Кристиан Камерон - Тиран Страница 33

— Или харчевню?

— Ты меня понял. Не отходи далеко и не рискуй: не заблудись. Мы не двинемся, пока не вернется Ателий, а тогда поедем вверх по течению. Возьми с собой Клио.

Филокл подозвал парня, и они вдвоем исчезли за белой завесой. Кинию показалось, что снег поредел: они были ему видны на расстоянии в несколько корпусов лошади.

Эвмен прижал свою лошадь к кобыле Киния.

— Мы заблудились? — спросил он. У нас неприятности?

— Ненадолго, — ответил Киний и снова закашлялся. — Я намерен собрать всех и отыскать укрытие. Нам может быть холодно… — Он потерял способность говорить, надолго закашлявшись, но почувствовал себя лучше. Выплюнул мокроту и с облегчением увидел, что в ней нет крови. Я принес тебе жертву, повелитель болезней. Я оказал помощь во время гонки в твою честь, Аполлон. Но он подумал, что, занятый другими делами, не принес жертву. «Белую овцу на твой алтарь, когда вернемся», — поклялся он. И снова закашлялся.

Эвмен наблюдал за ним, тревожно морща лоб под бронзой шлема. Киний заставил себя сесть прямо.

— Как отряд должен двигаться в ненастье? — спросил он.

— Хм… — замялся Эвмен.

Киний осмотрелся. Снег шел реже, но парни жались друг к другу, побледнев, плотно сжимая губы. Очевидно, на грани паники.

— Выбираешь веху, которую можно видеть, и движешься к ней. Потом выбираешь другую веху и идешь к ней. Медленно, зато не заблудишься. Если видимость плохая и вех не видно, останавливаешься и ждешь, пока погода не улучшится.

Кир, тот, что лучше других метал копья, сказал:

— Я замерз.

Он сказал это негромко, но в его словах звучала тревога, а на щеках горели красные пятна.

Киний понимал, что вплотную подошел к истинным трудностям, но он уже сделал трудный выбор — оставаться на месте до возвращения скифа — и будет его держаться.

— Придвинься поближе к Аяксу. Клянусь Аресом, молодые люди, научитесь больше любить друг друга! Аякс особенно элегантен — никто не возражает против того, чтобы прижаться к нему?

Молодые люди посмотрели на Аякса, некоторые усмехнулись, и Киний почувствовал легкий спад напряжения.

— Кому было холодно прошлой ночью? Всем? Учитесь быть товарищами. Сегодня создайте группы: есть и спать вместе, как спартанцы. Это действует. Не красней, Кир. Никто не покушается на твою добродетель. Чересчур холодно.

Он сдерживал кашель, пытаясь приструнить их, прежде чем сам начнет представление, но першение оказалось сильнее. Снег в воздухе словно вызывал кашель.

Киний старался сидеть прямо и кашлять в руку. Этот приступ был короче, но тяжелее, словно кашель шел из самой глубины груди. У Киния задрожали руки.

Над плечом Эвмена показалась красная накидка Ателия.

— Они для меня! — крикнул скиф. — Хорошие мальчики, на землю с лошадей, ждать. Никаких хлопот мне, да?

— Ну что ж, — кха-кха-кха! — молодец.

Успех Ателия дает им надежду. На самом деле он все меняет. Жаль, подумал Киний, голова такая тяжелая.

— На север по берегу реки. Искать Филокла. Понятно?

— Конечно. Будь по-твоему. Эй, Киний, ты к Бакка? — спросил Ателий.

— Что? — спросил Киний. Скиф все чаще использовал варварские слова, будто близость к этим людям освобождала его речь от оков греческого. — Что такое бакка?

Ателий покачал головой.

— Бакка скоро! — сказал он, помахал рукой и двинулся вперед. Те двое, кого он выбрал, последовали за ним, и Киний похвалил их. Они серьезно отнеслись к роли лазутчиков. Ему это понравилось.

Не понравилось то, что он как будто отчуждается от происходящего. У него лихорадка — такое уже было при осаде Газы, он узнал признаки. Он продержится еще с час или около того, но потом не сможет командовать.

— Аякс! — крикнул он приказным тоном.

Аякс подъехал сбоку, вернее, попытался подъехать. Снег — он уже глубоким слоем покрывал землю — летел из-под копыт его лошади.

— Господин!

Аякс отдал самое настоящее воинское приветствие. Если выживем, из него полупится хороший воин.

Киний наклонился к нему.

— Я болен, — сказал он тихо. Голос сел, нос заложен. — Болен, и мне становится хуже. Если я не смогу распоряжаться, заздавь эдих парней двигаться, пока не встредиде Филокла или саков. Понял беня?

Гермес, он гнусавит так, словно ему семьдесят.

— Да, господин, — кивнул Аякс.

Киний пустил лошадь легким галопом, и она поскакала к голове колонны. Позади Аякс приказал:

— Строем по двое. Мы не охотники!

Кинию хотелось улыбнуться, но он чувствовал себя все хуже.

Час спустя он еще контролировал себя и группу, но едва-едва. Дважды он погружался не в сон, а в какое-то забытье. И оба раза, приходя в себя, видел впереди красную скифскую накидку.

Снег почти прекратился, но потом повалил с новой силой, и Киний начал опасаться, что они в этом снегу могли проехать мимо Филокла и Клио. Его клонило в сон, и он знал, что это нехорошо. За ним Аякс продолжал дергать своих подопечных, требуя, чтобы те сели прямо и перестали шмыгать носами — бесконечный поток мелких придирок, которые в других обстоятельствах показались бы нелепыми.

Кашель становился все сильнее; после каждого приступа это казалось невозможным — до следующего приступа.

А потом с ними оказались Филокл и мальчик — Клио. Этот сидел прямо.

— …расчистил землю поддеревьями, — говорил Филокл. Нос его был красен, как вино.

— Я развел костер! — сказал Клио. — Сам!

— Молодчина, парень. Хорошо. — Кашель. — Сколько до него?

— С полстадия. Ателий приставил к костру двух парней.

— Иди. Одведи барней в укрытие. — Он высморкался и закашлялся. — Две палатки: в одной рабы, во второй конники. Бусть рабы годовяд еду. Горячее питье — ну, ты знаешь.

— Я ведь спартанец, — сказал Филокл. — Мне приходилось попадать в буран. Ты выглядишь так, словно тебя пронзил стрелой Аполлон. Гермес приказывает отнести тебя к огню. Аид, да ты весь горишь!

Вид Филокла подействовал на Киния успешнее любого снадобья. Он почувствовал себя лучше: сел, стряхнул снег с султана на шлеме и повел колонну к лагерю. Перед спуском он остановил их и приказал выстроиться в ряд, лошадь к лошади.

— Слушайте меня! Вы вели себя как воины. Было опасно, но мы одолели опасность. — Он высморкался, вытер пальцы о ляжки, снова закашлялся и выпрямился. — Но это еще не все. Собирайте дрова. Мне нужна груда дров величиной с дом. Не перепоручайте это рабам: от этого зависит не только их жизнь, но и ваша. Лошадей растереть и накрыть попонами. — Он снова закашлялся. Они сидели неподвижно, как изваяния: либо за день привыкли к послушанию, либо слишком замерзли, чтобы шевелиться. — Арни: рабам греть воду и готовить еду. Пусть сначала согреются. Господа — за работу.

Никто не протестовал. Никто не пошел к костру. Сразу начали собирать дрова — вначале мелкие заснеженные ветви, но Аякс и Филокл возглавили сборщиков, и внезапно началось соревнование, подвиг, достойный Ахилла; молодые люди боролись за то, чтобы собрать больше дров, несли плавник с берега, упавшие ветки — из рощи у излучины реки. Даже Кинию, который не вполне владел телом, захотелось участвовать.

Но вот он пьет из горячего бронзового кувшина, и тот жжет ему ладони, а подогретое вино жжет горло. Руки у него ярко-красные. Остальные собрались у костра — огромного костра, размером с дом. Их плащи от жара сразу высохли.

А потом Киний, продолжая кашлять, оказался в палатке.

Ему жарко, вокруг него языками пламени собираются духи мертвых: Аристофан, который, получив стрелу в живот у Евфрата, вскрикнул — и умер, раздувает огонь, и пламя клубится саваном вокруг его головы. Перс… неожиданно Киний узнает в нем человека, которого убил, — у него нет лица, только кости, но его руки делают точные, ясные знаки, а потом…

Ему холодно, тела мертвецов застыли. У Аминты лед на бороде и щеках; когда он улыбается, на щеках появляются мелкие трещинки, как морщинки возле глаз матроны.

«Я не думал, что ты умер».

У Аминты нет глаз, нет голоса, и он не отвечает.

Руки Артемиды холодны, как глина, и покрыты чем-то влажным (его мужественность увядает от ее прикосновения), а ее глаза блестят — на ресницах иней, в шее кинжал, и он отшатывается…

Луна над полем битвы при Гавгамелах встает, как обвиняющая богиня; он один идет среди мертвых. Они лежат жалкими кучками там, где их теснили при отступлении македонцы, и длинными рядами, где они погибали, если не хотели уходить. Он думает: «Это явь», — потому что сам был в этом лунном свете, но тут мертвецы начинают шевелиться, как замерзшие, которые долго не могли уснуть и спали на холодной земле; один ищет что-то на земле у своих ног, это его внутренности, другой держится за спину и стонет — но не слышно ни звука, только льется поток черной желчи…