Зигфрид Обермайер - Калигула Страница 34

С тех пор как Калигула перестал скрывать, что Друзилла делит с ним ложе, друзья выражали Лонгину свое сочувствие, сожалея, что Фортуна послала ему такую жену. Теперь он освободился от нее и считал свою честь восстановленной. Но не у всех было такое болезненное самолюбие.

Эмилий Лепид, давно известный как друг императора, чувствовал себя польщенным сверх меры, когда Калигула сообщил ему о своем намерении женить его на своей сестре Друзилле, строжайше запретив к ней прикасаться.

Ровесник Калигулы, Эмилий был известен как человек сладострастный и циничный, но в нем горел скрытый огонь тщеславия, который не позволял ему долгое время довольствоваться положением всего лишь друга императора. Происходил он из древнего патрицианского рода, среди представителей которого были и полководцы, и консулы, и сенаторы.

«Мысли не знают преграды, — думал Лепид. — Предположим, что Калигулу по какой-либо причине свергнут. Кто тогда станет его преемником? Возможно, Тиберий Цезарь, ведь наследство Тиберия-старшего досталось им поровну. Но у молодого человека нет к этому никаких склонностей, к тому же он еще слишком юн. Клавдий Цезарь, хромой заикающийся старик? Немыслимо! Остались еще сестры и их мужья. Супруг Агриппины Агенобарб, пьяница и распутник, не в счет. Муж Ливиллы, мягкий и любезный Виниций, не обладает ни честолюбием, ни другими необходимыми для высокой должности качествами. Значит, выбор может пасть только на него, на Марка Эмилия Лепида, предки которого имели столько блестящих заслуг. Брак с любимой сестрой императора тем более повышает его шансы на трон».

Корнелий Сабин пережил все взлеты и падения, приходящиеся на долю влюбленных. Приветливое слово Елены, подаренный поцелуй возносили его к облакам, а несостоявшаяся встреча или недовольное лицо причиняли танталовы муки.

Елена не давала ясно понять, любит ли она Сабина; иногда ему казалось, что она к нему равнодушна, и тогда любого неодобрительного слова, недовольного взгляда или вздоха разочарования было достаточно, чтобы погрузить его в состояние глубокой тоски.

Как и обещал, Сабин представил Елену дяде Кальвию. Девушка при встрече со стариком вела себя безупречно, внимательно и с должным уважением слушая его речи, но на конкретные вопросы иногда давала пространные ответы.

Когда Кальвий поинтересовался: «Разве мой племянник для тебя ничего не значит? Посмотри на него, как его преданные голубые глаза умоляют тебя о ласковом слове», Сабин от смущения отвернулся, хотя вопрос был задан в шутку.

— Он очень много для меня значит, благородный Корнелий Кальвий. Я ценю его общество. Он вежлив, внимателен и услужлив. Молодая девушка, которая дорожит своей честью, не может желать лучшего, чем быть знакомой с Сабином.

Кальвий сморщился:

— Думаю, что как раз этого Сабин и не хотел услышать. Но вы, молодые люди, сами разберетесь. Я не буду вмешиваться.

Сабин кипел от злости. Когда они шли назад, он накинулся на Елену:

— В твоих глазах я, вероятно, выгляжу шутом, законченным дураком, которого держат для развлечения. Теперь я жалею, что тогда не взял тебя силой. Может быть, теперь ты говорила бы по-другому.

Янтарные глаза Елены вспыхнули от возмущения:

— Ах, вот о чем ты, только об этом! Твои слова доказывают, что ты меня не любишь, хотя не устаешь без конца уверять в обратном. Для тебя я просто одна из многих, которые годятся для удовлетворения твоей похоти. Возьми себе проститутку, здесь их полно! А меня оставь в покое!

Сабин тут же пожалел о неосторожно сказанных словах. Он упал на колени и обхватил стройные ноги девушки:

— Я не это имел в виду, Елена! Пожалуйста, прости меня! Отрежь мой язык, дай мне пощечину, поколоти, но только не отворачивайся. Пожалуйста, поверь, что я думаю совсем наоборот. Я бы никогда не смог себе простить, если бы применил силу. Скажи, что ты прощаешь меня, скажи это!

— Встань! — сердито сказала Елена. — Неприятно смотреть на римского патриция, который, как раб, стоит на коленях.

— Я твой раб, Елена, так и есть. Распоряжайся мною, как хочешь! Тебе это может показаться смешным, но я просто не могу по-другому. Я часто бывал влюблен и всегда имел подругу, но любить… по-настоящему влюбленным я не был, пока не познакомился с тобой. Чего бы я только не отдал, чтобы пробудить в тебе похожие чувства! А тебе, видите ли, со мной хорошо купаться! Больше ничего, Елена, больше ничего? Скажи мне правду, я прошу тебя!

Елена отвела взгляд и смотрела теперь на горы, где когда-то жили Зевс и Гера. Юноша все-таки встал.

— Ах, Сабин, ты не безразличен мне. Поэтому с нами не должно быть так, как с Никой и Леоном. Случайная связь, и скоро все снова забыто. Для этого мне себя жаль, Сабин, и тебя тоже.

Он внимательно слушал и молчал, потому что надеялся на продолжение, но напрасно.

— Да, что дальше, Елена? Для этого тебе меня жаль, а для чего нет? Скажи мне! Я говорил тебе не один раз, что сразу женюсь на тебе, поеду с тобой в Эфес, если хочешь, или возьму с собой в Рим…

Елена без слов кинулась ему на шею — ей для этого, пришлось наклониться — и прильнула к его губам. Целовала она страстно и самозабвенно, но недолго.

— Это мой ответ, Сабин. Другого у меня нет. Его не может быть.

Сабин окаменел.

— Не может быть?

— Нет, потому что я помолвлена. Когда-нибудь ты должен был это узнать. Ты расточаешь свою страсть зря. Я давно обещана другому мужчине. Его родители — друзья моих, наши отцы занимаются одним делом, как когда-то деды. Петрона я знала еще ребенком, мы помолвлены родителями много лет назад, и сразу после моего возвращения домой должна состояться свадьба. Мой будущий муж, конечно же, хочет жениться на честной девушке, понимаешь? Могу предположить, что римлянин желал бы того же.

Сабин стоял как громом пораженный.

— Но… но… почему ты не сказала мне сразу — или раньше…

— А что бы изменилось? Я есть и остаюсь Еленой, такой, какой стою перед тобой, помолвленной или нет. Почему я должна была лишать тебя радости? Мне было это не под силу.

— Ты права, — сказал, запинаясь, Сабин. — Ничего бы не изменилось. Твой жених хочет, чтобы ты досталась ему девственницей, а сам, вероятно, постоянный гость какого-нибудь публичного дома в Эфесе. Перед женитьбой он должен как следует повеселиться, в то время как ты — целомудренно ждать его.

— Да, так у нас принято. А разве в Риме по-другому? Там женщины развлекаются перед замужеством и приносят в приданое мужу детей? У нас, женщин, развлечения часто чреваты последствиями, к сожалению.

— К сожалению? Значит, ты хотела… Я имею в виду, если бы не было последствий?

— С тобой? Почему бы и нет?

— Но их можно избежать, — пылко заверил Сабин. — Существуют определенные средства. Ты, конечно, ничего об этом не знаешь. Например, можно…

— Нет! — перебила девушка. — Я ничего не хочу об этом слышать! Только моему будущему мужу пристало втолковывать мне такие вещи.

— Но я люблю тебя, Елена! Я люблю тебя. Я только хотел показать путь… я имею в виду… хорошо, молчу. Что же теперь?

— Через девять или десять дней мы уезжаем, Сабин. Моя мать уже позаботилась о местах на корабле. Мне ужасно жаль, но это правда, и мы должны с этим справиться.

Сабин увидел проблеск надежды.

— «Мы»? Ты говоришь «мы». Значит, тебе тоже тяжело, и ты испытываешь похожие чувства?

— Ты нравишься мне, Сабин, и не была бы я помолвлена, кто знает… Но боги решили по-другому, и мы должны подчиниться.

— Боги, боги они, — проворчал Сабин. — Всегда, когда люди не находят выхода, перекладывают ответственность на богов. Почитала бы ты нашего Сенеку! Философия учит не говорить, но действовать! Он сказал именно так однажды. Действовать! Мы могли бы, например, бежать. Почему нет? Мои родители богаты, они бы с радостью тебя приняли. С другом детства ты не будешь счастлива, это знает каждый. Друзья детства растут вместе, как брат и сестра, и брак между ними — все равно что кровосмешение! Ты должна это знать!

Елена укоризненно покачала головой:

— Что ты говоришь, Сабин? Это далеко не редкость, когда родители женят своих детей. Если ты называешь это кровосмешением…

— Я это так не называю, а просто сравнил. Оставь своего Петрона и давай поедем вместе в Рим! Начнем жизнь сначала, мы оба. Будущее принадлежит нам, Елена, тебе и мне!

— Ах, Сабин, твоя пламенная речь не убедила меня. Мы не можем думать только о себе, не можем забыть о родителях, родственниках, друзьях, не можем быть свободны от обязательств, необходимости считаться с интересами других — мы не одни на свете…

— Только не влюбленные! Афродита держит над ними свою защищающую длань!

— Теперь и ты заговорил о богах. Мне холодно, солнце уже давно отправилось на отдых. Завтра снова будет день, тогда и поговорим — если захочешь.