёз и запретных страстей. Семь месяцев, в течение которых Калигула возомнил, что он — не такой, как все, и потому ему позволено то, что запрещено другим.

Гай презрительно оттопырил нижнюю губу и сплюнул сквозь зубы в сторону виллы. Плевок предназначался для Антонии.

Калигула ударил плетью вороного коня и поскакал по дороге, ведущей в Неаполь. Рабы, сопровождающие повозку с поклажей, едва поспевали за ним.

Неаполь встретил Калигулу беззаботной суетой. Город походил на огромный, жужжащий улей, наполненный трутнями больше, чем рабочими пчёлами. Жители Неаполя выглядели беднее римлян, но вели себя так, словно жизнь — сплошное удовольствие. Бедный ремесленник в кое-как заштопанной серой тунике частенько забрасывал иглу или сапожное шило и, со стаканом вина в руке, присаживался на пороге дома; и, довольно посапывая, грелся на солнце; и перекидывался шутками с соседями; и, добродушно жмурясь, рассматривал девушек, набирающих воду из фонтана на площади. Круглощекий мясник снимал с крюка кусок сочного мяса и небрежно бросал его в подставленную корзинку покупательницы; и шутил с нею; и выслушивал её жалобы; и, в конце концов, добавлял от себя несколько косточек — как угощение для собаки, кличку которой он непременно знал, как знал имена всех, что когда-либо покупал у него мясо. На главной площади собирались неизменные игроки в кости и шумные компании ценителей тонких вин. Благородные всадники, не столь спесивые, как в Риме, и одетые в поношенные тоги, с утра до вечера предавались основному своему занятию — исправно посещали дома друзей.

Калигула проезжал по загаженной отходами улице бедного квартала. Голова его порою касалась свежевыстиранных тог, туник и покрывал, висящих на верёвках, протянутых от одного дома к другому. Запах горелого сала доносился из открытых окон и дверей. Чумазые мальчишки без стеснения ощупывали дорогие украшения, болтающиеся на конской збруе, когда Калигула медленно проезжал мимо них. Иногда Гай доставал из мешочка, висящего на поясе, медный асс и бросал в толпу. Подростки тут же устраивали свалку, наперебой стараясь ухватить монетку. Калигула потешался, наблюдая, как они злобно колотят друг друга из-за жалкого, ничего не стоящего для пресыщенного патриция асса.

Наконец Калигула добрался до центральных кварталов города. Здесь жили граждане побогаче и познатнее — цвет Неаполя. Улицы были широкими и чисто выметенными. Под окнами некоторых особняков настелена солома — чтобы шум шагов не тревожил покой обитателей дома. Калигула безошибочно признал дворец Тиберия — величественный, роскошный, охраняемый когортой преторианцев.

Гай прищурился, выискивая Макрона среди солдат, одинаково одетых в короткие красные туники и шлемы со стриженным конским волосом. Он узнавал знакомые лица, но Макрона не видел. И лишь спустя некоторое время Калигула вспомнил: Невий Серторий Макрон уже не трибун преторианцев. После казни Элия Сеяна он стал префектом претория!

Император Тиберий находился во дворце. Когда империя требовала присутствия правителя, ему приходилось покидать остров наслаждений. В такие моменты Тиберий, с недовольным брюзжанием, перебирался в Неаполь, где его терпеливо ожидали преторы и квесторы, сенаторы и префект претория. Вот уже почти десять лет, как император избегал Рим.

Проходя мимо приёмного зала, Калигула услышал скрипучий голос деда. И, тяжело вздохнув, направился поприветствовать его.

— Это ты, Гай? — Тиберий посмотрел на внука в упор. Император сидел в удобном курульном кресле. По правую руку его стоял Макрон, облачённый в тогу с широкой красной полосой вместо привычной солдатской туники.

Тиберий одряхлел ещё больше. Руки нервно дрожали, и эта дрожь была заметнее, когда он держал в старческих ладонях свёрнутые в трубку свитки или жезл с римским орлом. Уголки губ уже не растягивались в хитрой улыбке, а жалко подрагивали и опускались вниз. А главное — глаза: всегда живые по контрасту с мятым серым лицом старика, теперь они потускнели, стали мутно безжизненными. Предательство Сеяна оказалось слишком сильным ударом для Тиберия.

— Ты приехал навестить меня? Или сбежал от Антонии, не ужившись с нею? — допытывался Тиберий, при каждом слове распространяя вокруг себя дурной запах изо рта.

— Я здесь, чтобы справиться о твоём благополучии, — осмотрительно ответил Калигула и заискивающе улыбнулся. «Куда же мне ещё ехать?» — тоскливо подумал он.

Сенаторы и римские всадники, прибывшие в Неаполь на встречу с Тиберием, отметили про себя эту жалкую улыбку. Вот юноша, у которого император извёл отца, мать и братьев. Все знают это, и Калигула тоже знает. Но он молчит, просительно улыбается и не смеет упрекать! Потому ли, что он слаб и готов на коленях молить цезаря о сохранении жизни? Или этот юноша скрывает планы мести под внешне унизительным поведением? А может он вообще глуп или безумен? Каждый из присутствующих имел свою точку зрения. Истина, как всегда, находилась где-то посередине.

Тиберий подозрительно осмотрел запылённую тунику Калигулы и усмехнулся:

— Омойся после дороги, смени одежду и возвращайся сюда. Послушаешь наши речи. Пора тебе приобщаться к делам государства.

XXXVI

Калигула вернулся в зал, наскоро омывшись и облачившись в тогу, именуемую претекста — единственный вид тоги, который позволяется надевать несовершеннолетним. На ходу Гай приглаживал пальцами влажные рыжие волосы, но они упорно не хотели ложиться наверх и мягкими волнами падали на лоб, почти достигая бровей.

Он уселся на подставленный табурет, рядом с креслом Тиберия. В задних рядах толпы послышался мимолётный ропот.

Кто-то шепнул очень тихо, чтобы слова не достигли слуха императора:

— Сколько лет Гаю Цезарю?

— Наверное, семнадцать, — неопределённо передвинул плечами собеседник спросившего.

— И он до сих пор носит подростковую претексту? Его отец в шестнадцать был объявлен совершеннолетним и получил чин квестора.

— Тише!.. — зашипели болтунам со всех сторон.

В зале снова воцарилась тишина.

Четверо сенаторов, прибывших из Рима, вышли наперёд и остановились в пяти шагах от кресла Тиберия.

— Славься, цезарь! — торжественно проговорил один из них, пожилой, но статный Гай Кассий Лонгин.

— Славьтесь и вы, отцы сенаторы, — ответил Тиберий, опершись подбородком о правую руку и пристально оглядывая строгие лица сенаторов.

— Позволь спросить у тебя, — продолжал Лонгин, — что делать с имуществом казнённого Сеяна?

— А что думают по этому поводу в Сенате? — хмуро осведомился император.

— Полагаю, что имущество покойного следует направить в императорскую казну, — вмешался полный, седоволосый Марк Юний Силан.

Тиберий удовлетворённо кивнул. Он тоже так полагал.

— Мудрость твоя не имеет границ, о цезарь! — почтительно поклонился Лонгин. — Рим пребывает в постоянной печали с тех пор, как ты покинул его. Когда же ты снова почтишь Вечный город своим присутствием?

Тиберий угрюмо сдвинул мохнатые брови и тяжело задышал.

— Ты зовёшь меня в Рим, Лонгин? — проговорил он после затянувшегося молчания. — В город, кишащий заговорщиками — соумышленниками Сеяна?! — визгливый голос императора прервался на высокой ноте. — Неужели безопасность принцепса так мало значит для сенаторов?!

Гай Кассий Лонгин смешался и испуганно прикусил язык. Его, представителя знатнейшего римского семейства Кассиев, тут же оттолкнул в сторону худородный Тогоний Галл, лишь недавно причисленный к сенаторскому сословию.

— Цезарь, жизнь твоя священна! — выкрикнул он, глядя на Тиберия тем преувеличенно ясным взглядом, которым смотрят льстецы и обманщики когда хотят, чтобы им поверили. — Мы, сенаторы, готовы заботиться о тебе, рискуя собственной жизнью. Выбери из членов Сената двадцать человек, которые с мечами в руках будут следовать за тобой и охранять твою жизнь!

Император усмехнулся, не скрывая сарказма. Он не любил льстецов. Чрезмерная лесть, переходя границы, звучит насмешкой.

— Благодарю тебя за проявленную заботу, Тогоний! — едко проговорил он. — Может, посоветуешь, кого из сенаторов выбрать для охраны моей особы?

— Кого хочешь! Мы все к твоим услугам! — не замечая иронии, воскликнул Галл и широким жестом развёл в стороны руки.

— Взять ли в охранники молодых и сильных? — насмешливо продолжал Тиберий. — Или тех, кто уже занимал почётные должности и потому заслуживает доверия? Но эти последние уже стары и слабы. С такою стражей буду ли я в безопасности?