Аркадий Крупняков - АМАЗОНКИ Страница 38

Раньше всех в доме уснул Хети. Они легли вместе с Арамом в конюшне, на сеновале, и Араму не спалось. В свои двадцать два года он как?то не задумывался о женитьбе, не выделял из девушек селения никого. Хозяйкой дома была сестренка, а любовь еще не приходила к нему. А сейчас все мысли охотника были заняты Мелетой. Он представил ее убивающей барса, он видел, как она скакала на коне, вспомнил, как легко подбросила его на спину лошади. В эти минуты она казалась ему не просто красивой, но и величественной. И он подумал: если эту девушку взять в жены — никакие беды и невзгоды будут не страшны...

В пору, когда Ликоп и Лота были под опекой таянцев, они построили недалеко от поселка на горной речке плотину. Горная холодная вода перед высокой запрудой отстаивалась, нагревалась на солнце и сбегала звенящим водопадом. Под ним Лота любила купать свою кобылу — единственное существо, которое напоминало амазонке ее прошлую жизнь. Лота быстро забыла все, к чему привыкла в, Фермоскире, но любовь к лошадям в ней осталась.

Утром, как только семейство позавтракало, Лота предложила дочери искупать лошадей. Арам ушел на охоту — мясо кончилось, а гостей нужно было кормить. Чокея и Ликоп принялись хлопотать по хозяйству.

Захватив скребницы и щетки, мать и дочь привели лошадей к водопаду, поставив их под мягкие водные струи, начали мыть, скрести, чистить пыльные спины коней.

Говорила больше Мелета. Сбивчиво и волнуясь, она рассказала о том, как им с бабушкой Феридой тяжело жилось все эти годы, как они готовились к поездке в Тай, как ушли из сотни. Было сказано все о Беате, Кадмее, царице, Атоссе и Антогоре. Поговорили об Агнессе. Отпустив вымытых лошадей на траву, мать и дочь искупались сами и легли на горячий песок около запруды.

— Как тут хорошо, мама, — восторженно произнесла Мелета. — Ты счастлива?

— Мне не хватало тебя. Ах, если бы с нами была и бабушка. Я не спала всю ночь. Думала, как нам выручить ее из ссылки?

— Я не все сказала тебе. Я должна возвратиться в Фермоскиру.

— Одна? Тебя сразу же уничтожат.

— Выслушай меня, мама. Я и Чокея не пойдем в город. Мы поедем тайно в Леагры...

— Вы думаете, что вам удастся вызволить бабушку? Двоим?

— Удастся. Бабушка будет ждать нас в условленном месте. Мы просто выкрадем ее и привезем сюда.

— «Просто выкрадем». Нет, Мелета, ты плохо знаешь Атоссу. Она поднимет всю Фермоскиру, приведет сюда все войско, и нас ничто не спасет. Неужели Беата, бабушка и Кадмея, отпуская вас сюда, не понимали это?

— Тогда мы думали совсем по–иному. Мы думали, что тебя нет в живых, мы хотели уличить Атоссу и Антогору в Подлости, поднять всех рабынь побережья и выбросить из храма грешниц. Мы хотели помочь царице... Но теперь, я думаю, надо сделать по–другому.

— Как?

— Когда Беата возвратится из похода, мы встретимся с ней, как договорились. Пусть она скажет, что мы погибли. А исчезновения бабушки никто и не заметит.

— Я не могу согласиться на это. Надо поговорить с Ликопом, с Чокеей. Я боюсь...

— Мне все время говорили, да я и сама так думала, что амазонке страх не ведом. Я не была в больших делах, но поверь, я без страха пошла бы в любую схватку и убила бы всякого, кто _встал на моем пути. Но почему сейчас, здесь, на тихой пасеке я испытываю страх?

— Кого ты боишься?

— Себя. Я думаю об отце и боюсь заговорить с ним, мне очень нравится Хети, но порой я вдруг сознаю, что способна заколоть его. И Арам...

— Что, Арам?

— Хети сказал ему: «Женись на Мелете», и мне было приятно слышать эти слова. Но если я изменю заветам, не покарает ли меня великая Ипполита?

— Но я жива, как видишь.

— Ты не рождена в храме великой наездницы, тебя не погружали в святую купель храма. Ты изменила Фермоскире, но не богине.

— Запомни, дочь моя, —женщина рождена, чтобы любить. Любить родных, любить мужчину, мужа. И знай — любовь к мужчине бывает сильнее, чем любовь к матери, отцу и брату. Так было, так будет до скончания людского рода.

— Но почему всемогущая Ипполита повелела презирать мужчин?

— Не верь этому. Заветы оставила не Ипполита. Их придумали жрицы, такие как Атосса и Антогора.

— Почему ты думаешь так?

— Вспомни Изначалие, дочка. Разве сама Ипполита не полюбила мужчину по имени Язон и не была верна ему целых десять лет? Ради него она бросила царство, остров, дворец, богатство и поехала искать Язона. И не одна, чуть ли не все ареянки острова сделали то же. Первая подруга богини Антиопа тоже полюбила мужчину по имени Тезей, и когда Геракл обложил город ареянок, предала и богиню, и всех осажденных, отдала в руки врагов волшебный меч! Ради любви! Я знаю, в душе ты осуждаешь меня, но разве я предала кого?нибудь? Единственная моя вина — я полюбила, как это случилось когда?то с богиней, я так же, как и она, верно ждала встречи. Разве можно осуждать меня за это? Ты тоже такая же женщина, как и все. Ты рождена любить, и, мне кажется, ты полюбила. Я рада этому — Арам прекрасный человек. Он отважен, честен, красив. Или ты не любишь его?

— Я не знаю. Но сейчас я подумала: как же я уйду в Леагры, если он останется здесь?

Вечером, когда за столом собралась вся семья, Лота возобновила разговор о Фериде.

— Нужно идти, — сказала Чокея. — Вызволим мы ее или нет, но слепую старуху бросать одну нельзя.

Хети возразил ей. Он сказал, что торопиться нельзя. Любой охотник, прежде чем идти в логово зверя, долго и тщательно готовится.

Все ждали, что скажет Ликоп. Он долго молчал, потом заговорил:

— Я встречался с амазонками в бою. Я знаю, что это такое. Я был в Фермоскире и видел, как жестоко и беспощадно убивают человека. И если мы с тобой пошлем нашу дочь снова туда — мы пошлем ее на смерть. Мелета и ты, Чокея, — погибнете. Мало того, вы погубите и Фериду.

— И жителей селения тоже, — добавил Хети.

— Не забывайте, что Ликоп теперь староста. И вы все должны жить в селении. И строить стены и учиться воевать. И если амазонки придут сюда, можно обломать им рога.

— Моя мать, — сказала Лота, — все поймет и простит нас. Может быть, придет время...

В споре все забыли про Арама. Он один не понимал разговора и только догадывался, о чем идет речь. И когда Хети объяснил ему смысл спора, Арам вскочил с места и начал возбужденно говорить:

— Нас бьют ойропаты все время потому, что мы не мужчины! Потому, что мы, как клячи на лугу, стреножены страхом. О чем вы говорите здесь?! О том, чтобы бросить слепую, несчастную женщину на произвол судьбы. Речи, достойные мужчин! Ты, Хети, один пошел на барса, а своей сестре не хочешь помочь. Конечно, сидеть на тихой пасеке спокойнее. Я не упрекаю Ликопа, он — староста, но ты здоровый парень. И ты, Лота, как ты можешь оставлять Фериду в беде? Ведь она твоя мать. Не спорю, идти к ойропатам опасно, но разве горец боится опасности? Конечно, отпускать женщин одних рискованно, но мы?то на что? Я пойду с ними, и ты, Хети, тоже пойдешь. Да и сама Мелета стоит двух мужчин, с нею я готов броситься в любую драку. Скажи, Хети, разве я не прав?

— Если мы пойдем с ними — это же совсем другое дело! — воскликнул Хети. — Я говорил, что нельзя отпускать их одних.

Спорили долго, но в конце концов решили: пусть Чокея и Мелета отдохнут на пасеке, за это время Арам Хети подготовятся к далекому походу на берега Фермодонта.

СУД

Вечерами, когда поднимается ветер и когда море бьет тяжелыми волнами о камни, на берег собираются рыбачки. Они садятся на открытом месте и ждут. Позднее приходит Ферида с кифарой. Она садится на согретые за день камни, рыбачки окружают ее, и начинается песня. Слепая поет о давних деяниях богов, о войнах, которые вели ареянки, о подвигах праматери амазонок.

Этим безобидным сборищам не препятствовал никто. Гоплитки, охраняющие рабынь, ничего опасного в этом не видели — место на берегу открытое, бежать отсюда немыслимо.

На западе расстилается безбрежное море, с севера востока лучше всякой охраны сторожит рабынь горная гряда, бежать на юг мешают мутные воды Фермодонта, впадающего в море.

Послушать Фериду приходят не только пленницы, но и надсмотрщики — метеки. Иногда и гоплитки садятся на теплые камни, чтобы насладиться пением слепой педотрибы, а заодно и узнать: не замышляют ли «тела» о побеге?!

В хорошую погоду на берегу собирается множество женщин, при ветре, когда море шумит, приходят немногие.

В этот вечер на море разыгрался шторм. Высокие валы хлещут о берег, ветер срывает с гребней волн соленую воду и мириадами брызг разносит ее по взморью. Казалось, никто не захочет в такую погоду выйти к морю, и поэтому берег пустынен. Даже опрокинутые на берегу лодки никто не охраняет — гоплитки ушли в укрытие.

Стонет и ревет море. Низкие тяжелые облака, кажется, прикасаются к пенным гребням высоко взметающихся волн, небо и море смыкаются в едином водовороте, наполняя воздух гулом, сыростью и мглой.