Этон Цезарь Корти - Любовь императора: Франц Иосиф Страница 35

«Всеми нами, — жалуется Франц Иосиф жене, — владело одно-единственное желание — скорее приняться за еду. Императрица и я, мы оба прилагали все усилия, чтобы приблизить начало ужина, которому мы не могли не отдать должное, ибо он был задуман с завидным хлебосольством — в меню было свыше трёх десятков блюд». В этом Елизавета нисколько не завидует своему супругу. Поехать — да, этого бы ей хотелось, но если за такую поездку пришлось расплачиваться участием в подобных торжествах, то ехать лучше не стоит.

Вести от королевы Марии Неаполитанской дают основания предполагать, что ожидаемое радостное событие произойдёт в декабре. Елизавета так подгадывает свой отъезд, что в Мирамаре встречается с императором, возвращающимся с Востока, и лишь потом отправляется дальше, в Рим. Там как раз собрался Вселенский собор, участвовать в котором съехалось не меньше восьмисот иерархов церкви со всех концов света. Елизавета остановилась в палаццо Фарнезе как гостья короля Неаполя, который «рассыпается в любезностях», ничуть не смущая сестёр.

8 декабря императрица присутствует на открытии Вселенского собора, расположившись в ложе, отведённой для суверенов. «Целое море епископских митр», — делится она своим впечатлением с мужем. Удивление вызывают у неё длительные церковные обряды, например, обряд изъявления покорности, когда всё присутствующее духовенство приближалось к папе для целования руки. Всё это продолжалось почти семь часов. На следующий день императрица является в Ватикан к папе. Он говорит много и весьма дружелюбно, но она мало что понимает, поскольку папа говорит по-итальянски. Однако неоднократное «ползание на коленях» представляется ей «довольно забавным». 12 декабря папа Пий IX посещает палаццо Фарнезе. «Всё это, — сообщает Елизавета мужу, — опять сопровождалось ужасными церемониями. Весь дом был в сборе, и мы ожидали Его святейшество, стоя на коленях у подножия лестницы... Поскольку беседа велась по-итальянски, мне не было нужды напрягать внимание. Во время проводов повторился тот же церемониал. Затем папа надвинул на уши ярко-красную тиару и облачился в горностаевую мантию такого же цвета — в этот момент он напомнил мне императрицу Каролину Августу...»

24 декабря происходит наконец долгожданное событие: в день рождения Елизаветы и одновременно под Рождество Мария благополучно производит на свет дочь. Все опасения Франца Иосифа оказались беспочвенными. За весь период пребывания императрицы в Риме не произошло ни единого инцидента. Елизавета едет в Офен, вновь вызывая тем самым немалое раздражение у венского двора. В июне императрица снова в Ишле.

В тихую сельскую жизнь, нарушаемую лишь невинными развлечениями вроде показа наряженных собак, учёной лошади и тому подобных забав, неожиданно врывается весть о чрезвычайно напряжённых отношениях между Пруссией и Францией. Из-за этого император лишён возможности приехать в Ишль. «Если дело снова не дойдёт до войны, — сказала, узнав о необычной новости, Елизавета, — это будет особенно печально». Но Франц Иосиф подчёркивает, что обстановка складывается не столь неблагоприятно, как она думает. Хорошо, если Наполеон поставит на место эту заносчивую Пруссию. Теперь для этого предоставляется подходящий случай. Елизавета тоже пересматривает свои взгляды. Ещё до конца не избавившись от враждебности венского двора по отношению к Пруссии, которая возникла с 1866 года, императрица, подобно Францу Иосифу, ожидает победы Франции в уже вспыхнувшей войне. Елизавете хочется в Баварию к своей семье, но из этого, конечно, ничего не выходит. Оставаться в Ишле она ни за что не хочет, потому что это означало бы провести всё лето вместе со свекровью, и выбирает местечко Нойберг в снежных Альпах к северу от Мюрдцушлага, куда император может добраться за пять часов. Её братья, Людвиг и Карл Теодор, тоже втягиваются в борьбу. Любопытно, продолжают ли оба брата поддерживать Пруссию? Весть о сражении под Саарбрюкеном[50] Франц Иосиф сразу же по телеграфу присылает Елизавете, расценивая эту баталию как большую победу Наполеона.

«По крайней мере французы положили теперь неплохое начало, — отвечает она. — Велико ли значение этого города? Мне интересно, как пруссаки объясняют эту аферу?» В последующие дни Франц Иосиф передаёт жене благоприятные для французов новости и выражает надежду, что Франция дольше выдержит эту войну. «Если так пойдёт и впредь, — отвечает на это Елизавета, — пруссаки вскоре опять будут в своём Берлине». Однако обстоятельства меняются самым неожиданным образом.

Вайсенбург, Вёрт, Шпихерн, Марс ля Тур: сколько названий, столько и прусских побед... Разочарование венского двора, где вполне серьёзно обдумывали идею выступить при случае на стороне Наполеона, велико. Теперь, когда то и дело слышишь о победах пруссаков, опасаются, что вскоре те опять выступят против Австрии и окончательно разобьют её. «Может быть, нам ещё удастся продержаться несколько лет, пока до нас не дойдёт очередь? Как ты думаешь?» — спрашивает Елизавета мужа. Более всего потрясена эрцгерцогиня София, которой теперь, на склоне лет, приходится убеждаться в крушении всех своих надежд на объединение Германии под эгидой Австрии. Предстоит к тому же расторгнуть конкордат, который она некогда помогала заключить. В мрачном настроении она жалуется маленькому кронпринцу на тяжкую ношу, которую приходится нести. «Меня очень радует, что баварцы так отличились, но как родственнице мне остаётся только искренне пожалеть, что такого не было в шестьдесят шестом году, а теперь подобно простодушному немецкому Михелю они должны сражаться и проливать кровь за окончательную потерю своей независимости и за самостоятельное существование».

Чем дальше, тем хуже. 1 сентября капитулирует Седан, Наполеон вручает свою саблю королю Пруссии, 4 сентября в Париже провозглашается республика, а императрица Евгения вынуждена самым спешным образом покинуть Францию. Франц Иосиф считает разразившуюся катастрофу ужасной, а счастье короля Пруссии с «его высокомерием, его чванливостью и быстротой — постыдным». «Известие о провозглашении республики, — пишет Елизавета своему супругу, — не слишком меня обескуражило, я только поражаюсь, что они не сделали этого давно. Когда ты приедешь, то, надеюсь, посвятишь меня в подробности бегства императрицы — это меня чрезвычайно интересует...»

Эрцгерцогиня принимает эту ужасную войну и её печальные последствия близко к сердцу, она испытывает глубокое сочувствие к Луи Наполеону и его жене. В её памяти так живы итоги войны 1866 года, что она совершенно забывает, сколько зла причинил Наполеон Австрии в 1859 году и в особенности ей лично в трагедии, разыгравшейся с императором Мексики. Однако Кениггрец, помимо всего прочего, лишил её влияния на императора Франца Иосифа и на правительство Австрии и Венгрии, а такого честолюбивая женщина не в силах перенести даже на закате жизни.

Эти события получают продолжение, глубоко затрагивающее и баварское семейство. 8 сентября войска объединённой Италии вторгаются в Рим. Вследствие этого и августейшей чете Неаполя, пытавшейся оттуда организовывать заговоры против королевства, приходится спешно покидать Вечный город. С этих пор начинается кочевая жизнь супругов, согреваемая безумной надеждой, что когда-нибудь им всё же удастся вернуть себе неаполитанский престол.

Кажется, всё уже теперь решено, и императрица Елизавета полагает, что мир вскоре восстановится. Втайне она немного гордится успехами во Франции, тем более что её земляки проявили при этом такую доблесть. По крайней мере есть уверенность, что Австрия не будет больше играть никакой роли во франко-прусской войне.

Вся политика Австрии в отношении Пруссии в результате её победы над Францией претерпевает изменения. Даже втайне не приходится думать о реванше. Свидетельством того, что Франц Иосиф и его министр иностранных дел примирились с новым положением, служит визит кайзера Вильгельма 11 августа 1871 года.

Маленький кронпринц, который находится в Ишле, постепенно начинает всем интересоваться. Наибольший интерес он проявляет к естественным наукам, с особенным удовольствием наблюдает за животными и их повадками, но если мать бесконечно их любит, Рудольф в свои двенадцать лет палит во всё живое. Воспитатели ему этого не запрещают, полагая, что при страсти императора к охоте его сыну предстоит рано сделаться хорошим охотником. Однако следствием стрельбы по животным в раннем детстве является, несомненно, известное очерствение души. Сохранились рисунки 1867—1871 годов, на которых юный кронпринц изобразил, как он стреляет в птицу на дереве, в заячью семью, куропаток, причём он никогда не забывал нарисовать большое красное пятно вытекшей крови. Да и Елизавета не в силах воздействовать на это, потому что сына слишком надёжно ограждали от её влияния. В Меран, куда Елизавета в октябре и ноябре 1871 года ездила вдвоём с дочерью, маленький Рудольф опять не в состоянии приехать. Елизавета не знает меры в опасениях о здоровье Валерии. Самое незначительное носовое кровотечение у дочери совершенно выбивает её из равновесия. Когда в конце ноября в Вене наблюдается несколько случаев заболевания скарлатиной, а император собирается приехать в Меран, это приводит Елизавету в ужас. «Мы все живём здесь в столь тесном общении, — пишет она мужу, — представь себе, что будет, если в дом занесут какую-нибудь инфекцию... Мне ужасно тяжело просить тебя воздержаться от приезда, но это вовсе не излишняя предосторожность». Итак, свой приезд император откладывает и спрашивает супругу в письме, что бы она хотела получить в подарок ко дню именин, который всегда отмечается особо, ибо день рождения императрицы приходится на Рождество. На свой вопрос Франц Иосиф получает удивительный ответ: «Коль скоро ты интересуешься, что бы меня обрадовало в день ангела, я прошу у тебя или молодого королевского тигра (в Берлинском зоопарке содержится тройка маленьких тигрят) или же медальон. Охотнее всего я получила бы в подарок полностью оборудованный дом для умалишённых. Так что выбор у тебя достаточный...» Елизавета и не думает шутить, ибо уже давно интересуется всем, что так или иначе касается несчастных безумцев. В Вене о таких больных заботятся крайне недостаточно, и Елизавета постоянно старается как-то помочь. Всё это стоит массу денег, но Елизавета не отступается и пользуется благоприятным моментом, чтобы в столь необычной форме лишний раз напомнить об этом императору.