Н. Северин - Воротынцевы Страница 34

Тут у него поднялась такая тоска по ней и так захотелось видеть, если не ее, то по крайней мере те стены и вещи, среди которых она жила до сих пор, и подышать тем воздухом, которым она дышала, что он не вытерпел и прошел через парадные покои в восточную башню.

Дверь в Марфинькину комнату впопыхах обыска осталась растворенной. Да и не от кого было запирать ее теперь — птичка вылетела из клетки.

Эта отпертая дверь и откинутая занавеска у окна, беспрепятственно пропускавшая сюда белесоватый свет утренней зари, производили удручающее впечатление.

Теперь только понял Александр Васильевич, как он был счастлив, когда Марфинька была в доме. Точно душу вынули из старого дома. Все радости жизни вылетели из него вместе с нею.

Притворив за собою дверь, он стал рассматривать вещи, лежавшие на столах и на этажерках. Сорванные им вчера утром цветы блекли в фарфоровой вазе. Между ними не было той крупной розы, распустившейся на кусте центрифолии, которую он поместил на самое видное место букета. Она, верно, взяла эту розу на память о нем. О, да она и без розы никогда не забудет его! Ведь она любит его. Воротынцеву доставляло наслаждение повторять мысленно это слово.

На столике у окна лежала раскрытая книга; дальше были прислонены к спинке кресла те самые маленькие пяльцы, которые он вынул из рук Марфиньки, прежде чем сжать ее в своих объятьях.

Неужели еще двух суток не прошло с тех пор? Не верилось, чтобы это случилось так недавно. Он столько пережил и перестрадал в это время, что сам себя не узнавал. Не хотелось ему больше ни беситься, ни мстить кому бы то ни было, хотелось только, чтобы милая девушка была тут, как прежде, и навсегда, на всю жизнь.

XI

Через несколько часов Воротынцеву прибежали сказать, что Федосье Ивановне худо и что перед смертью она желает проститься с ним, он тотчас же отправился вниз.

Люди, видевшие его в то утром, шепотом передавали друг другу, что на барине лица нет, — такой он бледный и расстроенный. С умирающей он заговорил первый.

— Скажи мне скорее, где она, — начал он дрожащим от волнения голосом, — я хочу жениться на ней.

— Батюшка! Да ведь она тебе — сестра троюродная! — простонала старуха.

Воротынцев с раздражением передернул плечами и заявил насупившись:

— Она — незаконнорожденная мещанка Васильева. Брак будет законный.

Федосья Ивановна вздохнула.

— Как твоей милости будет угодно; ты — барин, твоя и воля, и власть, а только…

— Где она? — нетерпеливо перебил ее Воротынцев.

— Теперь она в городе, сударь, у Бутягина, Петра Захаровича. А ночь с Митенькой в Гнезде переночевала…

Сердце не обмануло Александра Васильевича. Это для нее горели свечи в покинутой усадьбе.

А старуха между тем продолжала:

— Не хотела я вчера сказывать, чтобы в погоню за ней не послали да назад не привезли. Ведь обет с нас взяла на смертном одре покойница Марфа Григорьевна, чтобы сироту соблюсти, ну, вот я…

— Я не давал приказания наказывать тебя, это Николай от себя, и он за это в ответе будет, — с усилием проговорил барин.

— Знаю, батюшка, знаю. Что уж обо мне! Мне все равно недолго оставалось жить, а вот ты ее-то пожалей, сироту. Если не для меня, так для покойницы бабушки да для матери ее, мученицы. Обе они там, у престола Всевышнего…

Федосья Ивановна хотела приподняться, чтобы поклониться барину, но не могла. Силы покидали ее, и тень смерти ложилась на бледное лицо с обострившимися чертами.

— Да я же тебе говорю, что женюсь на ней. Чего тебе еще? — сказал он, делая знак, чтобы она лежала спокойно.

Старуха хотела что-то сказать, но сдавила слова, рвавшиеся у нее из груди, и только продолжала пристально смотреть на него с мольбой в глазах.

— Не веришь? — с усмешкой спросил Воротынцев. Она молчала.

— Ну, даю тебе в этом честное слово русского дворянина, — торжественно произнес он. — И вот тебе крест, что так и будет.

Когда он перекрестился, старуха успокоилась.

К вечеру Федосья Ивановна умерла, а в ту же ночь барин уехал в город.

XII

Странная это была свадьба.

Ведь, кажется, не увозом брал себе жену Воротынцев, а со стороны посмотреть — можно было подумать, что у него особенный интерес скрывать от всего света свою женитьбу.

До последней минуты в доме никто не знал, для чего призывал он попа из Гнезда и о чем беседовал с ним, запершись в кабинете. Вышел от него отец Никандр смущенный и серьезный, а вернувшись домой, никому, даже попадье, не сказал, для чего требовал его воротыновский барин. А требовал тот его, чтобы заявить о своем намерении венчаться в Гнезде, без посаженых и шаферов и так, чтобы никто об этом не знал.

В доме никаких приготовлений для молодых не делалось, и сам барин в день свадьбы был, как всегда: утром занимался с Николаем по хозяйству, кушал один.

С тех пор как барышня уехала и сидеть с ним за столом было некому, ни разу еще ни обед, ни ужин не проходил без того, чтобы он не придрался к чему-нибудь, чтобы не разгневался. Редкий день повара не драли на конюшне. Александр Васильевич все больше и больше втягивался в свою, забытую в Петербурге, роль барина.

Подремав с книгой в кресле часов до семи, он приказал запрягать лошадей в тарантас, а когда ему пришли доложить, что лошади у крыльца, спокойно и не торопясь поднялся с места и, как был, в домашней венгерке, надел только фуражку да взял хлыст, как он всегда делал, выходя из дома, вышел на крыльцо, а усевшись в тарантас, приказал провожавшему его с шинелью на руке камердинеру ехать вместе с ним.

Едва-едва успел Мишка вырвать из рук стоявшего тут же лакея картуз, нахлобучить его себе на голову и вскарабкаться на козлы, — лошади уже трогались с места.

На вопрос кучера: «Куда прикажете ехать?» — барин ответил запальчиво: «Прямо, болван!» — но, отъехав версты две, приказал свернуть в Гнездо.

Вечер был пасмурный и душный. По небу ползли черные тучи, по временам накрапывал дождь и раздавались отдаленные раскаты грома.

Тарантас подкатил к церкви, минуя, по приказания барина, село. Тут перед алтарем уже стоял аналой и дожидался священник; а в отдалении, у окна, из которого виднелся каменный крест с надписью: «Софья», стояла Марфинька, Бутягины, муж с женой, и Митенька. Невеста была в простеньком белом платьице, без фаты и цветов. Александр Васильевич запретил ей делать венчальный наряд, и она так боялась прогневать его, что даже не посмела приколоть к волосам белую живую розу из букета, привезенного ей утром Митенькой.

Воротыновский барин вошел в церковь угрюмый, протянул, не оглядываясь, хлыст следовавшему за ним камердинеру и, не отвечая на почтительные поклоны друзей невесты, подошел к ней, взял ее за руку и подвел к алтарю.

Присутствующие тут же про себя решили, что так никогда не делается, но учить себя барин никому не позволил бы. Слава Богу, что хоть так-то вздумал венчаться на барышне; хуже было бы, если бы он ее в полюбовницы взял.

Во время венчания Марфинька стояла ни жива ни мертва и такая растерянная, что не могла молиться, а у жениха по временам блуждала странная улыбка на губах.

«Как все это глупо вышло! — думал он, с трудом сдерживая раздражение при виде торжественного умиления, с которым смотрели на них свидетели церемонии. — И чему, ослы, радуются! Разве я буду больше любить ее, потому что делаю из-за нее такую колоссальную глупость? Впрочем, может быть, кто знает!»

Сам он этого не знал. Да и вообще не мог он себе отдать отчет в том, что чувствовал.

Марфинька все еще нравилась ему и обладать ею ему хотелось сильнее, чем когда-либо, но с той минуты, как он решил жениться на ней, потому что другого средства удовлетворить свою страсть не представлялось, он порой ненавидел ее почти столько же, сколько любил, и в такие минуты ему в одно и то же время хотелось и ласкать ее, и мучить. Но так или иначе, а жить без нее он не мог.

Три недели прошло с тех пор, как она покинула Воротыновку, и эти три недели казались ему вечностью. Беспрестанно ездил он в город, но оставаться с Марфинькой больше получаса без того, чтобы не огорчить ее и не озадачить каким-нибудь жестоким словом, он не мог.

Может быть, на него влияла пошлая обстановка, среди которой происходили эти свидания? Гостиная купца Бутягина с неуклюжей мебелью, обитой волосяной материей, стены, выкрашенные в розовую краску, безобразные лубочные картинки и вечный запах постного масла, господствовавший здесь, раздражали его нервы. Марфинька так проигрывала в этой обстановке, что ему здесь даже и целовать ее не хотелось, и подсматривавшие в щелку хозяева дивились сдержанности воротыновского барина с невестой.

XIII

После венчания Александр Васильевич никого не пригласил к себе в гости, и, пока Марфинька со слезами прощалась со своими друзьями, он вышел на паперть и, пощелкивая по воздуху хлыстом, с напряженным вниманием смотрел на тучи, сгущавшие еще чернее наступавшую ночь.