Андрей Колганов - Йот Эр. Том 1 Страница 41

Снова начальник оперативного отдела стоит на берегу Вислы, у командного пункта 2-й дивизии пехоты, рядом с ее командиром. Полковник Роткевич в советском обмундировании, правда, с наскоро прикрепленными польскими знаками различия.

– Ян, – шепотом спрашивает Речницкий, – ты чего не по форме?

– Польский сейчас пытаются отстирать от грязи, – так же шепотом отвечает Роткевич, – когда КП накрыло минометным залпом, я был у самой воды, и на меня вывернуло целую кучу ила.

В грохот артиллерийских залпов и отдаленный треск пулеметных очередей врывается близкий стук – это солдаты 2-й дивизии спешно мастерят дополнительные лодки для переправы. Речницкий поднимает бинокль и вглядывается в противоположный берег. Вот от него пытается отчалить автомобиль-амфибия, и тут же над водой встает стена разрывов, совершенно скрыв от глаз происходящее. Роткевич, глядя на эту картину, в сердцах бросает по-русски польскому поручнику, возглавляющему команду, мастерящую лодки:

– Лейтенант, кончай работу! Вам эти лодки не понадобятся!

А на них смотрят недоуменные глаза польских солдат: как это – не понадобятся? Ведь там, за Вислой, – истекающая кровью Варшава!

Якуб стискивает зубы. Все верно. В таких условиях переправа – это верная гибель для большей части десанта.

И Станислав Галицкий, и Ян Роткевич поставили перед штабом 1-й армии вопрос: если нет возможности переправить подкрепления и, главное, тяжелое вооружение, прежде всего, для борьбы с танками противника («сорокапятка» против новых немецких «четверок» была почти бессильна), то не следует ли, во избежание напрасной гибели десантов, эвакуировать плацдармы?

Якуб Речницкий прекрасно понимал их положение, но помочь был не в силах: переправочных средств катастрофически не хватало, тем более, что часть понтонов и амфибий была потеряна под огнем, а тяжелую технику перебросить было вообще не на чем. 1-я штурмовая инженерно-саперная бригада 1-й армии Войска Польского, на формирование которой он положил столько сил, стояла в готовности к броску через Вислу. Но что она может сделать без средств усиления против танковой дивизии? Единственный крупный речной транспорт «Байка», имевшийся в распоряжении 1-й армии, был пассажирским судном и взять на борт тяжелую технику не мог.

В результате в ночь с 21 на 22 сентября был эвакуирован десант 2-й дивизии пехоты, а 23 сентября переправлен обратно и десант с Черняковского плацдарма. Эвакуация с варшавских плацдармов стоила больших жертв. Ее не удалось начать в назначенный срок – «химики» не успели пополнить израсходованные запасы средств для постановки дымовых завес, – а перенос на сутки увеличил и без того немалые потери.

Немцы настойчиво давили сопротивление, пробивали артиллерией бреши в стенах зданий, закидывали через эти бреши бойцов грантами, стараясь ворваться внутрь с криками «Vorwarts!» и «Смерть ляхам!» – это кричали служившие в СС украинские нацисты… И тогда командир минометной батареи, расстрелявшей все боеприпасы, подпоручник Янина Балщчак (бывшая первой из семисот курсантов по успеваемости на офицерских курсах под Рязанью) стала раз за разом поднимать своих бойцов в контратаки. Невысокая крепкая девушка с развевающимися светлыми волосами, она неудержимо шла вперед, и немцев удавалось отбросить на несколько десятков метров. Дважды раненая, она очнулась в немецком плену, но благодаря помощи подпольной санитарной службы АК сумела выжить и вернуться в строй.

Когда лодки все же подошли, многие из них накрыло артиллерийским огнем немцев у самого берега, а иные – на обратном пути к Праге. Вопрос о переправе остатков отрядов повстанцев с Чернякова повис в воздухе. Те, у кого уже не было воли сражаться, сдались; кто не хотел сдаваться, попытались небольшими группами пробиться через немецкие боевые порядки в центр, и некоторым это удалось.

На Жолибоже 2-й батальон 6-го полка, вызвавший огонь на себя, не погиб полностью, и многих его бойцов удалось снять с побережья и переправить на восточный берег. После завершения эвакуации 6-го полка 2-й дивизии пехоты, ее командир Ян Роткевич появился в штабе армии:

– Нами согласован с повстанцами план эвакуации всей Жолибожской группировки на восточный берег Вислы. Это две – две с половиной тысячи человек, может, немного больше. По моей прикидке, наших переправочных средств должно для этого хватить, – заявил полковник Роткевич.

– Да, – ответил Речницкий, – может и хватить, если мы отремонтируем все поврежденные амфибии и понтоны, которым удалось добраться до нашего берега.

– Когда? – лаконично спросил Роткевич.

– Нужно не менее пяти дней.

– Значит, двадцать восьмого?

– Скорее, двадцать девятого, – уточнил начальник оперативного отдела.

Граф Тадеуш Коморовский, узнав, что Жолибожская группировка намеревается уйти на восточный берег в ночь с 29 на 30 сентября, вступил в переговоры с немецким командованием и затем 29 сентября в 19:40 передал категорический приказ: капитулировать перед немцами. Лишь двадцать восемь бойцов Армии Людовой под командованием Шанявского (псевдоним майора Яна Беньковского), презрев этот приказ, без особого труда пробились через позиции гитлеровцев к Висле и были переправлены в Прагу.

Почти три тысячи семьсот бойцов Войска Польского остались в Варшаве навсегда. Столь героизированный неудачный штурм Монте-Кассино бригадами польской армии Андерса обошелся куда как меньшей кровью. После яростных, но безуспешных лобовых атак, в обход Монте-Кассино прорвалась марокканская дивизия французского корпуса генерала Жюэна. И лишь тогда поляки, двигаясь за отходящими немецкими арьегардами, смогли занять господствующие высоты. Когда утром 18 мая разведывательный дозор 12-го полка подолских улан вошел в аббатство, там оставалось тридцать раненых немецких солдат. Поляки водрузили над руинами монастыря польский флаг как символ своей победы. Их потери составили девятьсот тринадцать человек убитыми. Интересно, почему «алые маки под Монте-Кассино» ценятся официальной Польшей выше, чем сражение за собственную столицу?

9. Цыганка

Осенью 1944 года Нина снова отправилась на уборку вместе со своими бывшими одноклассниками (ведь занятия она уже год как не посещала), но на этот раз убирать предстояло не хлопок, а яблоки. Все упиралось в вопрос – а как же оставить маму и бабушку одних? Проблема, однако, разрешилась сама собой: соседи, и раньше частенько помогавшие семье Коноваловых, вызвались на время отсутствия девочки взять все заботы на себя. Особенно выделялась своей добросердечностью татарка Рузигуль, работавшая уборщицей в горисполкоме, которую, впрочем, все звали просто Ритой. Она частенько заменяла Нину в кухонных заботах, и нередко можно было слышать, как она громко, через весь двор, кричит:

– Ни-и-на! Иди сюда, бери пер – тарой[15] кушать, а то астынет!

В общем, девочка имела все основания положиться на своих соседей и отправиться «на яблоки».

Работа шла от зари до зари, требуя притом немалой аккуратности: плоды надо было снимать только с деревьев, яблони не трясти, яблоки не ронять на землю, а, срывая, аккуратно укладывать в деревянные ящики. Хотя организована поездка была отнюдь не по желанию школьников, а в порядке общей мобилизации на уборочные работы, ехали охотно. Все знали: в кишлаке будет хорошая кормежка, да еще и оплата за уборку. На этот раз в качестве оплаты предлагались путевки в санаторий, где также можно было подкормиться. Однако девочка от путевки в санаторий отказалась, предпочтя взять «сухим пайком» – рисом и сухофруктами.

Несмотря на отсутствие возможности учиться, Нина связи со своей школой, с учителями и одноклассниками, не разрывала. Да и школа о ней не забывала. Когда подвернулась возможность поехать на уборку яблок, ее сразу оповестили – чем еще школа может помочь? А там хоть кормить будут получше. Подружки, зная, как нелегко ей приходится, нередко захаживали к Коноваловым домой, помогали по домашнему хозяйству. Учителя тоже за девочку переживали, но помочь могли, пожалуй, только морально. Учительница литературы пригласила Нину в драмкружок – и не ошиблась. Актерские способности Нины быстро нашли применение в школьной художественной самодеятельности. Ей, по общему согласию, доверили играть в поставленном учениками спектакле главную роль – Зои Космодемьянской.

Месяц шел за месяцем, а об отце все еще не было никаких известий. Да еще осенью 1944 года пропала без вести тетя Оля (вернувшаяся из немецкого плена только после окончания войны). Маме с бабушкой становилось все хуже. Да и девочка начинала сдавать – тяжелая работа, нервное напряжение и неполноценное питание, из которого она еще ухитрялась урвать что-то для своих родных, подтачивали ее силы. У Нины стали развиваться отеки, появилась бессонница, нарушился аппетит – первые признаки подступающей пеллагры. Еды, чтобы продержаться, ей, в общем, хватало. Но недостаток витаминов, мясных и молочных продуктов постепенно расшатывал молодой, быстро растущий организм.