Польский бунт - Екатерина Владимировна Глаголева Страница 40

Стась и Юзеф, которые не спешат обзавестись своей семьей; у российской императрицы Екатерины – сын и два внука. Все высшие офицеры, которые находятся сейчас в Польше, – представители древних русских родов или инородцы, стремящиеся основать новый русский дворянский род. Слава и деньги – наследство, которое легко растратить; чтобы они оставались в семье, каждое последующее поколение должно их приумножать. Славу и деньги новым вельможам дает Россия, и они будут сражаться за Россию, побуждая своих детей поступать так же. А что в Польше? Дети Чарторыйских получили образование за границей и живут там – в Лондоне, в Брюсселе. Браницкие обосновались в российских пределах. Сапеги рассеялись по всей Европе; князь Казимир Нестор, единственный сын генерала Яна Сапеги, после развода больше не женился и детей не имеет. Костюшко никогда не был женат, его друг Вавжецкий – тоже; Юзеф Зайончек отцом так и не стал, его пасынок погиб, сражаясь за Францию. Михаил Вельгурский хвор, дети его малы и отца совсем не видят, сын всего один, зато у его брата Ежи, сбежавшего в Россию, сыновей четверо и все перешли в православие – крестники самой императрицы Екатерины! У Михала Клеофаса Огинского детей пока нет, и одному Богу известно, оставит ли он потомство; Станислав Мокроновский женился совсем недавно; Кароль Сераковский бездетен; Якуб Ясинский до сих пор не может прийти в себя после смерти младшего брата и тоже не женат… Сам он, Павел Грабовский, – вдовец, сын его покойной жены от первого брака воспитывается за границей; у братьев наследников нет… Подумать только, их с Ежи и Стефаном отец, покойный генерал-поручик Ян Ежи Грабовский, имел девять детей от первого брака!.. Чёрт его дернул жениться во второй раз… Все знали, что он mari consentant[24]; какая такая секира оказалась занесена над его головой, точь-в-точь как на фамильном гербе, что он согласился носить под шляхетской короной налобные украшения? Эльжбета Шидловская, ставшая Грабовской, исправно рожала детей, на истинного отца которых указывали даже их имена: Михал, Александра, Изабелла, Казимеж, наконец, Станислав… Все от Понятовского. Говорят, сразу после смерти отца она тайно обвенчалась с королем… Ну да Бог ей судья. Господь смилостивился над отцом: он не дожил до куда большего позора – нового раздела Польши. Михал, носящий его фамилию, ныне служит адъютантом своего настоящего отца, допустившего этот раздел… Они же, настоящие Грабовские, шляхтичи герба Окша, готовы отдать свою жизнь за свободу Отчизны, но если их убьют – кто поднимет выпавшее из их рук знамя?

* * *

После неудачного штурма прошли без малого две недели; за это время к русскому лагерю подтянулись отряды генерал-майора Германа и князя Цицианова.

Саксонец Иван Иванович Герман питал пристрастие к бутылке, но ему прощали эту слабость ради его обширнейших познаний и острого ума. О его неустрашимости ходили легенды: осенью 1790 года он с малым числом солдат обратил в бегство турок в верховьях Кубани – овладел лагерем неприятеля, захватил всю его артиллерию и взял в плен сераскира. За эту победу он получил от императрицы пятьсот душ в Полоцкой губернии. В прошлом году, уже в Польше, Герман отличился при ночной атаке на Кобыльник, разбив Завилейский полк. В армии он славился как великий тактик, ему и поручили составить новый план осады Вильны.

План был очень прост: симулировать главное наступление на ретраншемент, оставленный десять дней тому назад, пока основные силы, скрытно покинув лагерь, нападут на более слабые укрепления.

Когда пробили вечернюю зорю, солдаты, оставив разожженные огни, построились в три колонны и двинулись в сторону развилки дорог на Троки и Гродно, отстоявшей от лагеря на двадцать восемь верст. В седьмом часу утра пять полков под общим командованием князя Трубецкого атаковали батареи генерала Мейена, и в это же время гренадеры бросились штурмовать траншеи генерала Франковского.

Поляки не ожидали нападения; два батальона косиньеров тотчас бросились наутек, однако жолнеры успели сделать залп из ружей и пушек, после чего, побросав орудия, спустились с холма и построились в линии на равнине. Тучков получил приказ от генерала: перейти ложемент, поставить пушки на Буафоловской горе, чтобы стрелять по неприятельской пехоте. Пока он расставлял свои орудия, Беннигсен расположил под горой три конных полка: драгунский, карабинерный и легкоконный, а два полка казаков послал перерезать дороги на Вильну и на Гродно. По знаку Леонтия Леонтьевича, от кавалерийских полков отделились первые два ряда, образовав линию фланкеров, и рысью двинулись вперед к неприятельской пехоте, державшей наготове заряженные ружья. Фланкеры принялись стрелять из карабинов и пистолетов, готовясь в нужный момент расступиться перед следовавшими за ними полками; поляки дали залп, и на них тотчас налетела галопом русская конница с саблями наголо. Перезарядить ружей им не дали; расскакавшись почти до самого берега Вилии, русские поворотили коней и ударили с тыла; в пять минут весь отряд был уничтожен и почти целиком взят в плен.

Грабовский готовился контратаковать, чтобы отбить пленных, но под ним пала лошадь. Это спасло ему жизнь: конный полк повел в атаку Азулевич и был убит; бригадир Косаковский и майор Корсак тоже успеха не добились; Корсак лишь велел своим людям подобрать брошенные ружья, которых оказалось с полторы сотни. В этот момент в Заречье два батальона русской пехоты скатились с пригорков на одну из батарей и ударили в штыки, захватив три из четырех пушек. Всё правое крыло поляков было смято и отступило гродненским трактом через Погулянку на Панары; посполитое рушение разбежалось еще раньше. Генерал Мейен направился к Зеленому мосту на соединение с уцелевшими частями генерала Франковского; там стояла батарея тяжелой артиллерии, которой командовал князь Казимир Нестор Сапега. Русские выкатили свои пушки, пытаясь разрушить мост, но Сапега точной стрельбой заставил их отступить. По сбереженному мосту покатили телеги обоза, артиллерийские упряжки и экипажи генералов; последней уходила пехота – весь польский гарнизон Вильны. Грабовский оглянулся назад – Сапега махнул рукой, и пушки изрыгнули огонь, откатившись назад.

Вспомнились давнишние разговоры в доме отца, которые он слышал в юности: доискиваться совести у магната – зряшное дело, но всему же есть предел! За какие такие заслуги сынок Яна Сапеги получил патент генерала артиллерии в шестнадцать лет?.. Позже, в Кадетском корпусе и в армии, Грабовский тоже слышал много нелестных слов о молодом князе: он-де гордец, недоучка, болтун и пьяница, и на руку нечист… Сейчас он командовал батареей в чине капитана.

Генерал-майор Антон Хлевинский наблюдал за переправой. Все его вещи уже уехали в обозе, но сам он твердо решил перейти через мост последним.