Алексей Соловьев - Обет мести. Ратник Михаила Святого Страница 33

Иван был поставлен вместе с другими двумя пленными пасти табун пригнанных и здешних лошадей. Ховрул уже явно выделил людей для последующей продажи и перевел их на отдельный котел, в котором помимо крупы нет-нет, да и оказывались бараньи потроха, очищенные кости. За два месяца парень отмылся, окреп, несколько заглушил постоянное чувство голода. Хозяин частенько довольно посматривал на живой товар, прицокивая языком:

– Кушай, кушай! Ховрул добрый, Ховрул щедрый! Ховрул тибе жирный сиделает. Не будем Сарай кочевать, прямо в Кафу скоро поедем. В Кафе цена будет вище! За такой крепкий урус моя много получит. Кушай, Ванья, кушай. Скоро целый баран вам забить прикажу.

Но действительно зарезанный и скормленный пленным баран означал лишь начало нового витка неизвестности. Ховрул посадил полтора десятка пленных в большую крытую арбу, взял с собою в качестве охраны трех сыновей, запряг откормленных быков и отправился вниз по Дону. Его конечной целью была генуэзская колония Кафа, славящаяся своими рынками и расположенная в неведомом русичам Крыму. Кормили сытно, работой не изнуряли: хозяин явно заботился о внешнем виде своего будущего товара.

Пленные вновь насупились, сделались неразговорчивыми и хмурыми. Если из Орды еще существовала хоть и призрачная, но возможность вернуться в родные северные леса, увидеть милые сердцу избы и лица, то Кафа перечеркивала все. Ибо оттуда путь вел еще дальше к югу, за моря, которые обратно уже не переплыть…

Когда у человека не остается никакой земной надежды, он поневоле обращается к небесной – Богу. И христианин, и мусульманин, и буддист. Не миновала чаша сия и Ивана. Пожалуй, так страстно, как он взывал к небу, он молился лишь раз в своей жизни: в сельской церквушке, когда приносил обет разделаться с убийцами брата. Теперь же, последние два месяца, воин молился часто и истово. Однажды, когда они лежали ночью у затухающего костра, он прочитал «Богородицу» сорок раз, и вдруг показалось, что воздух рядом заструился и рядом с арбой из ниоткуда появилась красивая молодая женщина. Светом и теплом дохнуло от нее. Она пристально глянула на Ивана, улыбнулась и растаяла во мраке вновь.

Ошеломленный пленник несколько минут молчал. Потом толкнул локтем безучастно глядящего в звездное небо соседа:

– Слышь, Стёпка! Ты видел?

– Чего?

– Только что Богородица нам явилась!

Степан презрительно хмыкнул:

– Говорили тебе: накрывай днем голову! Напекло, поди. Так и до удара недалеко. Откуда она тут возьмется, в краю нехристей поганых?

– Да была она, была!! Вот как тебя видел!

Ховрул уловил часть разговора.

– Степь горячий, воздух туда-сюда ходи, мираж делай. Степка прав, голова закрывай нада. Ты мне здоровый нужен, Иван!

До самого утра не мог понять тверич, привиделось ли ему или чудо действительно состоялось. Но в душе все сильнее крепла вера, что в его судьбе вскоре неминуемо произойдет поворот к лучшему. Так и случилось!

На следующий вечер они остановились в заросшей сочной травой балке, распрягли быков, расседлали лошадей. Ивана отправили собирать для костра сухой кизяк, траву, бурьян.

Он сделал две ходки и вновь удалился от стана, посматривая по сторонам. На дороге показался небольшой отряд конных, идущий хорошей рысью под бунчуком на длинном древке. Ехал явно не простой кочевник. На всякий случай пленник чуть отошел в сторону.

Его зоркие глаза уже начали видеть черты людей. Внимание привлек ехавший в числе первых молодой татарин в легкой дорожной кольчуге, отделанной золотом и серебром. Что-то знакомое увиделось в этих безбородых скулах, широкой довольной улыбке, орлином носе. Еще пятьдесят метров… И тут Иван узнал!!! Это же был Торгул, молодой хан Торгул, что ходил с Камилем в русские земли! Тот самый человек, что пытался переманить лихого рубаку к себе на службу и который на прощание преподнес в качестве кровавого дара голову не желавшего подчиниться ханской воле нойона. Но ведь Торгул – это не Ховрул! Он воин до мозга костей и знает цену стоявшего сейчас с сухими навозными лепешками в руках ратника! Он уж точно не потащит Ивана на невольничий рынок! Может быть, это и есть тот подарок судьбы, что приготовила ему Богородица?!

Отшвырнув кизяк далеко в сторону, Иван опрометью бросился к отряду:

– Торгу-у-ул!! Хан Торгу-ул!! Эй, вы, стойте! Это я, Иван! Узнаешь меня, хан?!

Странное поведение русича не могло не привлечь внимания как проезжающих, так и его временного хозяина. Ховрул с сыном схватили сабли и бросились к нечестивцу-тверичу. А от конного отряда отделились несколько верховых и взяли наглеца в кольцо.

Хан неторопливо подъехал и уставился на Ивана.

– Откуда ты меня знаешь? Кто ты такой?

– Ванька я, тверской дружинник! Зубцов помнишь? Камиля помнишь? Я с ним дрался тогда, а после ты меня еще к себе служить позвал, помнишь? Ванька я, Ванька Федоров, двумя руками биться могу!

Забыв про всякую осторожность, тверич замахал обеими руками, изображая своеобразный танец с саблями. Нукеры насторожились, двое обнажили сабли, но хан повелительным жестом поднял руку вверх.

– Иван?.. – явно припоминая, произнес он. – А-а-а, Михайлов посыльный! Письмо бедному Камилю, да? Дайте ему две сабли! Нури, проверь, что может этот русич! Не убивать!

Рослый нукер, на голову превосходящий Ивана, лениво слез с коня и снял с торок щит. Тверич же жадно схватил рукояти брошенных ему сабель и вновь почувствовал себя свободным. В неописуемом восторге он несколько раз рассек воздух над головой, словно проверяя, слушаются ли его руки. Парень даже не заметил, как трое на всякий случай вложили стрелы в луки.

Подбежавший Ховрул, узрев ханский бунчук, конским длинным волосом реявший над всадником, словно подрезанный пал на колени. Сын немедленно последовал за отцом, коснувшись лбом земли.

– О, великий… – начал было хозяин Ивана, но Торгул нетерпеливым жестом ладони заставил кочевника замолчать. Его внимание уже было приковано к двум изготовившимся к поединку противникам.

Громадный Нури как-то снисходительно сделал первый выпад и едва успел прикрыться щитом, отражая ответный удар лишь слегка отшагнувшего в сторону русича. А дальше завертелось!..

Со стороны казалось, что бились насмерть. А впрочем, так оно могло и быть! Иван вновь стал самим собой, забыв про месяцы унижения и позора. Пасть в честном бою было гораздо лучше того, что ожидало впереди. Нури же, поняв, что перед ним не зеленый юнец, пустил в ход все свое умение багатура, но достать острием юркого и удивительного поединщика никак не мог.

Развязка наступила через минуту. Татарин, прикрывшись щитом, на какой-то миг потерял из виду левую руку Ивана. И тот хорошо поставленным приемом закрутил своим лезвием чужое, вырывая саблю из рук гиганта. Отлетев на добрый десяток шагов, она вонзилась в землю, упруго покачиваясь из стороны в сторону.

Вздох удивления одновременно вырвался у всех зрителей. Нури отскочил назад, протянул руку, требуя нового оружия. Но тотчас осекся после короткой фразы Торгула.

По его знаку двое подбежали к победителю и одновременно отобрали у него сабли. Хан тронул коня и вплотную подъехал к тяжело дышавшему тверичу.

– Теперь вижу, что это действительно ты. Почему здесь? Почему в таком виде?

Иван без слов глазами указал на Ховрула. Легкая усмешка легла на губы знатного татарина. Он что-то спросил кочевника, тот угодливо ответил. Еще несколько фраз. И без перевода было ясно, что шел торг, причем Ховрул явно робко вел свою линию. Торгул хлопнул в ладони, к нему подвели коня с вьюками. Несколько серебряных монет полетели в траву. Поднимая их, Ховрул одарил Ивана таким бешеным взглядом, что тверич невольно сжал кулаки. Да, столь понравившийся татарину на зимней дороге всадник в конечном итоге ожидаемой выручки так и не принес! Но изменить что-то было уже не в силах жадного нукера.

Новая фраза на незнакомом языке. Те двое, что обезоруживали Ивана, быстро и ловко связали ему запястья сыромятным ремешком. Подвели свободного коня, посадили в седло. Отряд тронулся, увозя русича в сторону, обратную той, по которой он ехал еще сегодня.

Глава 24

Остановились на ночлег затемно. На следующий день достигли стойбища хана Торгула. Оно состояло из десятка шатров, меж которых горели костры, сидели или бродили мужчины и женщины. Запах вареной баранины и плова разносился далеко по степи. Иван невольно сглотнул набежавшую слюну.

Далее началось непонятное. Ему помогли сойти с коня, не развязывая рук. Подвели к одному из шатров, усадили на землю. И надолго словно забыли…

Затем откуда ни возьмись появились дюжие мужчины. Завалив русича, ему развязали запястья и споро забили шею и руки в разъемную тяжелую дубовую колоду. Пинками заставили встать и отвели в маленькую вежу из ивовых прутьев, обтянутую лошадиными кожами. Грубо втолкнули в нее и ушли, ничего не сказав ошалевшему от боли, тяжести на плечах и непонимания причины столь явной ханской немилости человеку.