Иоанн Безземельный, Эдуард Третий и Ричард Второй глазами Шекспира - Александра Маринина Страница 35

– Не может так получиться, что ты поклянешься, а потом отречешься от своей клятвы?

Ну Эдуард! Обставляется со всех сторон. Буквально выворачивает руки «старику» Уорику, чтобы тот не смог отступиться и сдать назад.

– Никогда так не поступлю, даже если смогу. Просто не захочу нарушить данную вам клятву.

– Не зарекайся, все может случиться. И если так произойдет, как я должен буду реагировать?

– Тогда скажете мне все, что обычно говорят негодяю, который нарушает святость клятвы.

– А ты сам что сказал бы такому человеку?

– Я сказал бы ему, что он изменил и Богу, и людям, и за это и Бог, и люди отвернутся от него.

– Как ты думаешь, кто мог бы уговорить человека нарушить святой обет?

Иными словами: кто мог бы уговорить человека нарушить супружескую верность, соблюдать которую клялись перед Богом во время венчания.

– Ну, обычному человеку это не под силу, а вот дьявол, пожалуй, смог бы.

Тут Эдуард, кажется, решает, что уже достаточно заморочил голову Уорику и можно приступать к делу.

– Тогда у тебя два варианта: либо ты сослужишь мне дьявольскую службу, либо станешь клятвопреступником и порвешь отношения между нами. В общем, так: если ты хозяин своему слову, то иди к своей дочери и прикажи ей, или уговори, или заставь – как хочешь, так и сделай, но пусть она ответит на мою любовь. И не возражай мне! У нее обет, который она дала мужу, у тебя обет, который ты дал мне, и пусть твой обет перевесит. И знай, что если у тебя не получится – твой король умрет.

Уходит.

Уорик остается один на один с поручением, которое немыслимо выполнить.

– Король совсем обезумел, – уныло сетует он. – А я дал ему клятву и обязан ее соблюдать. Конечно, велик соблазн нарушить обет, ведь лучше осквернить святыню, чем ниспровергнуть ее. Нет, и то, и другое плохо. Я сдержу клятву и отрекусь перед дочерью от всех мудрых наставлений, которые я ей когда-то давал. Придется ей сказать, что нужно забыть мужа и отдаться королю, но при этом добавлю, что преступить обет нетрудно, зато потом трудно будет получить прощение. Скажу, что ей как графине допустимо совершать не совсем красивые поступки, люди ничего не скажут, не осудят, но грех-то ляжет на душу несмываемым пятном. Вот пусть сама и выбирает. И еще скажу, что я обязан попытаться ее убедить, но пусть честь и совесть ей подскажут, соглашаться или нет.

Входит графиня Солсбэри.

«Вот и она, – говорит себе Уорик. – Интересно, найдется ли на всем свете отец хуже меня?»

– Я вас ищу, отец, – радостно бросается к нему графиня. – И мать, и пэры послали меня к вам попросить, чтобы вы как-то отвлекли короля от мрачных размышлений.

«Что же делать? – мучительно думает Уорик. – Как мне быть с этим злополучным поручением? С чего начать-то? Обратиться к ней «дитя мое»? Хорош отец, склоняющий свое дитя к соблазну! Может, назвать ее супругой Солсбэри? Тоже не годится: мы с ним друзья, разве допустимо так предавать дружбу?»

Он набирает в грудь побольше воздуха и приступает:

– Я сейчас с тобой говорю не как с дочерью и не как с женой моего давнего друга. Перед тобой стоит не твой отец, а стряпчий «по дьявольским делам». Я должен исполнить поручение короля: он в тебя влюблен, у него есть власть, чтобы отнять и твою жизнь, и твою честь, поэтому я советую тебе согласиться пожертвовать честью, чтобы сохранить жизнь. В конце концов, если потеряешь честь – ее потом можно снова обрести, а если потеряешь жизнь, то это уже навсегда. Не забывай, он – король, и даже если он кого-то позорит, то все равно получается выгода. Своим величием он как бы покрывает твой стыд, понимаешь? Его имя смягчит твой грех. Подумай о том, что если невозможно что-то сделать, не опозорив себя, то в этом и греха нет. У тебя просто нет выбора, поэтому тебя и осуждать не за что. Вот, ради того, чтобы выполнить задание своего повелителя, я выставил порок как добродетель. Теперь слово за тобой.

– Да что ж такое! Из огня да в полымя! – в отчаянии восклицает прекрасная графиня. – Я только-только избавилась от врагов, осаждавших замок, – и теперь попала в еще худшую осаду со стороны своих близких! Что, королю недостаточно было опорочить только меня? Ему нужно было еще и моего отца в грех вводить? Уж если мой отец грешен и порочен, то мне и подавно позволительно быть такой же, ведь яблочко от яблоньки недалеко падает. А коль так, то получается, что все можно, все дозволено, «пусть молодость живет, узды не зная: долой все запрещения закона!» Нет уж, «лучше умереть, чем согласиться стать жертвою нечистых вожделений!»

Уорик безмерно рад, что дочь приняла такое решение, хотя он по-честному сделал все, чтобы выполнить поручение короля.

– Я рад слышать эти слова! Теперь я могу отречься от всего, что говорил тебе. Забудь. Лучше почетная могила, чем срамная опочивальня монарха. Чем выше человек по своему положению, тем виднее его поступки и тем больший вес они имеют; то, что совершают люди, облеченные властью, становится примером для подражания. Если ему можно – значит, нам тоже можно. Дурные поступки властителей вводят в соблазн его подданных, поэтому короли должны понимать всю меру ответственности за собственное поведение. То, что можно простить обычному человеку, недопустимо для правителя. В золотом кубке отрава гаже, и если ты ради этой отравы пожертвуешь своей честью, то будешь втройне опозорена. Я ухожу, дочь моя, и очень надеюсь, что ты не передумаешь и останешься тверда в своем решении.

Уходит.

Сцена 2

Там же. Комната в замке

Входят Дерби и Одлей, встречаясь.

Граф Дерби уже упоминался Эдуардом Третьим в первом акте (король отправлял его к своему тестю, князю Голштинскому, в поисках поддержки на переговорах с императором), но самостоятельно не действовал, а теперь пришла пора представить его. Генри Гросмонт, граф Дерби, 27 лет от роду, член английской королевской семьи, правнук короля Генриха Третьего, выдающийся дипломат, политик и воин. Именно Генри Гросмонт стал 1-м герцогом Ланкастерским, потом титул упразднили, затем возродили, титул перешел к Джону Гонту (по праву жены), отцу Генриха Четвертого, а позже, уже при Генрихе Седьмом, стал королевским титулом. Сегодня его носит правящий король Великобритании Карл Третий. Отец графа Дерби, Генри Кривая Шея, был одним из руководителей