Сестра самозванца - Владимир Александрович Андриенко Страница 42

***

Милославский похвалил Шуйского:

– Твои стрельцы отлично справились с задачей, князь.

– Их конница отступает.

– Надобно усилить натиск. Пусть их поддержат все всадники дворянского ополчения.

– Рано, князь! На горе артиллерия, – предостерег один из полковников.

– Они не пострадают от пушек. Обойдут стороной!

Кавалерия двинулась вперед, но гетман Дворжецкий кинул в бой казаков и пятигорцев. Он смогли сдержать всадников, и часть русской конницы откатилась прямо на пушки гетмана. От трех залпов Шереметев потерял больше 50 всадников.

Милославский выругался. Он понял свою ошибку…

***

Ян Нильский был среди пятигорцев и схватился с врагом. Отряд рейтаров в пять шеренг сблизился с пятигорцами и те атаковали солдат наемного полка русского царя.

Пятигорцы это шляхтичи, которые привыкли воевать каждый индивидуально как на рыцарском турнире. Рейтары же подчинялись приказам, и их тактика была такова: при сближении с противником первая шеренга давала залп из легких мушкетов или пистолетов и отъезжала влево за фронт, после чего в атаку шла вторая шеренга и так далее.

Командир пятигорцев стразу был убит. Ян Нильский получил легкое ранение в руку. Он попытался взять командование на себя, но его никто не слушал. Шляхтичи рвались вперед, желая добраться до противника и схватиться на саблях.

Если бы не помощь тысячи запорожцев им пришлось бы плохо. Казаки остановили рейтарский полк и заставили его отойти назад. Но в бой вступила немецкая пехотная дружина фон Розена…

***

Царевич находился среди солдат Бучинского. Он на этот раз был не в полюбившихся ему гусарских доспехах, а в кольчуге и панцире. Голову его прикрывал островерхий русский шлем.

Бучинский был снаряжен как польский ратник. На его доспехах не было украшений. Они были для боя, но не для парада.

Как раз в этот момент гусары полковника Жулинского покатились назад.

– Они бегут, пан Велимир! Смотри!

Царевич указал рукой вперед.

– Это лишь часть войска, государь!

– И это панцирные гусары Речи Посполитой?

– Они отходят для перестроения, – сказал Бучинский, дабы оправдать гусар.

Димитрий выхватил из ножен саблю и приподнялся в стременах:

– Я поведу вас в бой сам!

– Государь…, – Бучинский пробовал остановить его, но царевич лишь отмахнулся от своего секретаря.

Тысяча конных устремилась в бой. Впереди развевалось знамя царевича. Они без труда разрезали строй отряда драгун Мстиславского. Те, увидев кто перед ними, не приняли боя и расступились.

Сотники пытались образумить драгун, но те огрызались:

– Там сам царевич!

– Кто смеет поднять руку на царскую кровь?

– Одно дело ляхов рубать, а иное сам Димитрий Иванович!

Полковник заорал:

– Молчать! Измена! Запорю!

Он хлестнул саблей одного из солдат.

Кто-то выстрелил из мушкета. Полковник драгун упал с лошади. Он был мертв.

Отряд Димитрия вышел во фланг немецкой дружине Розена. Всадники сумели смять пикинеров и порубили с десяток немцев.

Но Розен развернул строй мушкетёров, и они дали дружный залп по конникам Бучинского. Наемникам было плевать кто перед ними.

Конь под Димитрием пал и царевич покатился кубарем по земле. Шляхтичи ахнули. Царевич пал!

Бучинский соскочил с коня и подбежал к самозванцу. Но тот не был даже ранен. Его немного оглушило при ударе о землю…

***

Гетман Станислав Дворжецкий видел эту атаку в трубу.

– Что он делает во имя бога? Ему надоело жить?

– Пан гетман! Наши гусары отошли! – доложил Дворжецкому один из ротмистров. – Пятигорцев теснят и нам некого послать к государю.

– Сам вижу! Но его погубит его собственная глупость!

– Но нужно спасти царевича!

– Он упал!

Дворжецкий видел, как грохнулся на землю Димитрий. Он подумал, что это конец походу.

«Как глупо», – подумал он.

– Он не умер! Смотрите!

– Точно! Его поднимают!

– Ничего не видно! Пороховой дым мешает обзору.

Гетман всматривался в окуляр трубы.

***

Бучинский спас царевича! Его посадили на новую лошадь и увезли прочь от проигранной битвы.

– Нужно трубить отход!

– Все потеряно!

– Пан гетман!

Дворжецкий сказал:

– Сам вижу! Наши бегут с левого фланга. Уходим.

– Пан гетман! – ротмистр пытался его остановить. – Но если они станут преследовать нас?

– Я на месте Мстиславского так бы и поступил. Тогда наш разгром будет полным, пан ротмистр! Но иного выбора нет. Мы проиграли.

Армия самозванца бросилась бежать. Наступление было сорвано. Годунов пока побеждал, но слишком быстро и часто все менялось в этой странной войне…

***

Москва.

Дворец Годунова.

Январь 1605 года.

Царские телохранители – рынды в белых шитых золотом кафтанах с топориками в руках – охраняли все подходы к спальне царицы и царевича.

Самого царя сторожили верные стремянные стрельцы. Все посты были утроены. На Москве неспокойно.

Оружничий Семен Андреевич Клешнин явился по царскому зову во дворец. Его сразу проводили к Борису. Он не спал ночь. Сам лично проводил допросы в пыточной, выматывая жилы у пойманных воров.

Клешнин поклонился царю и ужаснулся внешнему виду Бориса Федоровича. Тот осунулся, и его лицо стало лицом глубокого старика. Под глазами набрякли громадные мешки, и синие круги делали его пронзительный взгляд – взглядом безумца. Борода государя была всклокочена.

– Что воры? – сразу спросил Годунов.

– Показали, что извести тебя желают люди самозванца.

– То мне и без тебя ведомо! Кто в закоперщиках* (*заводилах) здесь на Москве?

– Государь, при ворах была найдена грамота.

– Грамота? Что за грамота?

Клешнин подал пергамент царю. Тот быстро развернул его и прочитал:

«Димитрий, царевич Углицкий, сын царя и великого князя Московского и всея Руси Иоанна, Борису Годунову.

Жалеем Мы, что ты, Борис, продал свою бессмертную душу, по образу божию сотворенную. Гибель душе твоей уготована, ибо воспротивился ты, Борис, воле Господа нашего.

Сестра твоя, жена брата нашего Федора, отдала тебе управление государством. Воспользовался ты тем, что брат наш Федор занимался службою божиею, и именем его лишил ты жизни и имущества многих знатных подданных наших. Князей Шуйский Ивана и Андрея по приказу твоему отравили. Митрополита Дионисия сослал ты в монастырь, сказавши брату нашему Федору, что умер он. Но известно, что жив Дионисий до сей поры.

И нас ты велел жизни лишить и потому подготовил дьяка нашего Битяговского и с ним 12 спальников с Никитою Качаловым и Оською Волоховым, чтобы убили нас. Но доктор наш Симеон уберег нас от смерти тобою нам уготованной. Брату нашему Федору сказал ты, что мы сами зарезались в припадке падучей болезни и знаешь ты, как горевал брат наш об этом…»

Борис оторвался от чтения и посмотрел на Клешнина:

– Что сие?

– Грамота, обнаруженная у пойманных воров.

– Но адресована она мне. И что воры читали сие народу?

– Да, государь. Читали.

– Прибыли воры из ставки самого самозванца, коли такую грамоту при себе имели.

– Да, государь.

– К кому посланы те воры здесь на Москве? – спросил Годунов.

– Сказали к народу московскому. И де велел им самозванец читать сию грамоту всем, кто слушать пожелает.

– Не могли сии воры просто так по Москве шататься. Они были посланы к кому-то! Кто-то прикрывает их. И кто знает, сколько еще таких грамот гуляет ныне по Москве. Тут сказано о князьях Шуйских.

Клешнин подумал, что все, что сказано в грамоте – истинная правда.