Иван Ефремов - Таис Афинская Страница 40

Гесиона беспокоилась. Одно за другим исчезали из большой шкатулки украшения госпожи. Даже в самые богатые периоды своей жизни Таис не признавала разгула и непомерного щегольства, однако не хотела и отказывать себе в привычном достатке. Её желания были скромными в сравнении с безудержной расточительностью других выдающихся гетер. Смерть Эгесихоры отняла половину её сердца, а гибель Менедема лишила любви и надежной опоры. Таис, как запнувшаяся на скаку лошадь, потеряла дорогу и вертелась в круге медленных дней, утратив желания, не видя смысла дальше жить в Египте и не зная, куда направиться, чтобы скорее заполнить душевную пустоту. Только скачки и головоломные трюки с Салмаах на время возвращали прежнюю Таис, с горящими щеками и блеском озорных и в то же время серьёзных глаз, — в той самой смеси вдохновенного достоинства и девичьего задора, которая придавала гетере её неотразимую привлекательность.

В дни «мертвых» — «тяжёлые дни» пианепсиона Таис впала в меланхолию, остро чувствуя, что прежний мир утрачен навсегда. Никогда более не вернется та безмятежная и спокойная жизнь, пронизанная ожиданием ещё лучшего, ещё более прекрасного, божественной уверенностью в своей красоте, здоровье, счастливой судьбе, какая бывает лишь в расцвете юности. Таис исполнилось двадцать три года — для эллинской женщины и даже для танцовщицы в возраст полного великолепия. И всё же казалось, что вместе с юностью уходит её прежняя красота, она утрачивает свои непобедимые чары без всякого желания испробовать их на ком-нибудь снова. Именно это отсутствие желаний пугало Таис призраком будущей старости. Если бы здесь был мудрец Делоса… она скорее нашла бы себя и ожила для новой жизни. Гаис, оставив дом на попечение Гесионы, снова уединилась в храме Нейт. Жрецы приняли её беспрекословно, очевидно предупрежденные делосцем. Гетера облюбовала комнату — библиотеку в верхнем этаже пилона и среди греческих книг разыскала платоновского «Горгия». Таис помнила ироническую усмешку делосского учителя в ответ на её пренебрежительный отзыв о Платоне. Она почувствовала, что сделала промах, и тогда же решила при случае перечитать великого философа. И действительно, в его диалогах Таис увидела не понятную ею прежде глубину заботы о людях Афин, старание возвысить эллинов Аттики так, чтобы каждый духовно соответствовал бы великолепию города Девы. В её настроении она ощутила печаль мудреца о прошлом Афин, от которого после войны со Спартой остался лишь опустелый сосуд былого великолепия. Там, где прежде ей виделось лишь нудное наставление, оказалась твердая вера в то, что только высокая мораль и душевное отношение людей друг к другу могут создать подлинно архегосударство. Задача улучшения людей, по мнению Платона, была самой главной. Правителям, ввергавшим эллинов в бесправие, учившим подданных злобе и предательству, ничего не удавалось, кроме позора и бесславия. Интересно, к чему стремится Александр? Куда направит он дальше свою сокрушительную армию? К чему приложит он свою великую мудрость и неотступное покровительство богов? Впрочем, что за дело до этого Таис? Куда она направится сама, чем насытится её любовь к приключениям и перемене мест? Пора покинуть Мемфис, хотя бы для того, чтобы сгладилась утрата Эгесихоры и Менедема… Неужели придется всё же принять предложение Стемлоса? Едва вышедший из возраста эфеба, он едва ли старше самой Таис. Чувствует себя мальчиком перед богиней. Но ведь могучий Менедем тоже зачастую был как мальчик! Он — добрый, доверчивый, бесстрашный… О нет, никого не надо!

В седьмом письме Платона Таис нашла преклонение мудреца перед древней и святой, по его словам, религией орфиков. Всё же прежняя неприязнь к учению Платона осталась. То, что выражалось в унижении физического облика человека, древние узы ума и чувств закоренелого рабовладельца, — отвращало гетеру, обладавшую более широким взглядом на мир и людей. Таис предавалась размышлениям и читала, не покидая храма несколько дней, пока не пресытилась попытками предугадать своё будущее. С облегчением и почти прежним озорным интересом она услышала зов служителя, возвещавшего о том, что прекрасная девушка в розовом хитоне просит Таис выйти к воротам внутреннего двора.

«Прекрасной девушкой» оказалась Гесиона, в ярком наряде, не свойственном суровой фиванке. Гесиона очень похорошела с тех пор, как, избитая и замученная, она попала с рынка рабов в дом Таис.

Гесиона заметила удивление «госпожи» и залилась румянцем.

— Всем жителям Мемфиса велено нарядиться в лучшее платье.

— Как? Александр?

— Да! — шепнула взволнованная фиванка.

Таис хлопнула в ладоши, подзывая мальчика-служку.

— Скажи почтенным жрецам, что я должна уйти и благодарю их за гостеприимство. Я скоро вернусь…

Гетера ошиблась. Переступив порог храма Нейт, она смогла посетить его снова лишь через девять лет, царицей Египта…

Давно уже улицы Мемфиса не были столь оживленными. Таис с Гесионой с трудом пробивались к дому через взбудораженные толпы. Египтян, обычно сдержанных и учтивых, порядком на улицах похожих на спартанцев, сегодня нельзя было узнать. Они не уступали дороги старшим и женщинам, толкались, как афиняне на агоре. Афинянка даже подверглась оскорбительным замечаниям за свой не новый и не яркий наряд, но не отвечала, склонив голову и прикрыв лицо шарфом.

Мемфисцы восторженно встретили Александра и хотели учредить всеобщий праздник в его честь. Великий победитель исчез так же внезапно, как и появился, едва только принял знаки покорности от сатрапа и жрецов, представителей фараона, объявивших того низложенным…

Таис не хотела видеться с Александром затерянной в толпе, и судьба пошла ей навстречу. Поздно вечером, на второй день возвращения Таис, пришел Неарх. Афинянка сразу узнала морехода, хотя он стал повелительнее и резче в разговоре. Его борода, вопреки моде полководцев Александра, вызывающе торчала. Критянин будто и не удивился давней приятельнице. Он шагнул к выбежавшей навстречу Таис, крепко взял её за руку и промолвил единственное слово: «Эгесихора?»

Губы гетеры задрожали, и налились слезами глаза. Задержав дыхание, она склонила голову. Так они стояли молча друг перед другом. Руки Неарха сминали браслеты из мягкого золота на запястьях гетеры. Таис опомнилась, вздернула голову, позвала Гесиону.

— Сядь, выпей вина…

Неарх послушно, с несвойственной ему медлительностью, опустился в кресло, машинально налил неразбавленного вина.

Гесиона, смущенная, с опущенным взглядом, принесла ларец с драгоценностями Эгесихоры, так и оставшийся у Таис.

Критянин вздрогнул, увидев свои дары. Таис схватила хотевшую удалиться фиванку и толкнула её к Неарху.

— Вот свидетельница последнего часа Эгесихоры. Рассказывай! — повелительно прикрикнула она на задрожавшую Гесиону. Та залилась слезами, скользнув на ковер к ногам гостя, овладела собой и связно поведала Неарху все, что он хотел или не хотел знать.

— Теперь я, — отрывисто сказала Таис, едва умолкла Гесиона. Из-нод опущенных век молодого начальника скатилось несколько слезинок. Критянин оставался недвижимым, только опущенная на боковину кресла рука вздрагивала и тонкие пальцы как бы скручивали шею резному льву. Повинуясь внезапному порыву, Гесиона приподнялась с ковра и прильнула щекой к этой руке. Неарх не отнял ее, а, протянув другую руку, стал гладить волосы фиванке, вполоборота следя за Таис. Она рассказала все, начиная со встречи с окровавленной Гесионой до последнего прощания с подругой на костре.

— И мой Менедем ушел сопровождать Эгесихору в подземелья Аида… — Таис расплакалась.

— И проклятый Эоситей тоже там! О спартанцы! — глухо, с ненавистью и угрозой воскликнул Неарх, вставая.

— Эгесихора — лакедемонянка тоже! — тихо возразила Таис, и критянин не нашел ответа.

— Завтра на рассвете принесу жертву в память ее. Я приглашаю тебя, — сказал Неарх после некоторого молчания, — и тебя, — обратился он к Гесионе. — Я пришлю колесницу или носилки.

— Хорошо, — ответила Таис за обеих. — Но ты забыл про это, — протянула она ларец Эгесихоры.

Неарх отступил на шаг, отстраняя ящичек рукой.

— Нет, не надо. Отдаю той, которая увезла Эгесихору от убийц, — твоей подруге.

Потрясенная Гесиона покраснела до грудей и воскликнула:

— Что с тобою, наварх? Разве можно дарить столь дорогие вещи нищей девушке, не рабыне только по доброте госпожи? Я не могу взять!

— Возьми — на память об ужасном часе, пережитом вместе с моей золотой милой. А о своих достоинствах предоставь судить мне.

Гесиона неуверенно взглянула на Таис. Гетера повела бровями — надо взять, и фиванка низко склонилась принимая ларец из её рук под угрюмым взглядом критянина.

Неарх остановился у порога.

— Еще есть у меня слова Птолемея к тебе. Он искал тебя в первый же день, а теперь уплыл с Александром к морю. Он не забыл тебя. Если ты хочешь увидеть его, Александра и Гефестиона, то поплывем вместе. Я жду посланного из залива Героев и должен присоединиться к Александру. Наш божественный полководец и друг хочет основать новый город — может быть, будущую столицу своего царства. Есть подходящее место, там, где был тысячелетие тому назад критский порт.