Александр Сегень - Невская битва. Солнце земли русской Страница 40

Но ему никак не хотелось опростоволоситься, и он сделал вид, будто читает грамоту. О содержании можно было догадаться — свей бросали вызов, и Андрей разыграл удивление и огорчение, нахмурил брови, отбросил грамоту в сторону, Феодосия подхватила ее, развернула и стала читать. Она, в отличие от своего сына, была сведуща в разных грамотах.

Андрей Ярославич грозно встал со своего кресла и произнес:

— Передай своему господину, что я готов с ним сразиться! Я рад, что он так смело вызывает меня на бой. Жаль, что дружина моя отправилась в весьские земли, иначе я бы сегодня же начал сборы и завтра же выступил в полк. Теперь мне понадобится три-четыре дня, но пусть твой местер знает, что через пять дней мы встретимся с ним и по-мужски опознаем, кто есть сильнейший лев — русский али свейский.

— Возможно, Александр хочет передать местеру Биргеру Фольконунгу свою ответную грамоту? — спросил Янис.

— Незачем, — отмахнулся Андрей Ярославич. Уж написать-то по-латынски он точно бы не сумел. — Можете вернуться к своему Биргеру. Скажите, я рад буду сразиться с таким благородным воякой, особенно если он столь же искусен в пускании благоуханных воздухов, как ты, коего он послал ко мне, как видно, не случайно.

— Хорошо, я все передам моему господину, — ухмыльнулся Янис и легонько поклонился. При этом он в третий раз удивил всех своим искусством, но теперь уже никто не посмеялся. В глазах у всех, кто был в палате, светилось жадное желание наброситься на свеев по первому знаку Андрея и разорвать наглецов в клочья.

— Ступайте, — сказал гонцам князь Андрей. — Перед дорогой вас накормят со всеми приличиями. Я распоряжусь, чтобы дали побольше гороху.

Глава десятая

ЛАДОГА

В это самое время, когда мнимый Александр беседовал с наглыми посланцами Биргера, истинный князь Александр Ярославич снова стоял на носу своей ладьи и с удовольствием наблюдал, как все ближе становятся очертания Рюриковой столицы. Здесь, как и в Новгороде, было солнечно, омытые вчерашним дождем берега реки так и сияли сочной смарагдовой зеленью. Встающие слева по борту судна дома и башни радовали глаз своей крепостью, но краше всех вырастал величественный белокаменный Георгиевский собор, увенчанный серебряным куполом.

— А правда ли, Славич, будто сей храм в честь приснопамятной победы над свеями же и воздвигнут? — спросил отрок Савва.

— Правда, — сказал другой оруженосец Александра Ратмир.

— А я не тебя спрашиваю, олух! — сердито огрызнулся Савва.

— Что вы за люди! — осерчал на них Александр. — Неужто нельзя мирно жить? Неужто мы, русские, не можем без того, чтобы не мутузить друг друга?

— Да я-то тут при чем! Это все Савка! — обиделся Ратмир.

— Кому Савка, а кому Савва Юрич, — отозвался соперник.

— Аки дети, ей-богу! — покачал головой Александр.

— А Христос и заповедовал: "Будьте аки дети", — сказал Савва.

— Ну не в таком же разумении, чтобы по-детски вздорить друг с другом! — У Александра уже вовсю чесались кулаки хорошенько избить чересчур ершистого Савку. — Как же я тебя измордую, Савка, только дай срок, вернемся с победою в Новгород!

— Сам же строжишься, что деремся, а сам же и драться намерен… — обиженно проворчал отрок.

— А про ту победу над свеями до сих пор тут все помнит — и деревья, и травы, и даже облака, — сказал князь Александр, вздыхая с благоговением и мечтая о том, чтобы повторить ту победу. — Сей град Ладога искони славен на Русской земле. Наши наидревлейшие князья основали его еще Бог весть в какие баснословные времена. Возможно, и Новгорода еще не было, и Киева, не говоря уж про Переяславль и Владимир, а Ладога уже тогда стояла тут.

— Сего не может быть, чтоб прежде Новгорода, — возразил боярин Ратибор Клуксович. — Новгород повсегда стоял.

Александр сделал вид, будто не слышал, и продолжал:

— Одно время варяги захватили нашу Ладогу, стали называть ее по-своему Альдогой. Им сие место зело по сердцу было — сидишь себе тут, захотел — вверх по Волхову поднялся до Новгорода, пограбил окрестности, да и назад. Разбойники, одно слово.

— Чисто яко нонешние свии, — добавил Ратмир.

— Ну чо ты встреваешь! Сиди да хлопай ушатами своими, слушай, — ущипнул его Савва.

— Потом их вышибли отсюда навеки, — продолжал Ярославич. — Но когда новгородцы призвали к себе первым князем варяга Рюрика, то он именно тут, в Ладоге, основал столицу свою. Здесь, как сказывают, и Олег Вещий принял смерть от коня своего.

— Как это? — спросил удивленно Домаш.

— А так. Он здесь доживал свой век. Сюда приехал на старом своем коне, на коем еще до Царьграда ходил. И когда прибыл в Ладогу, местные волхвы предрекли ему, что от сего коня он и погибнет. И только предсказание ими было вымолвлено, конь возьми да и околей. Олег волхвов на смех: «Хороши же вы, волхвы! Как же фарь мой теперь мне смерть принесет?» Но прошло несколько лет, и однажды во-о-он на том холме он набрел на голый остов коня любимого. Наступил ему на голову, а из мертвой головы фаря — аспид! Он там себе гнездо свил внутри конского черепа. И — хвать князя Олега за ногу ядовитым зубом! Так и сбылось предсказание волхвов, и Вещий Олег принял смерть от коня своего.

— Ишь ты! — покачал головой Домаш.

— Що ли ты ни разу не слыхал про то! — удивился Юрята.

— Да слыхал що-то такое, только не сведал, що сие тут, в Ладогах, было, — почесал в затылке Домаш Твердиславич.

— Его, Олега, затем в Киев перевезли и там похоронили, а вот остов коня его, говорят, где-то до сих пор на том холме лежит, но кто его сыщет — тому смерть неминуемая, — поделился своими познаниями Юрята Пинещенич.

— Так что, — продолжал Александр, — место сие для свеев, ибо и они потомки варяг, лакомое. Они сюда вечно будут устремляться. Они нашу Ладогу именуют ныне Альдегабург, что по-ихнему означает «старый город». И хотят Альдегабургом владеть. Затем и местер сюда двигается, дабы отсюда по Волхову напасть на Новгород, а здесь возродить свое владычество. Собору сему уже почитай скоро сто лет будет. Тогда, во времена Андрея Боголюбского, в Свеях тоже был король Эрик. Он привел сюда свои шнеки с войском, но не мог захватить город, потому что жители под руководством посадника Нежаты храбро и стойко держались, покуда не пришли с войском князь Ярослав-Николай Ольгович и новгородский посадник Захарий Неревинич. Они вместе с ладожанами и разгромили свеев. Пятьдесят пять шнеков было свейских, а спаслись и ушли в Нево озеро только двенадесять. Многих свеев тогда в полон взяли, многих и посекли. Славная была победа! В честь нее и заложили поприще храма, и сам храм быстро воздвигли. Говорят, всего два лета понадобилось, чтобы закончить строительство. И вот, глядите, каков красавец собор!

В это мгновение они как раз проплывали под самым собором Святого Георгия, приближаясь к пристани. Все с восторгом обозревали белоснежное чудо.

— И вот, братья мои, гляньте, как чудесно все повторяет Господь Бог наш, — громче прежнего заговорил Александр, воздымая руки к небесам. — Прошло менее ста лет, и нам суждено повторить ратный подвиг предков наших. Снова Эрик, хоть и другой, послал сюда своих кметей, жаждущих насадить на Русской земле проклятое латынство. Только их уже не пятьдесят шнеков, а сто, как подсчитал наш дозорный акрит[81] Филипп Пельгуся. Вдвое больше. Но сколько бы их ни было, мы должны одолеть их, ибо не в силе Бог, а в правде, и я знаю — с нами Бог, разумейте языцы!

— Воистину! — густым голосом воскликнул отец Николай, широко осеняя себя и других крестным знамением.

— С нами Бог! — оживленно подхватили разом и Савва, и Ратмир, и Миша, и Юрята, и многие другие, кто сидел на Александровой ладье.

— С нами Бог! — откликнулись с ладьи, поспевающей за ними следом, и покатилось по остальным ладьям: — С нами Бог!..

Только что еще все сидели расслабленные, вялые, лениво оглядывали плывущие мимо берега Ввлхова, но вот уже по слову Александра вскочили, аки львы, веселые, в глазах огонь и озорство, в мышцах искры играют — эх, хороши! И он залюбовался, глядя на соратничков своих, — али же с такими не одолеть свейского местера!

Иеромонах Роман вдруг в порыве восторга подхватился, приблизился к Александру и прижался лбом к его плечу, замер так, потом вернулся на свое место. Все молча — второй уже год, как он хранил обет молчания.

Ладья вздрогнула, толкнувшись боком о пристань.

В Ладоге первым делом отправились в Георгиевский собор на службу, которая мигом оживилась, как только появились такие необычные прихожане. Чтили память мучеников Феодора варяга и сына его Иоанна, убиенных в Киеве накануне крещения Руси. Князь Александр вдруг проникся мыслью о великом князе Владимире, который, аки Савл, долго был гонителем христиан, при нем-то и были принесены в жертву идолам Феодор и Иоанн, а потом душа его проснулась, и он сделался русским Павлом, озарил землю нашу Светом Разума…