Жан Маркаль - Жизор и загадка тамплиеров Страница 36

Но король Франции не сидел сложа руки. В Италии у него были могущественные союзники в лице кардиналов Колонна. Колонна, ненавидевшие папу, всецело поддерживали французского короля и приняли активное участие в кампании по дискредитации Бонифация VIII: они даже заявляли, будто Бонифаций устраивал магические или дьявольские церемонии, чтобы снискать себе помощь демонов. В марте 1303 года ассамблея епископов и сеньоров собралась в Лувре в присутствии короля. С речью выступил Гильом де Ногаре, блестящий оратор и талантливый «легист» (то есть правовед, специализировавшийся в вопросах римского права). Он назвал папу еретиком и потребовал от собрания созвать вселенский церковный собор, чтобы его судить.

Бонифаций ответил, подготовив буллу, в которой провозглашалось отлучение короля Франции. Тогда Ногаре спешно выехал в Италию и там организовал заговор с целью схватить понтифика и привести его на собор. Как известно, папу пленили в городке Ананьи. Но Колонна провалили все дело: в течение трех дней кардинал Шарра Колонна поносил и издевался над Бонифацием; после нескольких провокаций по отношению к жителям Ананьи они взялись за оружие и освободили папу. Ногаре был ранен и бежал. Но Бонифаций был сломлен физически и морально: через месяц он скончался.

Его преемник на папском престоле Бенедикт XI обнародовал буллу, в которой предавал Ногаре и его четырнадцать соратников анафеме. Но удар был нацелен в короля Франции. Однако Бенедикт вскоре умер, как говорили, объевшись фигами. Естественно, повсюду ходили слухи, что фиги были отравлены. Кто знает? Ногаре торжествовал: «Господь, чье могущество превыше всех церковных и светских владык, поразил господина Бенедикта, чтобы он не мог более меня обвинять». Кардиналы избрали новым папой архиепископа Бордоского Бертрана де Го, который принял имя Климента V.

Излишне часто повторяли, что Климент состоял на жалованье у Филиппа Красивого. Это слишком поспешный вывод. Конечно, король и Ногаре всячески интриговали, чтобы конклав выбрал нужного им человека, но вряд ли они выдвигали кандидатуру Бертрана де Го, который к тому же не присутствовал на выборах. Впрочем, король и легист согласились признать нового понтифика, дав ему понять, что в его же интересах проявить сговорчивость. В любом случае, ситуация в Риме была небезопасной, и папа решил обосноваться в Авиньоне. А поскольку на противоположном берегу Роны начиналась территория французского королевства, Филипп Красивый мог с легкостью наблюдать за тем, что происходило в новой папской столице.

Надо сказать, что Бертран де Го был одним из тех, кто отказался участвовать в нападках на Бонифация VIII. Возможно, он даже испытывал враждебные чувства к Филиппу Красивому. Но при этом он был прирожденным дипломатом, настоящим экспертом по части уверток. Он часто противодействовал Филиппу Красивому, причем с такой ловкостью, какой от него в общем-то никто не ожидал. Он прекрасно понимал, чем грозило Церкви объявление еретиком Бонифация VIII, даже после его смерти. Это могло пошатнуть сам институт папства. Вот почему Климент V приложил все усилия, чтобы оттянуть начало посмертного процесса над Бонифацием: для этого ему пришлось уступить французскому королю в других вопросах, в том числе затрагивавших тамплиеров. И чтобы выиграть время, он постарался успокоить рвение Филиппа, превознося его до небес.

По правде говоря, Клименту было довольно тяжело поддерживать равновесие сил. Изо дня в день росло число обвинений: утверждали, что покойный папа был не только еретиком, но и магом, колдуном. У него якобы был «свой собственный демон, с которым он советовался по всякому поводу» (Ногаре). Позднее стали говорить, что папа приютил не одного, а трех демонов: одного ему подарила некая итальянка, другого, более могущественный, Бонифаций получил от какого-то венгра, и, наконец, самого сильный демон достался понтифику от Бонифация да Виченце. Кроме того, папа повсюду носил с собою «дух» в мешочке, подвешенном себе на палец. И кардиналы, и клирики якобы видели, как в этом мешке мелькала голова то ли человечка, то ли животного. Нашлись люди, которые будто бы слышали, как будущий Бонифаций во время избрания папой Целестина V разговаривал с демоном, запертым в комнате, наполненной ладаном. И если уж ему удалось спастись из плена в Ананьи, то не благодаря божественному вмешательству, а дьявольской помощи. Анекдотов подобного рода становилось все больше и больше: их появлению немало способствовали Колонна, а Ногаре тщательно скапливал эта россказни, расцвечивая их колоритными деталями. Естественно, нашлись свидетели, полностью подтверждавшие реальность этих слухов. Кажется, что многие из них особенно настаивали на том, что у Бонифация был свой «идол», которому он поклонялся. Возможно, это не было случайностью: ведь в обвинениях, выдвинутых против тамплиеров, значимое место занимал знаменитый «бафомет» — бородатая голова с двумя лицами, так заинтриговавшая последующие поколения исследователей.

К делу Бонифация прибавляется сходный по сути процесс над Гишаром, епископом Труа, также обвиненным в колдовстве и порче, сговоре с демонами и участии в дьявольских обрядах. Ногаре воспользовался этим процессом, значительно его приукрасив, чтобы спровоцировать Климента V: ведь по логике системы именно папа, не защитивший Церковь от ереси — ереси Бонифация, епископа Труа и тамплиеров, — выглядел виновным в глазах христианского мира. Гишар был арестован, и начался долгий суд. Уже после процесса тамплиеров епископ Труа был признан невиновным. Эти обвинения в магии, сотрудничестве с демонами, впервые в Средние века ставшие предметом государственного процесса, показывают, насколько Филипп Красивый и его советники извлекли выгоду из ситуации, чтобы воздействовать на общественное мнение и добиться нужных им результатов. И если тамплиеров прямо не обвиняли в демонической магии, все это только усиливало сомнения и подозрения, которые питали на их счет.

Дело тамплиеров также начиналось в подобных условиях: со слухов и сплетен, появления свидетелей, так или иначе состоявших на жалованье у Ногаре.

Итак, все началось в Ажане, в 1305 году. Один тамплиер, совершивший какое-то преступление — такие вещи случались, — пребывал в тюрьме и вот-вот должен был умереть. Поскольку под рукой не нашлось исповедника, но он признался в «проступках против веры и злодеяниях» другому заключенному, горожанину из Безье по имени Эскье де Флойрак. Который, возможно, сам некогда служил в ордене. Ужаснувшись откровениям умирающего — а может, поняв, что сможет извлечь из него пользу, — Флойрак, дождавшись освобождения, поведал об услышанном арагонскому королю Хайме. Но тот, не испытывая особого желания ввязываться в такое запутанное дело, предпочел избавиться от Флойрака и направил его к французскому королю. А поскольку главная резиденция ордена находилась во Франции, дело затрагивало французские власти.

Филиппу Красивому доложили об откровениях Эскье де Флойрака. К этому моменту король уже знал, что ему не удастся добиться слияния тамплиеров и госпитальеров в единый орден и стать великим магистром нового братства. Он знал также, что орден Храма представляет постоянную угрозу для королевской власти во Франции. Нужно было либо подчинить орден себе, либо уничтожить его. Первый вариант провалился, поэтому следовало перейти ко второму. А ради поставленной цели все средства были хороши.

Воспользовавшись представившимся случаем, король приказал провести официальное расследование в кругах, близких к тамплиерам. Конечно, не составило большого труда разыскать вышедших или исключенных за различные проступки из ордена тамплиеров, а также маргиналов, которые, находясь в стеснительном положении, были готовы признать все что угодно ради помилования или денег. В любом случае, сведения Эскье де Флойрака нашли подтверждение, и Филипп Красивый решил идти дальше. Он переговорил с новым папой Климентом V, с которым встретился во время церемонии интронизации в Лионе в ноябре 1305 года.

Климент V тут же отреагировал. Папа ясно видел, какую опасность может представлять это дело. Папство ничего не выигрывало, если на судебном процессе были бы открыты двери ордена, и без того окруженного тайнами и, вероятно, скрывавшего государственные секреты, затрагивавшие королевства и официальную Церковь. Впрочем, Филипп тоже не желал развязать процесс, на котором могли бы всплыть данные о делах, давно похороненных в архивах. Но он воспользовался этой угрозой, чтобы вырвать у папы если не осуждение, то, по крайней мере, право учредить над орденом опеку. Ведь не стоит забывать — папа и только папа был абсолютным главой ордена после великого магистра. Тогда Филипп прибег к настоящему шантажу: кто больше пострадает от дела тамплиеров, король — который не имел к нему ни малейшего отношения — или понтифик, верховный руководитель храмовников.