Александр Сегень - Невская битва. Солнце земли русской Страница 39

— Не надо, — мигом рассердился на мать Андрей Ярославич.

— Как это не надо? А я говорю — надо! Подтверди, Сашечка!

— Конечно, надо.

— Еще бы не надо! Такой ущерб в стороне нашей Русской! Немедленно прирост нужен, лепить да лепить новых кметей, как эти вот ушки! Ишь, как у него ловко получается! — Феодосия обратила внимание невестки на то, как быстро из-под пальцев Андрея образовывались пригожие пеленяньки. — Настоящий поспешник! Вот так и детей надо метать. Осенью женить тебя будем, Андреяшечка, и не спорь!

— А я говорю, не будем! — пуще прежнего рассердился юноша. И особенно осерчал на невестку, которая поддакивает. Так и захотелось ее чем-нибудь уесть.

— Это почему же, позволь тебя спросить? — тоже осерчала матушка.

— Потому что я уже сам присмотрел себе невесту.

— Кого же, позволь тебя спросить?

— Да… Старшую дочку Даниила Романовича Галицкого, — соврал Андрей первое, что пришло в голову. — Он с ней к отцу в Киев приезжал.

— Да ей же еще и десяти лет нету! — воскликнула Феодосия.

— Ничего, мы подождем, — сказал Андрей. — А красавица будет такая, что на всей Руси не сыскать. Через пару лет и посватаюсь к ней.

— Да как бы не перехватили, — проворчала Феодосия. — Что ж она? Неужто взяла за сердце?

— А вот и взяла. — И Ярославич посмотрел на Александру, мол, вот тебе, не в тебя я влюблен, а в дочку твоего неудавшегося женишка! — Отстаешь, Брячиславна! Я вон уже сколько ушек наприспешил, а у тебя только пятое.

В сей миг отворилась дверь и вошел не кто-нибудь, а боярин Федор Данилович, бывший дядька-кормилец князя Александра. Лицо его горело необычайной новостью, коей он стремился скорее разродиться:

— Гонец! От свеев гонец прибыл! С грамотою Александру Ярославичу от свейского местера.

— Вот оно как! — сказал князь Андрей. — А Александр уже того местера бить отправился. Припозднились свей. Ну так я и приму гонца вместо брата. По старшинству я следующий, так что… В гостиной палате, я туда тотчас поднимусь. Приводите туда гонца.

Вдруг в голове у Андрея родилась головокружительно дерзостная мысль, аж дыханье сперло. Хоть немного, но побыть мужем Саночки! А? Что скажете?

— Брячиславна! — тотчас обратился он к невестке. — Не обидит ли тебя мое предложение?

— Какое?

— Моей женой побыть совсем немного.

— Ты что мелешь! — возмутилась Феодосия.

— Не понимаю, — сказала Александра.

— Очень просто. У меня вдруг такой замысел сподобился. А давайте обманем гонца свейского. Внешне я мало от брата отличаюсь, ростом только поменьше, а в остальном… Скажусь Александром! Как будто я еще не ушел в полки на местера, а все еще тут сижу и только начинаю войско собирать.

— Да, а то он не проведал заранее об уходе полков! — возразил боярин Федор. — Да ему весь Новгород уже протрезвонил.

— Ничего, я придумаю, как его переубедить, — махнул рукой князь Андрей. — А вы, матушка и невестушка, при мне будете, и ты, Брячиславна, держи себя так, будто я твой муж Александр. Можно такое?

Все разом посмотрели на Феодосию, что она скажет. Та подумала немного, поразмыслила и сказала:

— Можно. Разумно. Обманем свеев. Они будут думать, что Александр не скоро на бой явится, а Сашенька наш как раз и ударит по ним внезапно! Умница, Андрюша! Дай я тебя поцелую!

Спустя немного времени они уже восседали в гостиной палате в окружении немногих оставшихся в Городище бояр, включая Федора Даниловича. Он не пошел вместе с дружиной, ибо все последнее время сильно хворал, а теперь радовался, что может быть полезен как бывший Александров опекун — мол, раз он при Александре, стало быть, это и впрямь не Андрей, а Александр.

Андрей снова был в своем лазоревом атласном кафтане, но голову его уже венчала княжья шапка, украшенная бисером и опушенная соболем, а на плечи накинут багряный плащ. В руке он держал позолоченную палицу, слегка поигрывая ею. Мать сидела справа от него, княгиня Александра — слева. Обе успели нарядиться в красивые летники: Феодосия — в алый, Брячиславна — в белый.

Открылись двери, и вошедший слуга объявил:

— Посол от свейского короля Эрика и местера Биргера — Янис.

Вошли трое. Впереди выступал неказистого вида гонец, обряженный поверх кольчуги в голубой гарнаш с вышитым на груди золотым крестом. Правая рука его лежала на рукояти меча и всем своим видом гонец показывал, что готов сражаться в любое мгновение. Двое других были не столь грозного вида, хотя внешне отличались большей пригожестью, не такие уроды, можно даже сказать — вполне похожие на людей.

Боярин Федор выступил им навстречу, приблизился к гонцу и сказал, указуя на Андрея и двух женщин:

— Князь Александр Ярославич со своей матерью, великой княгиней Феодосией Игоревной, и своей супругой, княгиней Александрой Брячиславной, рады приветствовать гостей из земли Свейской. А я — бывший пестун князя Александра, боярин Феодор Даниилович.

Гонец напустил на себя еще большей важности, сделал несколько шагов в направлении князя Андрея, небрежно поклонился и прежде, чем вымолвить хотя бы первое слово, громко и беззастенчиво избрюхнул, словно ему пучило живот всю дорогу до Городища, и лишь тут он счел достойным облегчиться от гнусных воздухов. Мгновенно в палате запахло гнилым.

— Вот те раз! — фыркнул князь Андрей. — Хорошее начало! Это, стало быть, по-вашему, «здравствуйте»? А что же двое других не здороваются?

— Аз есмь посол от великого государя, короля Сверижского королевства Эрика Эрикссона Леппе, — надменно заговорил гонец. Речь его звучала вполне по-русски, хотя и с небольшим и будто бы даже нарочитым искажением. — Мое имя Янис Бесстрашный. Со мною знаменитые рыцари — Магнус Эклунд и Пер-Юхан Турре.

— Вот именно, что Пердурре, — чуть слышно прохихикала Феодосия.

— Я Александр, сын Ярослава-Феодора, великого князя Русского, который ныне пребывает в стольном граде Киеве, — произнес громко Андрей, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться на матушкину шутку. — Приветствую послов короля Эрика и прошу прощения за то, что русское приветствие не отличается такой изысканностью, как свейское.

— Прежде всего я должен удостовериться в том, что разговариваю действительно с конунгом Александром, — нагло сказал гонец Янис. — В Новгороде несколько человек мне сказали, что князь Александр и его дружина вчера покинули город для того, чтобы идти и сражаться с нашими войсками.

— Сие есть неправда, — ответил князь Андрей, не моргнув глазом. — Аз есмь Александр, а дружина моя и впрямь отправилась вчера в сторону Ладоги и далее, чтобы усмирить взбунтовавшееся племя весичей, которые противятся свету Христовой истины. А что до новугородцев, то я нарочно пустил слух, будто я сам отправился вместе с дружиной, и даже послал вместо себя человека, похожего на меня. Хочу проверить, как жители Новгорода ведут себя в мое отсутствие, и своими глазами увидеть, преданы ли они мне или неверны. Посему никто из новгородских жителей не скажет вашему посольству, что я здесь, на Городище, и вас троих прошу не выдавать моей хитрости. А если вы проболтаетесь, я повелю нагнать вас и продержу в заключении до тех пор, пока дружина не вернется из весьских земель.

— Обещаем не сказывать никому, — с надменной усмешкой ответил посол Янис и вновь огласил палату шумным воздухоизвержением.

— Принимаю сей трубный глас иерихонский как лучшее скрепление твоей клятвы, — улыбнулся князь Андрей, и по палате пробежал веселый смех.

— Полагаю, тебе станет не до смеха, когда ты прочтешь грамоту от мейстера Биргера Фольконунга и епископа Томаса Абосского.

— О Боже! У них еще и епископ Абосский! — снова, но уже громче, прыснула Феодосия Игоревна. Это многие услышали и вновь рассмеялись. Невозможно было терпеть чванливые лица послов и все их наглое поведение.

— Подтверждает ли великая княгиня, что сей муж есть ее истинный сын Александр? — спросил гонец Янис, не обращая внимания на веселье русичей.

— Да я на Библии готова поклясться, что он есть истинный мой сын! — возмутилась Феодосия и при том не солгала.

— Мне приходилось однажды видеть великую княгиню Феодосию, и потому я верю, — сказал наглый Янис, снял наконец правую руку с цевья своего меча, залез в сумку, висящую у него на плече, извлек оттуда скрученную в свиток грамоту Биргера и протянул ее боярину Федору. Тот подошел к Андрею Ярославичу и передал грамоту ему.

— Слышал я, что конунг Александр Ярослафович умеет читать по-нашему, — продолжая как бы нарочито искажать русскую речь, произнес гонец Янис. — Посмотрим, сможет ли он прочесть грамоту.

Князь Андрей на сей раз смутился. В отличие от брата, он до сих пор не усвоил ни одного языка, кроме русского, и, когда он развернул грамоту, латинские буквы так и заплясали в его глазах непонятицей.