Эрик Хелм - Критская Телица Страница 35

— Достопочтенный Гиpp, — объявил Расенна, — в присутствии всех и каждого предъявил законное требование: избегать ненужных высадок на близлежащих островах и побережьях. Это, действительно, шло бы вразрез имеющемуся приказу: скрытность и еще раз скрытность. Посему, в согласии с приказом, а равно и с доводом славного моего заместителя, — этруск покосился: Гирра, как он и ждал, передернуло от подобной вопиющей наглости, — избираем путь к северу. Я не враг своим людям, и стараюсь по мере сил заботиться о них.

Последней тирадой Расенна предусмотрительно перекладывал ответственность за возможные, более нежели вероятные, последствия на плечи соглядатая.

— Женщины, правда, хороши? — пророкотал Диоклес.

— Будьте покойны! — повторил Расенна.

И подумал:

«Будете... Кое-кто и настоящим покойником сделается, бьюсь об заклад».

— Весла высушить, корабль привести к ветру! Движемся по ночам, а днем укрываемся в безлюдных бухтах. Веселей, молодцы!

* * *

— Верховная жрица Элеана просит принять ее, госпожа, — сообщила придворная дама и поклонилась.

— Передай, пусть немного подождет, — отозвалась Арсиноя.

Дама вновь поклонилась и вышла.

«Неужто пролаза учуяла неладное? — подумала Арсиноя, глядя в тщательно отполированное серебряное зеркало. — У нее ведь столько глаз и ушей, что сам Рефий от зависти позеленел бы... Но я тебя огорчу, голубушка, ежели потребуется. Очень-очень огорчу и разочарую...»

— Очень рада встретиться, о верховная жрица, — приветствовала гостью государыня, входя в просторный, расписанный бело-голубыми тонами зал, почти лишенный потолка, — столь обширен был световой колодец. — Ты давненько не радовала нас посещениями. Дела? Нескончаемые обряды?

— И то, и другое, — невозмутимо произнесла Элеана, окидывая Арсиною пристальным и странным взглядом. — Нужно побеседовать наедине, госпожа. Предлагаю запереться в комнате, лишенной ушей.

— С удовольствием, — улыбнулась царица. — Пойдем.

— Странные и отвратительные слухи достигли Священной Рощи, — молвила гостья и немного выждала, следя, какое действие произведут ее слова.

Действие равнялось нулю — понятию, напрочь отсутствовавшему в тогдашней математике.

Арсиноя приготовилась ко вступлению именно в подобном роде, а посему не удивилась, не дрогнула, не насторожилась, а лишь подперла щеку рукой и с любопытством уставилась на Элеану. С неподдельным, искренним любопытством. Ибо предстояло угадать, откуда и от кого пронюхала высокопоставленная блюстительница нравов о невинной царской прихоти.

— Ужасные слухи, — повторила Элеана. — О тайном рабовладении, противоестественном разврате, укрывательстве разбойников, пособничестве пиратам.

— Здесь, на острове? — изумилась Арсиноя — Но где же именно? В Эгеокретах, небось? Я всегда говорила: подлейшая провинция. Полукровки, прости Апис...

— Нет, в самой Кидонии.

— Так куда же смотрит Великий Совет?!

— Великий Совет, — с нажимом и расстановкой сказала Элеана, — уполномочил меня переговорить с подозреваемой особой прежде, нежели той доведется оправдываться перед предстоящим следствием.

— И кого подозревают жрецы?

— Тебя, госпожа...

Арсиноя ошеломленно уставилась на собеседницу, легонько помотала головой и внезапно рассмеялась.

— Очень мило! В чем же изволите винить собственную государыню? А?

— Куда подевался захваченный Эсимидом пират?

— Бросился на охрану прямо в тронном зале. Зарублен.

— А останки?

— Рефий велел бросить их в какую-то потайную пещеру. В дворцовые катакомбы. Туда, насколько знаю, кроме начальника стражи, доступа нет никому. Даже верховным жрицам, — лукаво прибавила Арсиноя.

— Понимаю... А женщин, привозимых ночами на странной быстроходной галере, тоже ввергают в пещеру?

— Каких женщин?

— Не притворяйся дурочкой! — резко произнесла Элеана. — Корабль — не иголка, не утаишь!

— Корабельные вопросы находятся в ведении Идоменея. Только, боюсь, лавагет не обязан отчитываться ни передо мною, ни даже перед тобой. — Арсиноя улыбнулась: — Таков закон. Закон, видишь ли, мягок, но...

Элеана поджала губы.

— Значит, расскажешь о странной миопароне Великому Совету.

— Миопароне?!

Арсиноя от души расхохоталась.

— С этого и надо было начинать! О боги! Миопарона!..

Верховная жрица безмолвствовала.

— Идоменей, — пояснила государыня, устраиваясь в кресле поудобнее и кладя ногу на ногу, — затеял наладить секретную морскую разведку. С каковой целью и приобрел особое суденышко. Я, вероятно, пребывала бы в полнейшем неведении, да уж больно супругу захотелось похвастать за чаркой финикийского... Подробностей, разумеется, не знаю, спроси государя сама. Получается, Идоменеев кораблик берет заложников? Или «языков»? Весьма любопытно...

— Почему половина гинекея взята на замок?

— Потому что у меня уже начинается поистине царская головная боль! Мы и десяти минут не успели проболтать, а я похожа на вялую смокву. Лекарь определил полный упадок сил, назначил щадящий распорядок дня, полное отсутствие постороннего шума, суеты, ненужных разговоров... Я, понимаешь ли, чрезвычайно забочусь о своем здоровье, Элеана.

— Гм! А можно заглянуть в отгороженное крыло!

— Нет. Говоря по чести, я рассержена — и не на шутку. Уж не знаю в точности, к чему сводятся ваши подозрения, но касательно миопароны извольте обращаться к Идоменею. А люди, которые позволяют себе подобную дерзость в отношении царицы, пускай довольствуются более скромным обществом, нежели мое. Смешно и противно, Элеана. Удались вон.

Жрица сверкнула глазами, неторопливо поднялась и с достоинством направилась к двери.

— Еще одно мгновение! — окликнула Арсиноя.

Элеана оглянулась.

— Насчет противоестественного разврата и вовлечения в оный малолетних да несмышленых... Веди себя скромнее, советница; угомонись, о непогрешимая, хорошо?

Удар угодил прямо в цель. Элеана сглотнула, не отрывая взора от лица Арсинои. Последовала короткая пауза. Затем жрица чуть заметно улыбнулась и сказала:

— Согласно царскому повелению, удаляюсь. Вон. А насчет пещеры, куда начальник стражи якобы бросил разбойничьи останки, запомни: обитающий в катакомбах не питается падалью!

* * *

Расенна точно сговорился с повелителем ветров Эолом. Гонимая юго-западным веянием — устойчивым, не менявшим направления, — миопарона проворно прошла меж Лесбосом и Лемносом, под покровом ночи проскочила Геллеспонт — узкий, длинный, коварный, — пересекла при дневном свете покрытую барашками бурунов Пропонтиду[38], миновала Босфор Фракийский.

Далее простирался относительно холодный и в те времена весьма небезопасный для чужеземцев Эвксинский Понт[39].

— Можем отправиться на север, — объявил этруск. — Но прошу помнить: у скифов, сарматов и колхов бабы немытые, полудикие, раскосые. Можем поохотиться гораздо ближе — день пути, от силы полтора.

— Здесь они, что же, — осведомился Гирр, — все поголовно чистюли да красавицы?

— Насчет красавиц, — ответил этруск, — утверждать не берусь, красавиц выискивать надобно — как и везде; а полную телесную чистоту обещаю. Женщины этого народа вынуждены блюсти опрятность.

— Вынуждены?

— Конечно. Образ жизни таков: позабудешь вымыться два-три раза на дню — будешь никуда не годен. Точней, не годна.

Подогрев последним странным замечанием интерес команды, Расенна отказался давать дальнейшие пояснения. Экипаж согласно и дружно потребовал идти к близлежащим побережьям, тянувшимся по правую руку.

— Еще чуток потерпите, — пообещал этруск, — а потом угоститесь по-царски. Эдакие девочки не всякому достаются, верьте слову. Редчайшая добыча!

Расенна говорил сущую правду.

Но, разумеется, не всю правду.

Голоногая, скачущая без стремян и седла наездница, действительно, совершала омовения чуть ли не чаще, нежели сама царица Арсиноя. Конский пот исключительно едок, и любая неряха немедленно заполучила бы очень болезненные, плохо заживающие язвы на внутренней стороне ляжки, там, где кожа особо чувствительна и нежна. Да и на еще более уязвимых участках тела.

Скифянки и сарматки, наравне с мужчинами носившие шаровары, были вполне защищены от возможных неприятностей, а посему и частое мытье полагали дурацким излишеством. Но легко одевавшиеся обитательницы южного берега считали иначе — и правильно делали. Небрежение в уходе за собою рассматривали точно так же, как в современных армиях рассматривают преднамеренное, умышленное членовредительство, а карали за него неизмеримо суровей...

Проницательный читатель, вероятно, успел догадаться, что за приятный сюрприз приготовил Расенна оказавшей неповиновение команде.

Мятежников этруск не жаловал, и решил проучить горячие головы на славу. Подставлять собственную он отнюдь не собирался, а посему взирал на предстоящее приключение с полнейшим спокойствием. Ежели сволочь, именуемую экипажем «Левки», терзает избыток мужественности, то боги в помощь!