Сестра самозванца - Владимир Александрович Андриенко Страница 38

Салтыков поперхнулся и закашлялся. Такое молвить про царя. В уме ли князинька?

– Ты вином упился, али как? – спросил он Мосальского.

– Не берет меня вино! Так вот, воевода. И ты не зыркай. Али напугать меня вздумал? Так сие напрасно, воевода. Я дело молвил.

– Но сие измена!

– Да ты не ори так. А то дом переполошишь. Ты меня слушай. Прибыл в Путивль дьяк Сутупов с государевым жалованием служилым людишкам. 10 тысяч рублев серебром.

– То верно! – кивнул толстый воевода. – Борис Федорович повелел раздать жалование стрельцам и казакам.

– Но ты прошлое жалование стрелецкое всегда половинил и стрельцы наши того не забыли. И вспомни, как они тебя на копья поднять хотели. Не забыл?

Воевода сердито сопел. Еще бы ему сие забыть. Сколь страху тогда натерпелся.

– Ты говори дело, князь Василий.

– Я и говорю дело, Михайло Иваныч. Против тебя посадские людишки давно зубы точат. Им дай лишь повод, и они и тебя, и всех кто рядом с тобой перережут.

– Того не дам! – вскричал воевода и бахнул кулаком по столу.

Мосальский лишь засмеялся.

– Ой, ли! Не дашь! Они спрашивать не станут. Как только самозванец подойдет к Путивлю, твоей власти здесь конец.

– Неужто все изменники? – спросил Салтыков.

– Не все, но многие. И города нам не удержать. Разве если из Москвы придут полки дворянской конницы и три приказа московских стрельцов.

– Да разве даст царь нам такие силы? – спросил воевода.

– То-то что не даст. Бориска-то не видит из Москвы того, что нам грешным видно. У нас полк в 500 пищальников30 и все ненадежны! Про то Бориска думает ли? Я ли не говорил, что надобно сей полк из детей боярских набирать? Но кто слушал меня? Набрали туда казаков да беглых людишек без роду племени! И чего теперь?

– Не станут за нас стоять?

– Какое там! – махнул рукой Мосальский. – Тебя первого на копья и поднимут!

– Чума на тебя, князь. Каркаеш как ворон! У нас есть 700 московских стрельцов! Про сие помни!

– И что? В городе ворья полным полно! Все они уже славят Димитрия. Чего смогут твои стрельцы? Да и среди них не все станут стоять за Годунова.

Салтыков получал известия о том, что делается на Москве. Там хватали всех, кто даже произносил имя царевича, жестоко пытали, а затем бросали на плаху.

– На Москве казнят за такие речи, князь. Бориска-то наш нынче государь великий.

– Слыхал я про казни на Москве. Бориска и жена его, дочь кровавого Малюты совсем ума от страха лишились. Сколь крови уже пролито. А за что?

– Я про свою голову думаю, князь. Мне своя голова дорога.

– Вот я и предлагаю тебе сохранить твою голову. И не только голову, но и имение. А можно будет еще и от царевича получить кое-что за верность.

– Чего ты его царевичем величаешь?

Мосальский ответил:

– Ты не так молод, воевода. Ты помнишь Грозного царя хорошо.

– Как не помнить.

– Тогда вспомни, как он посадил на трон татарина Симеона Бекбулатовича31 И ты тогда кланялся татарину до земли!

Салтыков вскипел:

–А ты не стал бы кланяться? Ты тогда пешком под стол ходил и не состоял при дворе на Москве!

– Я не о том, воевода. Коли кланялись знатные бояре царства московского татарину, то отчего царевичу Димитрию не поклониться? Какая разница кто он, ежели есть и пить станет из наших рук?

– Все верно молвил ты, князь. Верно! Мой отец в давние годы говаривал мне, что и сам царь Иван Васильевич не царского рода. Ведь мать его Елена из роду Глинских не сколько старого великого князя Василия ублажала, сколько молодого князя Овчину Оболенского.

– Вот и я про сие говорю, воевода.

– Это коли сядет царевич на трон. А коли нет?

– Сядет тот, кого на трон посадят.

В покой воеводы ворвался стрелецкий сотник. Он снял шапку и низко поклонился воеводе.

– Беда, воевода!

– Что? – спросил Салтыков.

– Бежал дьяк Сутупов!

– Бежал? Куда?

– К самозванцу! – произнес Мосальский.

Воевода посмотрел на князя. Затем повернулся к сотнику.

– А жалование? Казна государева?

– С собой увез, – ответил сотник.

– Началось, – ответил Мосальский. – Теперь жди открытого бунта!

– И что делать? – спросил Салтыков.

– Выход есть! Целовать крест (принести присягу) Димитрию Ивановичу.

– А коли Борис потом одолеет самозванца?

– Дак сие потом будет, воевода. Потом. А думать надобно, как ныне уцелеть.

– Оно так, князь. Кто против сего спорить станет. Бегство дьяка решает все за нас…

***

Путивль.

Декабрь 1604 года.

Прошло не так много времени, и в Путивльском лагере царевича быстро собирались войска. Вчера прибыли больше тысячи казаков с Дона. Понемногу росли отряды князя Сумбулова. Но больше всего приходило беглых крестьян.

Эти не пользовались расположением командующего Юрия Мнишека. Но они и не стремились стать по его начало. Они избирали своих атаманов и воевали с полками Годунова как могли.

Теперь в свите царевича были русские воеводы князь Мосальский и князь Сумбулов. Димитрий Иванович сделал их боярами своей ближней думы…

***

Мосальский был невысокого мнения про Сумбулова. Кто он был по отцу? Столь ли высоко сидели его предки, как князья Мосальские, в думе и на воеводствах? Нет! Не прыгали они выше царских спальников и мыльников. Никто из Сумбуловых даже окольничим не был. Да и большими талантами князь не блистал, только и того, что на саблях был рубиться мастер. Дак это можно про любого сотника государева стремянного полка сказать. А Мосальские род свой вели от великих князей Черниговских и были Рюриковичами.

Но ныне Мосальский вынужден был смириться и забыть о своей боярской спеси. Сумбулов пользовался доверием самозванца и при особе его появился раньше.

– Скажи мне, князь, – спросил Мосальский, – слыхал ты про девицу некую именем Елена?

Сумбулов усмехнулся в ответ.

– И тебя зацепила красавица?

– Видал её только раз, но не выходит из моей головы сия полячка. Кто она?

– Полячка? Да с чего ты взял, князь, что она полячка? Она русская.

– Русская? – удивился Мосальский.

– Ты, князь, ничего не знаешь.

– Так скажи мне, что я должен знать?

Сумбулов рассказал:

– Сия Елена у нас вроде как дочь дьяка Порошина. А сей дьяк крепко ненавидит род Годуновых.

– Дочь дьяка? А роду какого сей Порошин? Из боярских детей?

– Ты не понял, князь. Порошин считается отцом красавицы. Но он ей не отец. Она роду Отрепьевых.

– Что?

– Роду Отрепьевых.

– Тогда получается, что…

– Она сестра самого. Но не может же он признать её сестрой. Вот и стала она дочерью дьяка Порошина. Но ты, боярин, брось думать про красавицу.

– Это еще почему? – спросил Мосальский.

– Ведь ты женат.

– И что с того?

– У сей девицы в поклонниках ходит пан Бучинский.

– Секретарь царевича?

– Он. А пан сей весьма мстителен, и на многие пакости способен. Такого лучше иметь другом, а не врагом, коли хотим на трон царевича Димитрия посадить.

– Сие верно, князь. С Бучинским пока ссориться нет резона.

– Здраво рассудил, боярин. Мало ли красивых девок на Руси?

Мосальский подумал про себя:

«Может и много,