Этон Цезарь Корти - Любовь императора: Франц Иосиф Страница 34

Поэт просто восхищен красотой своей королевы. Когда она говорит, лицо её становится чрезвычайно выразительным, особенно глаза, взгляд которых затмевает блеск бриллиантов, которые её украшают. «Мы видим в ней не королеву, — поясняет Йокан, — не женщину, а доброго гения своей страны». В Венгрии это повторяет каждый, это общее мнение, а потому здесь нет ни капли лести.

Императрица в этот период избавляется от последнего пережитка прошлого в своём окружении: дам и кавалеров, выбранных эрцгерцогиней Софией, а именно, от супружеской пары Кенигсэгг — Беллегарде. Обер-гофмейстером Елизавета назначает трансильванца барона Франца Нопчу. Он тоже венгр, и это обстоятельство вызывает при венском дворе, естественно, большое возмущение. Супружеская пара Кенигсэгг пользовалась всеобщей любовью, и там совершенно точно знают, что её уход не совсем доброволен.

Немецкие и славянские газеты уже сетуют, что мир Елизаветы скорее чисто венгерский, что она всегда говорит на этом языке, общается с дамами только из этой страны и даже для маленькой Валерии взяла кормилиц, которые умеют петь королевскому ребёнку венгерские народные песни. Так что когда Елизавета, проведя в Венгрии в этом году целых двести двадцать дней, под Рождество возвращается в Вену, её ждёт не слишком тёплый приём. Правда, эти чувства целиком взаимны. Поэтому, когда она в марте, после непродолжительной поездки в Аграм, вновь возвращается в Венгрию, она довольна и счастлива. Но и в Офене, если рядом нет императора, Елизавета не может полностью уединиться. Время от времени ей приходится принимать людей и выполнять обязанности, обусловленные её положением, хотя она ограничивается лишь совершенно необходимым. Елизавета старается залучить к себе обычно недоступного Деака. Приглашение Деака подготовлено усилиями Дьюлы Андраши, который, желая что-нибудь сообщить императрице, всё чаще обращается к услугам Иды Ференци. Отныне переписка между ними принимает регулярный характер и в результате Елизавета всё больше втягивается в сферу венгерских интересов. Она вышивает первое знамя для вновь воссозданных венгерских войск. Франц Иосиф тоже заметно втягивается в этот круг интересов.

Император, как только ему позволяет время, приезжает в Офен, чтобы навестить супругу, и она неизменно грустит, когда ему вновь приходится уезжать. «Мне очень тебя недостаёт, мой дорогой, — пишет она ему, — за последние дни я опять так хорошо воспитала тебя. Теперь, когда ты вернёшься, мне придётся начинать всё сначала...»

Скоро Елизавете уже подойдёт время возвращаться в Австрию, иначе она напрочь забудет, что является императрицей этой страны. В июле 1869 года Елизавета на шесть месяцев снимает замок Гаратсхаузен самого старшего своего брата Людвига. Ей явно нравится быть вдали от дома, и она пользуется любой возможностью, чтобы найти предлог для отъезда. Её сестра, Мария Неаполитанская, в Риме. С мужем она снова помирилась и просит Елизавету помочь ей при первых родах. Императрица обращается за разрешением на поездку к Францу Иосифу. В это время, светская власть папы в Риме с трудом обеспечивается французскими войсками, которые сдерживают натиск королевства Италии. Даже в политическом плане такая поездка — особенно деликатный вопрос. Францу Иосифу не по душе намерение жены, но он ни в чём не может отказать ей.

Дела не позволяют Францу Иосифу приехать в Гаратсхаузен, и он просит Елизавету скорее возвращаться в Ишль. Она даёт согласие, но прибавляет: «Как я сговорчива и готова идти на жертвы во имя тебя, так же, надеюсь, поведёшь себя и ты со мной». Франц Иосиф интересуется Людвигом II. «Короля Баварии, слава Богу, не видно и не слышно, — отвечает Елизавета, довольная, когда её оставляют в покое, — он вообще непоседа и никогда не сидит на одном месте». Скрепя сердце, она решает возвратиться в Австрию, в Ишль. «Там, куда я еду, меня ждут одни неприятности, если не считать тебя и моих лошадей», — жалуется она своей подруге Иде. Тем самым Елизавета намекает на то, что при дворе на неё обижаются за любовь к Венгрии. Правда, эрцгерцогиня София с возрастом, убедившись, что император и императрица прекрасно ладят друг с другом, ведёт себя весьма сдержанно и несомненно считается с Елизаветой. В своё время София перестаралась, проявляя враждебность к Венгрии, однако теперь Елизавета слишком часто забывает о том, что в конце концов она — императрица Австрии...

При дворе все разговоры вертятся вокруг предстоящей поездки императора на торжества по случаю открытия Суэцкого канала. Они намечены на 16 ноября 1869 года. Не вполне поначалу ясно, следует ли Елизавете сопровождать императора, неизбежные торжества по этому поводу пугают её, а кроме того, она недолюбливает императрицу Евгению, но поскольку и Франц Иосиф считает, что его половине лучше остаться дома с детьми, принимается окончательное решение: император поедет один. 26 октября они расстаются в Геделе. В последний момент Елизавете становится жаль отпускать мужа одного. Целый день она думает о нём и о замечательном путешествии, которое ему предстоит. Заботясь о муже, она убеждает Франца Иосифа захватить с собой врача.

Основываясь на таком мелком факте, эрцгерцогиня София заключает, что между супругами прекрасные отношения, и ставит это в заслугу Елизавете: «Да вознаградит за это Господь твою добрую маму!» — пишет она в письме к кронпринцу Рудольфу. Франц Иосиф отправляет письмо жене в тот же самый день 26 октября, когда он «расстался со всем, что ему дорого на этом свете».

Первую остановку император делает в Константинополе, где наносит визит султану Абдулу Азизу, «самому очаровательному, какого только можно себе представить, хозяину дома». Изо дня в день Елизавета отсылает пространные письма и отчёты. Она сгорает от зависти, читая описание султанских конюшен. «Ты тоже, наверное, начала бы с этого», — высказывает своё мнение Франц Иосиф, описывая великолепных арабских скакунов, любимую белую лошадь султана, восемь сотен прочих придворных лошадей и так далее. Она смеётся над маленьким принцем, сыном великого правителя, который, по словам Франца Иосифа, один владеет полутора сотнями лошадей, но при этом так зол и невоспитан, что «колотит хлыстом адъютантов султана». Читая эти описания и слыша о великолепной, тёплой погоде на юге теперь, когда в страну снова пришла зима, Елизавета испытывает «ужасную тоску» по мягкому климату. Она тоже почти ежедневно пишет Францу Иосифу пространные письма и надеется, что из них он поймёт, что она «довольно думает о нём, хотя и не умеет выразить это в занимательной форме». Андраши, сопровождающий императора, тоже исправно пишет Иде Ференци, а тем самым косвенно и Елизавете.

Из Константинополя император едет в Яффу, а оттуда — к святым местам. Великий правитель приготовил для Франца Иосифа блестящий эскорт. Император вместе с Андраши любуется живописными фигурами местных жителей, облачённых в цветные бурнусы. Андраши особенно поглядывает на женщин. В лагере сопровождающих их лиц раскинуты палатки, расшитые золотыми нитями и шёлком, там находятся сотни турецких солдат на одногорбых верблюдах и бедуинов на прекрасных лошадях. Весь караван направляется в Иерусалим. На берегах Иордана император велит наполнить речной водой многочисленные бутыли, чтобы привезти домой, ибо с незапамятных времён членов императорского дома крестят этой священной водой. Андраши даже купается в ней, поскольку слышал, будто бы каждый, кто искупался в водах Иордана, обретает способность творить чудеса. «Это может потребоваться моей родине», — уверяет он.

Из этой поездки Франц Иосиф отсылает жене всё, что будет напоминать о святых местах. Здесь и фляжка с водой из Иордана, набранной в том месте, где Иоанн крестил Христа, шкатулка из камня, из которого был изготовлен гроб Господень, и тому подобные реликвии.

Из Яффы император со свитой направляется в Суэц. По прибытии туда Франц Иосиф получает наконец первые письма жены. Она пишет ему о новой собаке по кличке Шедоу. «Я завидую султану из-за его диких зверей. Но ещё больше мне хотелось бы иметь мавра. Может быть, ты привезёшь мне одного в качестве подарка, за что я тебя уже заранее целую бесчисленное число раз... Теперь ты, наконец, вместе со своей любимой императрицей Евгенией. Я ревную при одной мысли, что ты сейчас поёшь ей дифирамбы, в то время как я сижу здесь одна и не могу даже отомстить... Я сейчас обленилась как никогда прежде, и одна мысль, что нужно чем-то заняться, вселяет в меня страх. Но в Константинополь мне бы очень хотелось...» Франц Иосиф спешит успокоить жену: Евгения Французская уже давно не так привлекательна, он нашёл её заметно потолстевшей.

Грандиозный бал во дворце вице-короля Египта объединил всех высоких и не очень высоких гостей, прибывших на церемонию открытия канала. Были приглашены несколько тысяч человек, так что общество оказалось весьма пёстрым. В залах царила невообразимая теснота, так что даже императору Францу Иосифу, явившемуся под руку с императрицей Евгенией, облачённой в роскошное ярко-красное платье и с диадемой на голове, с трудом удалось пробраться через толпу. Организация бала никак не отвечает масштабам торжества. Ужина приходится ждать бесконечно.