Б. Кайго - Тигр в лабиринте Страница 4

Это была низенькая бамбуковая хижина, покосившаяся от времени, и когда я осторожно заглянул внутрь, то увидел поломанную мебель и старую глиняную посуду.

Пахло прокисшим вином, а на грязном матрасе спал хозяин дома.

Он выглядел очень старым и, очевидно, весил не больше ребенка. Пьяные мухи барахтались в лужицах разлитого вина и ползали по его лысой голове, путаясь в реденькой седой бородке. Лицо было настолько изъедено морщинами, что напоминало геологическую карту Китая, изо рта шел отвратительный запах, а в уголках рта то и дело появлялись маленькие пузырьки.

Я вздохнул и уже собрался уходить, как вдруг остановился и застыл как вкопанный.

Как-то раз наш монастырь посетил известный мыслитель. Он показывал золотой диплом, присуждаемый мудрецу, занявшему третье место на экзамене на ученую степень цзиньши, выявлявшем лучших из лучших в империи. В трактатах я видел рисунки из серебряного диплома, которым награждался занявший второе место. Но я даже и не предполагал, что когда-нибудь собственными глазами увижу цветок — диплом победителя. И вот теперь роза висела прямо передо мной! Я осторожно подошел к стене и, смахнув пыль, прочел, что «семьдесят восемь лет назад некий Ли Као стал первым из соискателей и получил звание ученого Императорской Академии».

Я повесил диплом обратно на стенку и с недоумением взглянул на старика.

Возможно ли, что этот человек — великий Ли Као, в свое время заставивший встать с колен всю империю? Как могло случиться, что ученый, некогда получивший высший ранг мандарина, теперь лежал на вонючем матрасе и по его голове ползали пьяные мухи? Пока я стоял в раздумьях, лицо спящего исказилось, морщины зашевелились словно волны; он открыл красные воспаленные глаза и облизнул сухие губы.

— Вина!

Я поискал неразбитый кувшин.

— Простите, почтенный господин, но боюсь, вина больше нет, — вежливо ответил я.

Его глаза метнулись в сторону потертой кошелки, лежавшей в луже.

— Деньги, — снова прохрипел старик. Я поднял кошелку и открыл.

— Боюсь, денег тоже не осталось.

Он закатил глаза, и я решил сменить тему.

— Могу ли я обратиться с просьбой к великому Ли Као, мудрейшему во всем Китае?

Нашу деревню постигла беда, но все, что я могу заплатить, — лишь пять тысяч медных монет, — печально сказал я.

Из рукава халата показалась костлявая рука.

— Давай! — просипел он.

Старик схватил нанизанные на нить монеты, но вдруг разжал пальцы.

— Возьми эти деньги, — простонал старик, — и принеси столько вина, сколько сможешь купить.

— Конечно, почтенный господин, — повиновался я.

Бесчисленное количество раз исполняя подобные поручения для дяди Нана, я уже имел опыт в подобных делах. Запрокинув голову старика, я лил ему в глотку вино, пока он сам не вцепился в кувшин. Вскоре на лице старика появились первые признаки жизни, и после второй порции вина он вполне пришел в себя.

— Кто ты? — продолжая пить, спросил мудрец.

— Меня зовут Лу Юй, но не путайте меня с автором «Трактата о чае». В деревне же меня зовут просто Десятый Бык, — ответил я.

— А меня зовут Ли Као, и у меня, как ты заметил, есть один маленький недостаток, — как бы между делом заметил он. — Что у вас случилось?

Я рассказал ему все. Ли Као слушал с интересом, и когда я закончил, он попросил пересказать все снова, потом поднял пустой кувшин и швырнул его в общую кучу. Через секунду он был на ногах, легкий и быстрый как лань.

— Десятый Бык, говоришь? Что ж, вообще-то значение мускулов часто переоценивают, но думаю, твои нам понадобятся. Нужно спешить, и тебе, возможно, придется свернуть кое-кому шею.

Я не верил собственным ушам.

— Мастер Ли, вы хотите сказать, что пойдете со мной в деревню и узнаете, как болезнь выбирает людей? — воскликнул я.

— Я уже знаю, как болезнь выбирает людей, — спокойно ответил Ли Као. — Нагнись.

Я был настолько ошарашен, что прогнулся назад вместо того, чтобы исполнить приказ.

Но мастер Ли резко наклонил меня вперед, молниеносно залез мне на спину, обхватил руками за шею и просунул сандалии в карманы моего халата. Он был легкий как перышко.

— Десятый Бык, мои ноги уже слегка не те, и боюсь, времени у нас в обрез. Поэтому быстро припоминай, где твоя деревня, и беги со всех ног, — произнес великий мудрец.

У меня захватило дух, но сердце преисполнилось надежды. Я понесся, как олень. В дверях Ли Као ловко пригнулся, я же, напротив, обо что-то стукнулся лбом; и уже в переулке, обернувшись, увидел, что это был наддверный глаз, который теперь вертелся, будто пытаясь заглянуть во все тайны Вселенной.

Не знаю, было ли это каким-то особым знаком, но сей образ не оставлял меня всю дорогу до нашей деревни.

Тетушка Хуа посмотрела на гостя довольно подозрительно, но вскоре ее мнение изменилось. От старика жутко пахло вином, его халат и борода были грязными, но в нем чувствовалась такая сила, что даже настоятель признал его авторитет.

Ли Као прохаживался между койками, приподнимал веки детей и довольно хмыкал, видя расширенные и «плавающие»  зрачки.

— Так я и думал. Вопрос не в том, как болезнь выбирает людей, а что ее вызвало.

Боюсь, у них повреждение мозга. А теперь мне нужны образцы листьев со всех рощ, но отделяйте их друг от друга, чтобы мы знали, откуда какие взяты.

Мы бросились исполнять приказ. Корзина за корзиной листья шелковицы доставлялись в монастырь, где мастер Ли помещал их в стеклянные пузырьки, добавляя в них какое-то вещество, пока настоятель поддерживал огонь. Когда восемнадцатая кучка листьев окрасила зелье в бледно-оранжевый цвет, старик начал работать с удвоенной быстротой, вываривая листья, добавляя больше этого вещества, все больше раздувая огонь и уменьшая количество жидкости. Бледно-оранжевый цвет стал зеленым. Когда жидкости почти не осталось, Ли Као поместил половину образовавшихся черных кристалликов в отдельную склянку и добавил немного бесцветной жидкости. После этого он выпрямился и устало потянулся.

— Еще немного, и все станет ясно, — сказал он и подошел к окну. В саду монастыря гуляло несколько детишек, и Ли Као указал на одного из них. — Смотрите.

Мальчик подошел к дереву, чисто инстинктивно сорвал листок, положил его в рот и стал жевать.

— Это делают все дети. И ваши не исключение. Понимаете, маленькие не работали.

Детки же постарше обдирали шелковицу и ели. Только чем старше ребенок, тем более он осознает, что делает. Он перестает есть листья. Вот почему болезнь распространилась на детей от восьми до тринадцати лет. Видите, дело не в возрасте, а в том, что кто-то хотел умышленно убить шелкопрядов.

Он отошел от окна и указал на склянку. Жидкость теперь была наизлейшего вида: склизкая и зеленая — как язва.

— Это яд ку, и противоядия от него нет, — мрачно произнес старик. — Он был на листьях, принесенных из рощи вашего оценщика Фана.

Яростная толпа ринулась к амбару Ма.

Но тот был закрыт. Настоятель крикнул: «Ломайте!»  и я вышиб дверь. Она отлетела до середины комнаты, и нашим глазам предстало жалкое зрелище. Хапуга Ма лежал на спине, и следы яда ку виднелись на его губах. Оценщик Фан был еще жив. Он пытался взглянуть на нас и бормотал:

— Мы хотели убить… лишь гусениц… если бы они погибли… мы бы… владели всем… но теперь… моя дочь…

Ему оставалось совсем чуть-чуть. Настоятель наклонился и, вложив ему в руку маленького нефритового Будду, стал молиться. Глаза Фана в последний раз открылись, он посмотрел на статуэтку и пробормотал:

— Дешево, очень дешево. Не больше двухсот монет… — Через миг он был мертв.

Ли Као посмотрел на тела, на его лице появилось странное выражение, и он передернул плечами.

— Так тому и быть. А теперь предлагаю оставить их в покое и вернуться в монастырь.

У нас есть дела поважнее.

Оценщик Фан и Хапуга Ма, можно сказать, погубили детей нашей деревни, но когда я уходил, в моем сердце не было гнева.

Настоятель шел впереди. Мы спускались подлинной винтовой лестнице в погреб, и наши тени скользили по стенам словно сказочные гиганты.

Монастырь был очень древним, здесь хранилось множество рукописей, постоянно пополняемых настоятелями. Медицинские трактаты исчислялись сотнями, и сейчас мы свиток за свитком перетаскивали их на длинный стол, где настоятель и монахи выискивали любые сведения о яде ку. Их оказалось очень много, поскольку этот яд применяли на протяжении почти двух тысяч лет. Но его действие всегда было неизменным: человек впадал в глубокий сон, его тело практически не подавало признаков жизни, и это могло длиться месяцами, пока не наступал конец. Противоядия не существовало.

Говорят, яд этот завезен из Тибета. Ли Као был единственный, кто понимал древние тибетские тексты, и все надежды возлагались только на него. Но не все было так просто.