Андрей Колганов - Йот Эр. Том 1 Страница 32

Сам кишлак стоял в окружении рощ грецкого ореха и пышных садов, где выращивали славящийся своей необыкновенной сладостью урюк, миндаль, где тутовник соседствовал с грушами и яблонями. Окрестные склоны гор были усеяны множеством родников, рядом с которыми росли высоченные старые тополя, а на окраине кишлака высилось огромное тутовое дерево. На горных склонах там и сям виднелись отары овец. Хлопковых полей вокруг самого кишлака не было, они все располагались южнее, в направлении Ферганской долины.

Разместили прибывших в помещении бывшей конюшни, что при довольно теплой погоде было вполне терпимо – крыша над головой есть, несколько перегородок имеется, чтобы ребят от девчонок отделить, и ладно. Сразу же с утра следующего дня, после завтрака, состоявшего из большой пшеничной лепешки – лакомство, о котором многие уже успели позабыть, – и большого количества подпорченных фруктов, для ташкентцев началась уборочная страда.

Тому, кто никогда не убирал хлопок, пожалуй, трудно представить себе, что это такое. Экипировка сборщика – фартук, на нем подвешен мешок, а за плечами – корзина. Собранный мешок перекочевывает в корзину. Когда и она наполняется, надо отнести ее в огромную кучу на краю поля.

Сентябрьское солнце палит нещадно, пот заливает глаза и струйками стекает по спине, которую уже ломит от усталости. Руки исколоты острыми кончиками хлопковых коробочек и уже не чувствуют ничего, кроме боли, а ноги отказываются повиноваться…

Но вот и перерыв на обед. Впрочем, какой там обед! Пиршество! Для изголодавшихся городских школьников наваристый суп-шурпа или плов с бараниной представляли собой предел мечтаний о сытной пище. Полчаса на отдых – и снова в путь вдоль хлопковых грядок, путь, кажущийся бесконечным…

Через несколько дней Нина, не сдержав любопытство, спросила у сопровождавшей их учительницы:

– Это мне одной только так кажется или так оно есть?

– Что же именно? – уточнила учительница.

– Вроде, и кормят нас тут хорошо, и работа организована правильно, а все время такое впечатление, что смотрят на нас как-то неприветливо, – пояснила девочка.

– Верно! – подхватил кто-то из русских девчонок. – Большинство просто равнодушно смотрит, а некоторые вдруг зыркнут так, что страшно становится.

– Да, хмурые они тут, все исподлобья глядят, – разом загалдели несколько мальчишек.

Узбекский парень по имени Маджид поднял руку ладонью вперед, не пытаясь перекричать возникший гомон.

– Ты что-то сказать хотел? – учительница взмахам руки пыталась унять шум.

Дождавшись, когда стало немного потише, Маджид степенно сказал:

– Я так думаю. Нас тут узбеков много. А село – таджики. Узбекских семей всего несколько. Может, они узбеков не очень любят?

Снова зашумели, заспорили, но другого объяснения не нашли. У таджиков с узбеками серьезных конфликтов, вроде, не наблюдалось. Однако, что греха таить, среди узбеков было широко распространено мнение, что таджики – это отсталый народ. Таджикам это, естественно, нравиться не могло. Но оказалось, что все гораздо серьезнее…

8. Фронт

Пока Нина работала на уборке хлопка, военная страда ее отца шла своим чередом. 791-я стрелковая дивизия, пройдя в марте 1942 года проверку комиссии Военного совета САВО, была переброшена железной дорогой до Красноводска, а затем морем – до Баку, откуда машинами и пешим маршем выдвинулась на Северный Кавказ. Яков, получив две майорские шпалы в петлицы, был назначен командиром стрелкового полка, и ему первому из полковых командиров поставили задачу прямо в штабе корпуса, в который была включена дивизия.

Стояла ночь, лил проливной дождь, превративший дороги в предгорьях в грязевое месиво, и настроение в штабной палатке было отнюдь не бодрым. Но не только из-за дождя.

Начальник штаба, грузный и широкоплечий, с красными от недосыпания глазами, водя карандашом по карте, освещенной скупым светом коптилки, сделанной из снарядной гильзы, пояснял:

– Обстановка на данный момент такова: 454-й стрелковый полк подвергся внезапному удару противника и без приказа отошел с занимаемых позиций. Местонахождение командира полка и штаба неизвестно, связи с ними на данный момент нет. Отошедшие подразделения приводят себя в порядок рядом с расположением штаба корпуса. Командарм требует немедленно восстановить положение, ибо прорыв на этом участке угрожает нарушить устойчивость обороны всего корпуса. Чтобы выполнить его приказ, вам, – он поднял голову и посмотрел усталым взглядом на майора Речницкого, – надлежит с вверенным полком совершить в течение ночи марш и выбить противника с захваченных им позиций 454-го полка. Задача ясна?

– Никак нет, товарищ начштаба, – ответил Яков Францевич. – Мой полк состоит из наскоро обученных новобранцев, в основном узбеков и таджиков. Под таким дождем они сорокакилометровый марш от места расположения совершить не смогут, сотрут ноги и до места назначения большинство не дойдет. А кто и дойдет, будет небоеспособен.

– Вы что же, отказываетесь выполнять боевой приказ? – начштаба корпуса сердито свел брови, а голос его, казалось, сотряс промокшие стенки большой палатки. Однако во взгляде его, брошенном на строптивого майора, читалась не только злость на подчиненного, не желающего по первому слову идти в бой, но и некоторая толика любопытства. Нечасто ему осмеливались возражать командиры с такой разницей в звании и должности.

– Не отказываюсь! – отпарировал Яков. – Дайте мне обстрелянных бойцов, хотя бы тех, что с позиций отошли, и я берусь с ними восстановить положение. Тогда и посмотрим, выполнил я боевой приказ или не выполнил. А мои – точно говорю – пока не справятся.

– Ну, смотри, майор! – угрожающе произнес начштаба. – Головой ответишь!

– Разрешите выполнять?

Плечистый командир с давно упраздненными комбриговскими петлицами («Аттестацию не прошел», – мелькнула мысль у Речницкого) только махнул рукой, а потом, спохватившись, бросил вслед:

– Возьмешь еще взвод автоматчиков с охраны штаба корпуса, а пулеметную роту все-таки из своего полка бери. Больше мне тебе дать нечего. Артиллерия без снарядов, дороги раскисли, и когда подвезут… – он опять махнул рукой. Чем-то ему понравился этот подтянутый майор, так упрямо не желавший бросать на убой своих необстрелянных бойцов. «Ишь, сапоги у него до блеска надраены! Это при такой грязюке-то!» – мелькнула мысль где-то на самом краешке сознания.

Бой был страшный, но немцы, похоже, не ждали ответного удара. Одержав накануне сравнительно легкую победу, закрепляться в захваченных окопах не стали. Выполняя приказ командования, они стремились продвинуться как можно дальше в расположение русских, порядочно оторвавшись от других частей вермахта. Вероятно, именно вчерашний успех сыграл с ними злую шутку – расслабляться на войне нельзя. Неожиданное столкновение с красноармейцами в предрассветных сумерках превратилось во встречный бой, вскоре переросший в ожесточенную рукопашную схватку.

Наши бойцы, жаждавшие доказать, что вчерашнее бегство было нелепой случайностью, обозленные гибелью своих товарищей и потерей командира, дрались отчаянно смело, невзирая на смерть, смотрящую в лицо, и немцы сначала дрогнули, а потом побежали. В окопах они тоже задержаться не сумели, на волне успеха красноармейцы их вышибли оттуда, переколов штыками всех, кто не успел убежать. Кое-кто даже порывался захватить немецкие окопы, но Яков на авантюру не пошел, тут же расставив по позициям подошедшую пулеметную роту, которой вскоре пришлось крепко потрудиться, отбивая атаки немцев. Но у них, по всему видно, особых резервов за спиной не оказалось, и в отбитых траншеях удалось закрепиться. Речницкий выполнил приказ, что дало возможность корпусному начальству отчитаться пусть о небольшой, но все-таки о победе, такой редкой в те дни.

– Да, товарищ командарм, – кричал в телефонную трубку командир корпуса, стараясь перекричать разрывы снарядов, которыми посыпали наше расположение немцы, обозленные неудачей, – знамя полка не утеряно. Мы не только восстановили положение, но и практически полностью уничтожили прорвавшуюся часть противника, трофеи подсчитываем, правда, пленных всего двое – наши ребята в штыковой удержу не знают, – с некоторой даже ноткой самодовольства закончил он свой доклад.

В штабе фронта кто-то достаточно разумный смекнул, что не годится только что прибывшую необстрелянную дивизию бросать на передовую, и 791-ю стрелковую еще два месяца натаскивали в тылу. В свой первый бой она вступила только в июле.

Затем снова были бои, постепенный отход к Главному Кавказскому хребту, схватки на горных склонах, в долинах и ущельях. Со своим полком майор расстался – его перевели в штаб дивизии, начальником разведотдела. И вот теперь немцы, прижав дивизию к горам, рассекли ее на несколько частей, вышли в расположение штаба, и Яков Францевич с частью штабных работников вынужден был отступить по какой-то тропе, вившейся по склону ущелья, в высокогорье.