Андрей Колганов - Йот Эр. Том 1 Страница 42

Прошла зима, наступил цветущий апрель, а новостей об отце все не было и не было. Однажды, возвращаясь с работы, Нина заметила у Госпитального рынка изможденную пожилую цыганку с маленьким ребенком на руках и, повинуясь какому-то безотчетному порыву, отдала ей свою пайку хлеба (покуситься на долю мамы и бабушки для нее было совершенно немыслимо). Цыганка понуро произнесла:

– Нечем мне тебя отблагодарить. Дай руку, хоть погадаю…

Подержав руку девочки в своих руках, она начала:

– Трудно тебе гадать будет. Родилась ты под двойной звездой, и потому две дороги жизни заслоняют друг друга. От тебя самой будет зависеть, на какую дорогу встать… – цыганка внимательно посмотрела ей в глаза и после небольшой паузы добавила: – Сразу могу сказать: тот, про кого думаешь, что он погиб, жив и скоро вернется. А сама ты… Если переживешь этот год, будешь жить долго. Муж у тебя будет только один, и проживешь ты с ним до самого конца. Погибнете вместе, в последнем году этого века, от такого, что сейчас еще не выдумали.

Надо сказать, что не сбылось только самое последнее предсказание. А остальные… Имея опыт в разгадывании людских чувств и понимании характеров, несложно было предположить. Впрочем, цыганка могла верить, что она действительно угадывает судьбу.

Нина неслась домой, как на крыльях.

– Папа жив! – с порога закричала она.

На вопрос о том, откуда эта новость, девочка рассказала о гадании старой цыганки. Мама и бабушка посмотрели на нее грустными глазами и дружно промолчали.

16 апреля, в день рождения Нины, Анна Алексеевна и Елизавета Климовна, превозмогая боль и напрягая оставшиеся силы, встали с постелей, чтобы сфотографироваться вместе с дочерью и внучкой. Это была их последняя совместная фотография.

10. Последние бои

Для Якуба Речницкого зима 1945 года была насыщена событиями. После неудачных боев 1-й армии Войска Польского на Варшавских плацдармах вместо Зигмунта Берлинга был назначен новый командующий – бывший начальник штаба армии Владислав Корчиц. А перед решающим наступлением на польскую столицу его сменил Станислав Поплавский.

Начало операции начальник оперативного отдела штаба 1-й армии полковник Речницкий встречал со спокойной уверенностью: мощные фланговые группировки Красной Армии обеспечивали успех прорыва немецкой обороны, обходя Варшаву и вынуждая немцев отводить оттуда свои силы. Так и произошло: вскоре после начала наступления советских войск противник начал отвод своих частей, прикрываясь, однако, сильными арьергардами. Настало время и для польской армии.

2-й дивизии пехоты под командованием генерала бригады Роткевича предстояло форсировать Вислу севернее Варшавы. Накануне решающего броска разведка под командованием подпоручника Войцеха Ярузельского совершила вылазку на тот берег и захватила нескольких «языков». Докладывая в штаб армии о результатах этого рейда, Роткевич не преминул то ли похвалить, то ли обругать своего подпоручника:

– Вот ведь шельмец! Взял-таки пленных. Настоящий поляк. Ведет себя осторожно, если не сказать – трусовато, а как на людях – так безрассудный храбрец. По-наглому ворвался прямо в окопы боевого охранения немцев, похватал «языков» – и назад.

Утром 16 января 2-я дивизия начала форсирование Вислы, к счастью, покрывшейся к этому моменту довольно прочным льдом. С юга наносила удар 4-я дивизия пехоты генерала бригады Станислава Кеневича и кавалеристы полковника Радзивановича, с Магнушевского плацдарма их поддержал удар польских танковых соединений, а из Праги десантировались прямо в Варшаву части 6-й дивизии полковника Шейпака. Им пришлось труднее всего – немцы не желали оставлять Варшаву совсем без боя. Но дивизии, ворвавшиеся в Варшаву с севера и с юга, уже продвигались к центру города. После коротких, но ожесточенных схваток за главные узлы обороны гитлеровцев в городе – Цитадель и Центральный вокзал, – над руинами польской столицы днем 17 января заполоскались на январском стылом ветру бело-красные флаги.

Прибыв в Варшаву, полковник Речницкий испытал гнетущее впечатление. С этим городом его ничто особо не связывало, но руины огромного города, специально разрушавшегося гитлеровцами после капитуляции повстанцев, заставили бы дрогнуть чье угодно сердце. В самом центре Варшавы лежали даже не руины, а огромное поле битого кирпича, усеянное некоторым количеством более крупных обломков разрушенных зданий.

– Что это? – спросил Якуб у проводника, одного из немногих чудом оставшихся в Варшаве жителей.

– То было гетто, пан пулковник. Швабы сожгли его и сровняли с землей еще в 1943 году, когда жиды повстали.

Это были несколько недель отчаянного, безнадежного сопротивления, организованного вопреки воле еврейской администрации гетто небольшими левыми подпольными группировками – социалистами, анархистами, коммунистами. Почти без оружия, с ничтожным числом людей, имевших военную подготовку, повстанцы, хорошо ориентируясь в запутанных лабиринтах старой застройки, ухитрялись наносить урон гитлеровцам. А вокруг жила своей прежней жизнью польская часть Варшавы. Армия Крайова наблюдала за происходящим «с ружьем у ноги» – лишь один маленький отряд АК и группа боевиков только что организованного коммунистами Союза борьбы молодых оказали поддержку бойцам гетто. При этом кое-кто из националистов был не прочь помочь немцам выловить скрывающихся евреев. Когда восставшая Варшава сама воззвала к помощи, вспомнил ли кто-нибудь о безответных мольбах, доносившихся из пылающего гетто?

У повстанцев не было никаких шансов, но небольшое число обитателей гетто сумело все же вырваться за его пределы и скрыться. Да даже и смерть в бою была предпочтительнее покорной гибели в газовой камере.

Вслед за освобождением Варшавы после небольшого перерыва Войско Польское начало бои на Померанском вале. Прогрызать хорошо подготовленную оборону было непросто, и счет жертв рос очень быстро. Однако в марте полоса обороны немцев была прорвана и здесь. Сражения переместились на территорию Германии.

Немцы сопротивлялись упорно и умело. Во время налета люфтваффе бомба угодила совсем рядом с одним из штабных блиндажей, где находился в этот момент полковник Речницкий. Удар – и темнота…

Жолнеж из обозной команды, переждав налет в неглубоком окопчике, где он ежеминутно поминал Матку Боску Ченстоховску, убедившись в прекращении грохота разрывов, осмелел и вылез наружу, отряхивая с себя песок. Среди хаоса развороченной земли и обломков бревен ему бросились в глаза торчащие из-под завала до блеска начищенные ладные хромовые сапоги. Даже припорошенные землей, они смотрелись очень привлекательно.

«Ему сапоги уже ни к чему, – тут же решил обозник, – так негоже такой справной обувке пропадать. Мне как раз сгодятся». И он решительно потянул сапог с ноги прежнего владельца. Тут до его слуха донесся слабый стон, идущий из-под завала.

«Никак живой?» – всполошился жолнеж. Вздохнув – все же не по-христиански ближнего в беде бросать, – он оставил сапог в покое и, набрав воздуху в легкие, заорал:

– Люди! Эй, кто-нибудь, помогите! Пан офицер ранен!

Речницкий пришел в себя уже в госпитале. В одном ему точно повезло – разбирательство о пропаже штабных бумаг пронеслось мимо него, пока он валялся без сознания после контузии. По выходе из госпиталя он узнал, что ему присвоено звание генерала бригады и он переведен во 2-ю армию Войска Польского начальником штаба.

Поначалу командующий армией генерал дивизии Кароль Сверчевский – жесткий, волевой командир – вызвал у него симпатию. Но разочарование наступило очень быстро. Сверчевский не знал удержу в пьянке. Нет, Якуб и сам был не дурак выпить, но всегда контролировал себя, а многодневные загулы командующего во время боев вызывали у него тягостное недоумение. Несомненная личная храбрость командующего поворачивалась к Речницкому другой стороной – столь же безрассудным оказывался Сверчевский при принятии оперативных решений, частенько не желая считаться с реальной обстановкой.

После того, как командующий и его начальник штаба не раз и не два сцепились друг с другом по-крупному в присутствии других офицеров, командование Войска Польского сочло за благо развести их в стороны. В средине апреля Якуба перевели в организуемое Министерство национальной обороны начальником Управления боевой подготовки. В конце апреля, во время Берлинской операции, 2-я армия под командованием Сверчевского попала под контрудар немецких резервов, была рассечена на части, а некоторые ее соединения попали в окружение и понесли огромные потери.

Но этот успех вермахта на второстепенном направлении уже ничего не мог изменить. Падение Берлина и окончание войны были не за горами.

11. Беда

В семью Коноваловых май не принес радости. Нина с тревогой наблюдала, как последние силы оставляют бабушку. Воспалительный процесс, начавшийся в месте перелома, остановить не удавалось, и девочка догадывалась, к чему это может привести. В начале мая бабушке стало совсем плохо. Нина глядела в старчески подслеповатые сощуренные глаза на сморщенном лице, и сердце ныло от сознания собственного бессилия. «Бабушка, милая… Почему я тебя не уберегла?!»