Наталья Султан-Гирей - Рубикон Страница 38

— Пора кончать, — посоветовал Гирсий. — Мальчишка истаял, не плачет, но гаснет молча. Старается. Я ему выдал амуницию, держит в образцовом порядке. Мне помогает.

За походами, странствиями и другими делами Авл Гирсий забыл жениться. Перевалило много за пятьдесят, а ни жены, ни друга, ни детей. Ребенок, да еще сын любимого вождя, целиком занял его сердце. С грубоватым юмором подшучивал он над манерностью маленького горожанина, но в глубине души осуждал Цезаря и жалел мальчика.

— Что это они у тебя македонскую фалангу спрашивают, когда ты родной римский строй не знаешь? Объяснили бы сначала. Известно ли тебе, Октавиан Цезарь, почему твои легионеры непобедимы?

— Доблесть и выносливость римского воина, — школьной скороговоркой начал Октавиан.

— Ерунда. Понтийцы и парфы намного смелей нас, скифы и арабы выносливей, а побеждает римский легионер. Дисциплина, мой друг, и умение всюду пускать корни. Ты живешь два месяца в нашем военном лагере, а заметил ли ты, как он мудро устроен? В центре жертвенник, шатер полководца, небольшой форум. На каждой стороне лагерного вала ворота. Всего четыре. А какие ровные ряды палаток! В самую темную ночь не заблудишься. Македонцам не додуматься. А их фалангу по книжке вызубри. Зазубришь все к концу похода, твоего Агриппу не тронут. Цезарь обещал.

— Неправда!

— На старости лет для твоего утешения лгать не стану, а просить прощения надо.

В палатку неожиданно вошел Цезарь. Небрежно кивнул племяннику и сухо осведомился о здоровье.

— Я не болею, и голова больше не болит.

Цезарь, не слушая, обратился к легату:

— Я пришел с просьбой. Наблюдения последнего похода привели меня к мысли изменить некоторые главы в моих трудах о Галлии. Не знаешь ли ты какого-нибудь центуриона с хорошим почерком? Я привык диктовать мои наброски.

— У Октавиана хороший почерк, — дипломатично ответил старик.

— Он наделает ошибок. Мой племянник привык переписывать, не понимая, не думая.

— Ни одной ошибочки, — шепнул Октавиан в пространство. — Так стараться буду.

IX

В небе едва брезжило, и Цезарь еще лежал в постели, когда Октавиан со стилосом и приготовленными заранее восковыми табличками остановился на пороге.

— Гирсий послал меня. — Он стоял робко и покорно.

— Хорошо, садись.

Принесли завтрак.

— Ешь! На голодный желудок писать нельзя.

Октавиан ел осторожно и все время виновато улыбался.

Цезарь разложил письменные принадлежности.

— Начнем. "Рим покорил Галлию и завершил завоевание Трансальпинии благодаря стойкости, упорству и дисциплине римского солдата. Эти отличительные черты, а также высокоразвитое чувство долга вознесли квирита над всеми народами. Однако с этими качествами не родятся, а выковывают в себе непрерывными усилиями воли. Варвар же, как правило, лишен чувства долга и живет, повинуясь инстинктам, словно неразумное животное. Впрочем, и среди римлян нередки подобные характеры". Написал?

Написал.

— Давай сюда! — Цезарь сложил таблички и сухо кивнул племяннику. — Ты свободен!

На следующее утро Октавиан снова явился чуть свет. Под глазами залегли нездоровые синяки, губы побледнели. Всем своим видом он взывал к жалости.

Цезарь начал диктовать.

— Хватит, — вдруг прервал он. — Покажи. Хорошо, я доволен тобой.

Октавиан поднял ресницы и улыбнулся недоверчиво, радостно и растроганно.

— Я думаю, — Гай Юлий положил руку на голову мальчика, — мы больше не станем ссориться.

— Нет. — Октавиан осыпал его руку поцелуями.

Впервые в жизни он целовал руку своему приемному отцу.

Вечером Сильвий перенес вещи изгнанника в палатку вождя. Цезарь был занят. Он пришел, когда Октавиан уже улегся и, обняв медвежонка, тихо рассказывал ему что-то. Цезарь сел на постель.

— Мой Маленький Юлий, мы должны быть друзьями. Знаешь ли ты, почему мы, Юлии, должны любить и беречь наше имя? Нашему, роду выпала великая честь стоять у колыбели Рима. Ты, конечно, не раз читал "Илиаду" и помнишь историю гибели Трои. Из царской семьи спасся один Эней со своими спутниками. После долгих лет скитания по волнам морским Эней пристал к латинскому берегу и нашел приют у царя Лациума, женился на Лавинии, царевне латинян. От сына Энея, троянского царевича Юла, идет наш род Юлиев. Правнучку Юла, прекрасную Рею Сильвию, полюбил грозный Маврот Квирин, бог латинских воинов. Она родила ему двух близнецов Ромула и Рема. Ее отец, суровый царь Альба Лонга, приказал убить малюток, боясь, что, возмужав, они лишат его престола. Но раб пожалел детей, унес близнецов далеко в лес и оставил в живых. Их нашла волчица, потерявшая волчат, и вскормила своим молоком. Ромул и Рем выросли сильными и смелыми, как волки. Собрав всех храбрых и бездомных, они основали на Семи Холмах у реки Тибр город Рим. В ссоре Ромул убил Рема. Он не пощадил родного брата ради блага Рима. Мы, Юлии, были среди первых сподвижников Ромула. Он сам был из нашего рода. Стыд и позор тому Юлию, кто окажется недостойным имени римлянина! Но я уверен, мой дорогой, мне не придется за тебя краснеть!

X

После долгих дней пути перед воинами Цезаря встали Пиренеи, более крутые, более неприступные, чем Альпы. Дикой первозданной громадой нависали они над узкой тропой. Освещенные снизу ледяные глыбы искрились, а в тени мрачно синели шапки слежавшегося снега. Рокот горных рек и водопадов заглушал слова команды.

Легионеры бечевой привязывали себя один к другому. Цезарь взял Октавиана на седло.

— Не бойся, — ласково произнес он, прижимая к груди племянника. — Закрой глаза и думай о Риме.

Мальчик, стиснув зубы, молчал. От разреженного воздуха из носа пошла кровь. Он боялся шевельнуть рукой, чтоб отереть лицо, и струйка сбежала на одежду.

Антоний спрыгнул с седла. Тормозя и замедляя шаг, осторожно сводил лошадей с кручи. Под ними с клекотом, в ожидании добычи, кружили орлы.

— Смотри, мы в Иберии. — Цезарь отер концом плаща перепачканное лицо ребенка. — Запомни, мы были выше Олимпа, жилища богов. Антоний, — прибавил он обычным тоном, — возьми его и обмой где-нибудь в ручье.

— Я и сам могу. — Октавиан попробовал встать, но все поплыло перед его глазами.

Иберия запомнилась нагой, желтой, песчаной и каменистой, с пожухлой зеленью.

Населяли страну на гористом севере полуострова кантиберы, рослые, белокурые, с зелеными, как морская вода, глазами, а южнее, на бесплодном холмистом плоскогорье, жили иберы — смуглые, скуластые, с дикими лицами и иссиня—черными волосами.

Они не возделывали землю. Неисчислимые отары тонкорунных овец привольно кочевали по холмам, поросшим колючей, жесткой травой и молочаем. Стада охраняли пастухи, полунагие, темнолицые, на быстрых, непокорных конях.

Еще до основания Рима финикийские мореплаватели открыли миру Иберию и воздвигли на ее берегах крупные торговые города—колонии Гадес и Тарент. За финикийцами карфагенские купцы поселились на иберийском побережье и основали вассальные республики, Новую Картагену и другие, Но сердце Иберии — ее внутренние провинции оставались недоступными для чужеземцев.

Между первой и второй Пуническими войнами Гамилькар Барка завоевал всю Иберию, покорил ее племена, захватил ее серебряные рудники и, сделав Иберийский полуостров военной базой Карфагена, стал угрожать Италии с севера. Покорив иберов силой оружия, Гамилькар не смирил их и сам пал в бою с вольнолюбивыми племенами. Власть его наследников не была долговечной. После падения Карфагена Иберия стала римской провинцией.

Немало крови было пролито, немало трудов положено, чтобы удержать в руках Рима дикую страну, столь богатую железом, серебром, сурьмой и тонкорунными овцами. Не успели смолкнуть громы Пунических войн, как Иберия поднялась против чужеземцев. Вождем восстания был Вириат, пастух, ставший на миг царем. Римляне называли его Ромулом Иберии. Однако народный герой погиб не на поле боя, а в кругу своей семьи, сраженный ножом изменника. Вскоре, после смерти Вириата, пала Нумансия, иберийская твердыня, за обладание которой несколько лет шли бои. Иберия, обливаясь кровью, склонилась к ногам Рима.

Но ничто не могло сломить непокорный дух иберов. Уже при жизни Цезаря они восстали вновь. На этот раз во главе восстания оказался римлянин Квинт Серторий, друг Мария, поднявшийся против Суллы.

Помпей разбил повстанцев. Сам Серторий, как и Вириат, был убит предателем. Его войска частью были уничтожены, частью перешли на сторону Кнея Помпея. Помпей получил за эту победу титул Великого. С тех пор, оставаясь номинально римской провинцией, Иберия фактически превратилась в вотчину семьи Помпеев.

Секст, сын Кнея Помпея Великого, засев в отрогах иберийских гор, поджидал Цезаря, чтобы сразиться с ним не на жизнь, а на смерть. Он хотел принять весь удар на себя, оттянуть войска Цезаря от Востока и дать отцу время собраться с силами и ударить в спину противника.