Иван Ботвинник - Скиф Страница 33

Молчавший до сих пор ковровщик направился к занавеске.

— Дружок Абис, мой товар вновь покупают. А как твоя торговля ржавыми ножами? Уплатил ли тебе беглый раб за великолепный панцирь?

— Сосед! — Айли кинулась к нему. — Ты ел в нашем доме…

Башмачник преградил ей дорогу. Оба устремились на женскую половину. Айли в ужасе поспешила за ними. Бупал уперся руками в стену, отрезая девушке путь к отступлению.

— Дяде придется туго, но ведь эти люди могли наклеветать. Я сам едва не пал жертвой клеветы…

Шефике молчала.

— Пусти ребенка! — Абис на костылях встал у сломанного горна. — Где это видано, чтобы гости беседовали с женщинами, пока хозяин спит?

Бупал обернулся.

— А, придворный оружейник рабьего царя!

— Пусти ребенка! — Абис, преодолевая боль, сделал шаг в замахнулся костылем.

— Дядя! — Шефике рванулась к нему. — Скажи, что это ложь! Эмилий Мунд помнит моего отца. Он не даст нас в обиду.

— Я твой отец, девочка. — Абис провел рукой по ее лицу. — Я взлелеял тебя, и не надо нам волчьей милости! Сестра, приготовь кувшин с водой и сумку с сухарями. Меня уводят в тюрьму.

Бупал осуждающе вздохнул:

— Эмилий Мунд пощадит даже мятежника для такой красотки, а потом отдаст тебя своим легионерам. А я… — он сделал паузу, — я женился бы…

— Шефике! — Абис угрожающе повысил голос.

— Я пойду с тобой, дядя. — Девушка взяла из рук матери налитый водой кувшин и сумку с припасами. — Пусть и меня судят.

Айли метнулась в ноги Бупалу.

— Замолчи, женщина! Прокляну! — Абис поднял руку. — Пошли, Шефике!

К вечеру еще два обезглавленных тела были пригвождены к городской стене…

XI

Ставка царя гелиотов была осаждена. Римские саперы перерезали водные жилы, колодцы быстро пересыхали. Началась жажда. Аридем установил рацион: в день кружка воды и горсть муки на воина. Гелиоты держались стойко, но силы их заметно истощались.

Аридем утолял жажду через день. Он тщательно скрывал свои страдания. Однажды он поймал Филиппа около своей тыквы.

— Что ты там трогаешь?

— Смотрел, не течет ли, — Филипп отвел глаза.

— Дай сюда, — Аридем взял тыкву и посмотрел на свет уровень воды. — Зачем ты отрываешь от себя?

— Тебе показалось, государь…

— Мне не показалось. — Вождь гелиотов грустно улыбнулся. — Каждая капля на учете, а в моей тыкве, как в добром колодце, — пью и не убывает. Это не годится. Ты слабей меня.

Филипп облизал пересохшие губы.

— Но твоя жизнь дороже. Я только кажусь слабым.

— Больше не делай так, — приказал Аридем.

Филипп обиженно вздохнул.

Вошел Тирезий и с тревогой доложил — его люди подсмотрели: стоя на карауле, воины Ютурна подпускают римлян к самому валу, а те на копьях протягивают им кувшины о водой и большие караваи хлеба.

— Не лепешки — римский круглый хлеб, — озабоченно прибавил Тирезий.

Аридем призвал Ютурна. Тот не стал оправдываться.

— А что?! — огрызнулся самнит. — Запретишь человеку с братом поделиться?! У одного там сын его сестры, у другого двоюродный брат. Людям жаль своих.

— И ты брал от врага? — Аридем пристально посмотрел в синие глаза самнита.

— Я не брал. На мне месть. Иначе зачем я тут? Пока не отомщу за отца, мне не знать покоя!

— Нужно внушить воинам, — веско проговорил Аридем, — такие родственные отношения — измена.

Тирезий с силой вонзил посох в землю.

— Или они италики, или гелиоты!

Ютурн вызывающе пожал плечами.

Через несколько дней он настойчиво стал просить разрешения на вылазку. С горсткой смелых он пробьется к реке. За ними хлынет вся масса гелиотов, войско будет спасено от жажды. Аридем не разрешил.

— Это безумие! Один выход — упорный труд, оборона и подкоп.

— Но, государь, этого долго ждать.

— Я больше полувека ждал! — Тирезий встал, тяжело опираясь на искалеченную ногу. — И я дождусь. Мои люди день и ночь роют. Выведем подкоп в камыши и незаметно дли врага поодиночке покинем стан и по реке достигнем Киликии.

— Бред труса! — Ютурн зло блеснул глазами. — Молю, государь, разреши вылазку. В римских легионах убийцы моего отца.

— Нет! Учись быть мужем.

Ютурн снова выбежал из шатра. Филипп нашел его у костра италиков. Все земляки Ютурна были согласны: ни люди, ни боги не могут отнять у сына право мести за мученически умерщвленного отца. Это еще больше разожгло Ютурна. Он взял от костра щепотку остывшего пепла и посыпал свою кудрявую голову.

На рассвете отряд италиков по веревочным лестницам бесшумно спустился с крепостного вала. Спросонок римляне на защищались. Ютурн и его друзья уже пробивались к палаткам, когда тревога охватила вдруг весь римский лагерь. Легионеры вырастали прямо из-под земли, выскакивали из-за бугров, били в лоб, разили в спину. Светало. Гелиоты с ужасом и жалостью следили за избиением своих товарищей.

— Я предчувствовал, — с горечью произнес Тирезий, — они погубят нас.

На крепостном валу появился Аридем.

— Разреши помочь, государь! — попросил Филипп. — Может, еще спасем.

Аридем безмолвно наклонил голову.

Сирийцы скатывались с вала и бросались в гущу боя. Римляне дрогнули. Ютурн со своими италиками уже пробивался к гелиотам. Но наперерез ему пошла новая когорта врагов — мамертинцы, отборные воины римского резерва. Издав громовый призывный клич, Ютурн бросился на стену легионеров — и тут же повис на десятках вражьих копий.

Италики побросали оружие.

Уцелевшие гелиоты сбегались к валу. Потери были велики. Аридем вернулся в шатер. Он не хотел никого видеть. Филипп поднес ему воды. Он отстранил чашу.

— Ты верен мне, но тебе незачем погибать. Я уже говорил: ты всегда можешь сдаться. Твои скифы — воины Митридата, законная воюющая сторона, а мы — мятежники. Нас ждет распятье. Подумай об этом.

— Царь…

— Я не царь. Я беглый раб. — Аридем горько усмехнулся. — Теперь ты знаешь, кто я. Спасайся!

Филипп порывисто обнял его.

— Я знал, я догадывался… Но пусть не царь, ты — больше, ты — друг бедных, отверженных. Я не покину тебя!

Аридем крепко сжал ему руки.

— Простимся, друг. Больше мы не встретимся. Смерть в бою или позорное, мучительное умирание на кресте ожидают нас.

XII

Сервилий прислал парламентеров. К римлянину вышел Филипп Агенорид.

— Аристоник Третий не ведет переговоры с поработителями его родины. Наследнику славных царей Пергама не о чем говорить с тобой.

Римлянин, сухой и надменный, опираясь на меч, вызывающе разглядывал похудевшее лицо понтийского легата — скулы Филиппа заострились, и сейчас он больше, чем когда-либо, походил на скифа.

— Аристонику Третьему, наследнику славных царей Пергама, может быть, и не о чем говорить со мной, — медленно произнес римлянин. — Но тебе, Филиппу, внуку скифского царя Гиксия, есть что и сказать, и выслушать. Публий Сервилий обещает, что с воинами Митридата будет поступлено по закону войны: за них внесут выкуп, и их отпустят. Взвесь, царевич, сказанное мной и дай до вечера ответ.

Римлянин замолчал.

— Не надо ждать вечера. — Стараясь говорить как можно спокойней и учтивей, Филипп поблагодарил за честь, но принять условия римлян отказался. — Скифы до конца разделят судьбу своего друга царя Аристоника Третьего и его воинов…

Посланец Сервилия насмешливо улыбнулся.

Парламентер еще не успел вернуться в свой лагерь — римляне пошли на приступ. Ослабевшие от голода и жажды воины Аристоника Третьего не могли сдержать их натиск.

Вскоре бой кипел уже в глубине стана. Аридем с горсткой сирийцев защищал знамя. Тирезий распорядился поджечь царский шатер, чтоб святыня гелиотов не досталась врагу. Взвился столб пламени. Аридем на мгновение оглянулся: «Погребальный костер…» — и ринулся в последнюю атаку. Он вступил в единоборство с римским центурионом. Центурион, здоровый, упитанный, легко выбил меч из исхудалых рук Пергамца. Аридем выхватил кинжал, но римлянин сбоку молниеносным ударом рубанул мечом по шлему царя.

Однако добротное изделие антиохских мастеров не поддалось. Меч, скользнув по металлу, врезался в лицо. Обливаясь кровью, Аридем рухнул.

Он был еще жив. Придерживая рукой разрубленную челюсть, пополз, стремясь уйти в пламя. Но легионеры подхватили живой трофей. Анастазия щедро наградит их. Гелиотов, даже рядовых, старались не убивать. Наваливались толпами на одиночек и вязали. Смерть в бою не для мятежника! Пленников берегли для казни.

XIII

Анастазия повелела придворному эскулапу: вожак бунтовщиков Аридем должен дожить до суда и казни.

Осмотрев больного, врач доложил, что, к прискорбию, наука бессильна. Он берется сохранить жизнь пленника еще на несколько дней, однако не в состоянии вернуть больному разум и речь: рассечено все лицо, вытек глаз и, по-видимому, поврежден мозг… Больной издает стоны, но не понимает обращенных к нему слов.