Александр Западов - Подвиг Антиоха Кантемира Страница 36

— Что ж, читатели получат еще один роман Вольтера, не более того. Поверьте, он глубоко не вникал в философию Ньютона, наука алгебра неизвестна ему, — как же будет он их изъяснять? Боюсь, в новой книге для дам общедоступным окажутся лишь остроумные шутки, на которые Вольтер подлинный мастер.

— Вы не очень жалуете гения французской литературы!

— Я только отдаю ему должное и оказываю знаки внимания. Какие? Послал ему книгу моего отца "Оттоманская история", из которой он черпал сведения о Востоке. При этом, называя молдаванина князя Дмитрия Кантемира греком, Вольтер был не прав. Когда я указал на эту ошибку, он обещал исправить ее в новом издании "Истории Карла XII", но и там все оставил по-прежнему.

Кантемир говорил строго, тон его не допускал возражений, спорить не приходилось, и доктор Жандрон попросил гостя пройти в кабинет. Там он усадил больного лицом к свету на стул, вымыл руки и, слегка отклонив его голову, принялся рассматривать глаза через увеличительное стекло. Он осведомился у Кантемира о состоянии здоровья, о перенесенных болезнях и посоветовал чаще давать отдых глазам, сократить для них рабочее время, во всяком случае до того, как улучшится зрение.

— После оспы это бывает, — сказал он. — У вас развивается катаракта. Но горю можно помочь. Мудрая природа — почему не сказать: божественная воля? — дала нам средство от многих болезней — пчелиный мед. Он должен помочь и вам. Я приготовлю капли и мазь. Приезжайте завтра.

В один из последующих визитов Кантемира доктор Жандрон, закончив лечебную процедуру, сказал:

— Мне случилось в семье моего пациента проговориться о том, что нынче я имею честь пользовать московского посла в Лондоне. Меня стали расспрашивать, любите ли вы сырую рыбу, имеете ли понятие о цифрах, есть ли у вас — какие глупости спрашивают у врача-окулиста! — хвост… И не поверили тому, что мы беседуем с вами о французских писателях и о политике европейских держав. А маркиза Монконсель захотела непременно познакомиться с вами.

— Она желает посмотреть, умею ли я правильно есть рыбу?

— Нет, мне кажется, цель у нее другая. Эта дама обладает острым умом, искусна в делах как здешних, так и заграничных.

— Что это значит?

— Я вам скажу, князь, надеясь, что вы не злоупотребите чужой тайной. Впрочем, вам, дипломату, хорошо известно, как надо обращаться с такими тонкими вещами. Мадам Монконсель — супруга военного инспектора бригадира маркиза Монконсель. Сестра ее, мадемуазель Кристина, живет в тесном согласии с господином Бретьоль, государственным секретарем по военным делам. У этих дам большие знакомства среди канцелярских служащих и в кругу офицеров. Не кажется ли вам, любезный московит, что эти дамы могут быть не только милыми, но и могущественными?

— Причем любезными собеседницами для друзей и опасными для врагов? — добавил Кантемир. — Вы очень наблюдательны, доктор Жандрон.

— Нетрудно будет проверить ваше впечатление. Маркиза Монконсель, моя постоянная пациентка, должна прибыть ко мне, и час ее уже настает. Вот и карета.

С улицы донеслись стук лошадиных копыт, голоса, и в дверь кабинета постучали.

— Минутку терпения! — крикнул доктор. — Они приехали, идемте, — шепнул он Кантемиру и вместе с ним вышел в гостиную.

Посредине большой комнаты стояла красивая, не очень молодая дама, чье лицо дышало умом и энергией. Господин в военном кафтане, парике с двумя буклями на висках, панталонах ниже колен и башмаках с белыми чулками оторвался от висевшей на стене картины и отдал вошедшим поклон.

— Здравствуйте, прелестная маркиза, рад видеть вас, господин бригадир. Простите, если заставил ждать. Князь Кантемир, посол Москвы при английском дворе, как больной нуждается в моем особом внимании.

Кантемир поклонился супругам.

— Как вам нравится Париж? — спросила дама. — На его улицах людно и шумно, однако всегда есть возможность укрыться в доме друзей, где найдешь тишину и покой.

— Парижанину это сделать легко, сударыня, — отвечал Кантемир, — но откуда возьмутся друзья у приезжего иностранца?

— Простите, — сказала дама, — я совсем забыла, для чего мы приехали. Доктор, мой муж пожаловался, что у него слезятся глаза.

— Прошу в кабинет, господин маркиз, — пригласил Жандрон. — Посмотрим и решим, что следует предпринять.

— Садитесь, князь, — пригласила дама, когда ушедшие затворили за собой дверь. — Я знала о вашем приезде от моих знакомых в Лондоне. Доктор Жандрон мне большой друг, у нас есть общие дела, вы можете вполне доверить ему, если он заговорит с вами не только о болезнях.

Дама умолкла и, не разжимая губ, улыбнулась.

— Находясь по воле моей государыни в дипломатической службе, я привык узнавать, но спрашивая, и отвечать, не получая вопросов, — сказал Кантемир. — Если вы хотите сообщать мне сведения, которыми будете располагать, вам надобно иметь в виду, что у меня найдутся способы все их тщательно проверить.

— Слова мои не будут нуждаться в проверке, и я могу поделиться с вами кое-чем даже сейчас. Мне известно, к примеру, что составлена памятная записка, мемория для французского короля, ему подадут ее прямо в руки, минуя первого министра кардинала Флери.

— Что ж, это вполне вероятно.

— Записка о войне.

— Франции против Австрии, Швеции против России? Новости ваши не свежие.

— Но французское правительство даст шведам субсидию на войну с русскими и пошлет в Балтийское море свой флот и войска. Они захватят порты, торговля России умалится, силы спадут. На окраинах выступят персияне и турки.

— Кто автор этого плана?

— Пока не знаю.

— Надо узнать. Шведы хотят вернуть себе земли, отошедшие по Ништадтскому миру к России. Эту меморию мог составить посол Швеции в Париже граф Тессин. Видны его расчеты. Но войну французы могут начать и против англичан.

— Это верно. Они боятся, что Англия и Россия смогут помешать им разделаться с Австрией.

— Я полагаю, что ваши лондонские знакомые не будут знать, что мы нечаянно встретились. О чем и как дальше будем сноситься, узнаете у доктора Жандрона. А теперь мне время уходить. Всего хорошего, сударыня.

Кантемир подробно расспросил доктора о новой знакомой. На ее репутации не проступали темные пятна, но политическая ориентация была очевидной: дружбой с госпожой Монконсель дорожил английский посол в Париже милорд Вальграф. Она состояла в переписке с премьер-министром Англии Робертом Уолполом и получала от него пенсию, то есть помесячное жалованье.

Знакомство с Кантемиром госпожа Монконсель завела, вовсе не надеясь на то, что русский поверит ее желанию служить московской государыне и забудет осторожность в общении с ней, но характер его вопросов, их направление могли бы раскрыть отдельные стороны международной политики России и были бы полезны английской разведке.

Со своей стороны Кантемир не ждал никаких особых открытий от госпожи Монконсель, но какие-нибудь мелочные сообщения могли подтвердить или опровергнуть далеко идущие политические выводы.

В своих письмах из Лондона госпоже Монконсель Кантемир спрашивал о здоровье, сетовал на собственные болезни, непрерывные труды, усталость, огорчался неуспехом опер Генделя, чью музыку он любил, приводил хронику гастрольной поездки "Орфея" — знаменитого Фаринелли, соболезновал о смерти отца корреспондентки. Содержание писем, кажется, ничем не могло привлекать внимание непрошеных читателей. И тем не менее конверты все чаще приходили дурно запечатанными, а некоторые пропадали при пересылке: кому-то становились подозрительными извещения о замужестве сестер или о новом месте службы господина Монконселя.

С переездом Кантемира в Париж переписка прекратилась. Он по утрам прохаживался по аллеям парка Тюильри, где иногда с ним встречалась госпожа Монконсель, которой были предписаны врачами пешеходные прогулки.

Месяцы шли непрерывной чередой. Кантемир стал известен всем чиновникам Форин-оффиса, бывал во дворце, но знакомств среди английской знати не завел. Зато видели его в театрах, на концертах, и если он сам не хаживал в гости, то у себя посетителей принимал охотно. Вокруг русского резидента объединилась дружная компания, собрался кружок любителей искусства и науки, в который входили также и дипломаты различных европейских стран, состоявшие при английском дворе. В этом кружке или клубе, как иногда называл его Кантемир, участвовали резиденты тосканский — Винченцио Пуччии, португальский — Азеведо, саксонский — барон Лосс, Чрезвычайный посланник Сардинии Озорио, сотрудник французского посольства де Бюсси, а также Замбони, агент и министр-резидент курфюрста Гессен-Дармштадского, герцога Моденского и даже короля Польского. Исполнение всех этих должностей Замбони совмещал с постоянными занятиями музыкой и живописью. Он много читал и находил время для поездок верхом, из чего явствует, что дипломатические обязанности его были необременительны.