Александр Западов - Подвиг Антиоха Кантемира Страница 38

С первых же страниц этот офицер начал расточать похвалы государю Петру Алексеевичу — и но заслугам, как полагал Кантемир. Война со шведами была описана верно, Полтавский бой изображен подробно и ярко. После своего поражения, утверждал справедливо автор, шведы перестали быть серьезными противниками России.

Но не война помогла Петру I ввести Россию в первый ряд европейских государств, или, как скажет позже добрый знакомый Кантемира Франческо Альгаротти, "открыть окно в Европу". Он строил и налаживал хозяйство, возводил заводы, добывал металлы, расширял торговлю, развивал просвещение, вводил науки, сам непрерывно учился и заставлял получать образование своих подданных.

Из книги британского офицера Кантемир узнал, что незаконное привлечение в Лондоне к суду русского посла Андрея Матвеева в 1708 году, о чем он читал в Коллегии иностранных дел, вызвало протест Петра I. Королева Анна должна была направить в Петербург личного посланника с извинениями в случившемся и обещанием наказать виновных, чего, однако, по словам британского офицера, сделано не было. Петр принял это извинение, убедившись, что английские порядки не позволяют королеве дать строгое внушение чиновникам и полицейским, напавшим па Матвеева.

Прочитал Кантемир по совету отца Геннадия книгу под названием "Жизнь и необычайные приключения Робинзона Крузо, Йоркского моряка, рассказанные им самим", вышедшую в Англии в 1719 году.

Второго тома "Дальнейшие приключения Робинзона Крузо", где говорилось о предпринятом им кругосветном плавании и путешествии по России от берегов Амура до Тобольска, и третьего тома "Серьезные размышления в течение жизни и удивительные приключения Робинзона Крузо" у отца Геннадия не оказалось. Но Кантемир не жалел об этом. Слишком далекими для него были заботы попавшего на необитаемый остров Йоркского моряка.

С удивлением узнал Кантемир, что "Робинзона Крузо" и "Беспристрастную историю царя Петра Алексеевича" написал один человек — Даниель Дефо, талантливый журналист и писатель, скончавшийся за год до приезда в Лондон русского резидента…

Из Петербурга Кантемир получал регулярные сведения о том, что русская армия на юге под командованием графа Миниха приготовилась к войне с Турцией и с марта 1736 года повела наступательные бои против крымских татар, в июне после осады захватила Перекоп, Азов, Кинбурн, но затем отошла от Крыма к Днепру. Следовало ожидать повторения похода, и у Кантемира возникла надежда на освобождение Молдавии. А это имело для него, как он выражался, партикулярное, то есть частное, особое значение. Согласно условиям союзного договора, заключенного Петром I с молдавским господарем князем Дмитрием Кантемиром в 1711 году, когда Молдавия воссоединится с Россией, управление будет передано членам рода Кантемиров, а наибольшие права и возможности стать правителем этой страны были у князя Антиоха.

Именно теперь он возбуждает хлопоты о возвращении в Россию, желая сложить с себя обязанности полномочного министра, пишет об этом сестре, и слухи о его вероятном приезде витают над Петербургом. Княжна Мария Дмитриевна видит, что Черкасские готовятся торжественно встретить никем не забытого жениха Варвары и обдумывают план постройки дома, в котором поселятся молодые. Княгиня Черкасская при гостях даже спросила у Марии:

— Когда же ваш братец, полномочный министр, приедет в Россию?

— Как только это будет угодно ее императорскому величеству, — ответила княжна, удержав на языке фразу о том, что князь Черепаха мог бы давно постараться отозвать Антиоха из Лондона, о чем и она его просила.

— Пора бы вернуться вашему братцу, — продолжала Черкасская. — Сколько уж он в Англии живет. Ему, чай, лет двадцать пять нынче.

Княжна Мария рассердилась.

— Мужчине такие годы нипочем. А вот девица в двадцать пять лет всегда старше тридцатилетнего кавалера. Не правда ли?

Как добавила Мария, пересказавшая в письме брату разговор в доме Черкасских, речь ее не понравилась княгине.

Кантемир следил за успехами русских войск, сопоставляя свои данные с теми, которые мог получать у английских чиновников.

Во время одной из бесед статс-секретарь Гаррингтон сказал Кантемиру, пряча улыбку:

— С вами, русскими, трудно дело иметь — никогда не знаешь, как вы себя поведете даже в обычных условиях, а на войне — тем более.

— Не знаю, — ответил Кантемир, — как будто в дипломатической службе мы идем вровень с другими иностранными посольствами и трудностей вам не доставляем.

— Да, благодаря вашему такту и опытности, что в Англии ценится весьма высоко, — сказал Гаррингтон. — Послушайте все же, как на русских жалуются их союзники австрийцы. Мне передали из Вены, что полковник Беренклоу, которого австрийский император держит при армии графа Миниха как своего личного наблюдателя, просит не ставить ему в вину характер действий русского полководца.

— Фельдмаршал Миних во главе своих солдат воюет с турками в Молдавии и на днях взял штурмом крепость Очаков.

— И я об этом говорю. Но, по мнению полковника Беренклоу, Миних очень торопится. Когда русские подошли к Очакову, Беренклоу осмотрел войска, выспросил, что узнали разведчики, и в донесении своему императору написал, что осада крепости продлится не менее двух месяцев. А Миних двадцать девятого июня приступил к штурму и второго июля овладел Очаковом. Беренклоу обиделся на Миниха, упрекнул, что он воюет не по правилам, и все повторяет: "Что скажет на это мой государь?" Было так?

— Совершенно так, — подтвердил, смеясь, Кантемир.

К разговору о том, какими англичане видят русских, отец Геннадий вернулся вскоре, передавая Кантемиру небольшую стопку печатных листков.

— Тут о нас писано, — сказал он. — Издание редкое. Хоть и вздор, а знать надобно. Почитайте перед сном.

Кантемир так и сделал. Завершив дневные труды и хлопоты, он удалился в свои комнаты, сел к столу и поправил свечи.

Листки были карманного формата, мелкой печати. Две страницы с оборотом составляли номер, четыре наборных полосы. На первой название и дата: "Muscovite. Среда, 5 мая". Дальше — текст. Название обозначало русского человека, жителя Московии — московита.

Это был комплект журнала, который, вероятно, окончил свое существование на № 5, последнем в пачке. Фамилии издателя и авторов не указывались.

"После изысканных развлечений, занимавших наш город, — прочел Кантемир, — появление листов со столь неизящным названием, как Московит, может кое-кому показаться дерзостью. Ну, чего еще ждать, скажут люди, от уроженца промерзлого края, взращенного среди медведей, волков и не менее диких людей. Как чего? Разумеется, чего-нибудь весьма необычного, а в этом есть хотя бы прелесть новизны…"

Необычность состояла в том, что автор принялся за рассказ о человеке из Московии по имени Плеско. Он родился в Вятке, в скудном лесном крае России, среди людей, не знавших иных занятий, кроме охоты, еды или сна, да разговоров по поводу этих низменных предметов. Словом, он жил как бы слепым.

Кантемир усмехнулся, вспомнив Петербург, государя Петра I, отцовский дом, плывущие по Неве корабли, свои занятия в Академии наук. Автор конечно же бывал в России, он передал обычные россказни об этой стране, которые распространяли иностранные купцы, чьи впечатления были мелки и ограниченны.

"Точно так же московит был некогда невежест-венным дикарем, — писал далее автор, — и оставался бы им всегда, если бы но счастливой для него случайности его не взял в свою свиту приезжавший в вятский край князь. Юношу научили грамоте и отправили за границу приобщаться к наукам и культуре. Московит оказался очень способным учеником и отчетливо понимал огромную разницу между тем, чем был раньше, и чем стал теперь. Полезные навыки, — пояснял автор, — которые мы бессознательно в Англии обретаем с детства, не подозревая о них, дались московиту в результате тяжких трудов и наблюдений, и тем больше он ими дорожит".

Автор передает здесь же свой разговор с образованным московитом по вопросам политики, воспитания, культуры и восхищается его суждениями, в которых тот излагает свою собственную точку зрения на события и факты современной английской жизни. Известно, что на Севере живут дикари, но, как видим, воля и сила московского князя — читай: Петра I — творят чудеса, московиты получают образование, и Россия его трудами становится цивилизованным государством.

Плеско говорит о себе:

"Когда я рассматриваю величественное здание, мне вспоминается моя жалкая хижина в Вятке, и это сравнение доводит мое восхищение до предела. Внимая прекрасной музыке, я думаю, каково мне было, когда я не ведал звуков приятней воя волков да охотничьих криков! А когда какой-нибудь превосходный сочинитель занимает мое воображение, как часто благословляю я свое избавление от первоначального невежества! Попав в любую приятную компанию, я вне себя от радости при мысли о том убогом обществе, в каком некогда обретался".