Георгий Соловьев - Отец Страница 44

Раздумывая над планом боевой подготовки, вспоминая, что и как уже сделано за два месяца, Дмитрий Александрович мог сказать себе, что уже по-командирски чувствует свой экипаж. Он думал о подчиненных ему людях, понимал, что они далеко не такие одинаковые, как на параде, и даже гораздо более разные, чем на концерте самодеятельности. И это очень хорошо, что они такие разные, но в бою они все должны быть подчинены его командирской воле, а для этого весь экипаж, его многодушная воля должны быть устремлены к единой цели — отличному выполнению плана боевой подготовки. На параде он видел свое признание экипажем, но парад — действо красивое, да и не так уж сложное. А вот в точно назначенные вышестоящими начальниками сроки отлично выполнять план боевой учебы — это дело большой ответственности и чести, требующее кропотливого и упорного труда.

Дмитрий Александрович сделал много заметок о недостатках и путях их исправления. И когда он просмотрел их все разом, то увидел: это и есть его командирские требования к матросам, старшинам и, что главное, к офицерам корабля, его командирская линия на ближайшее время.

После обеда он вызвал адъютанта и приказал принести материалы, необходимые для личной подготовки к назначенной на завтра военно-морской игре: «Огневая поддержка фланга армии, упирающегося в побережье». И опять командир внимательно исследовал морскую карту назначенного для игры района; освежил в памяти боевые наставления и другие документы и в конце дня, сказав себе, что весь день прошел плодотворно, вернулся к мыслям, с которыми он начал этот свой праздничный рабочий день. «Вот она, моя жизненная дорога! Ясная и деятельная. Не ударить в службе в грязь лицом — это здоровое честолюбие. И пусть никаких новых высоких чинов впереди не будет. Разве это мало: всю жизнь отслужить достойно и с честью? — Дмитрий Александрович явственно вдруг увидел своего старого отца, его колючий взгляд и негромкий голос. — Как он зло сказал, что уход на пенсию — это отдых перед смертью и такого отдыха он не хочет. А ведь вот ушел. И больной сильно. И… — Дмитрий Александрович почувствовал себя зябко. — И я могу его потерять в любой час. А ведь мы с ним о чем-то не договорили до конца. Но о чем?»

XII

Вечером, после развода суточного наряда и увольнения личного состава на берег, к Дмитрию Александровичу пришел Селяничев.

— Что так рано, Аркадий Кириллович? Или жена выгнала? — спросил Дмитрий Александрович, жестом приглашая замполита садиться.

— Точно, выгнала, — ответил Селяничев, с простодушной улыбкой глядя на командира. — Все из-за Славки. Пристал: давай крейсер достраивать. Достроили и намусорили. Это раз. Во-вторых, возню затеяли, опять же по Славкиной инициативе. Представляете, какой кавардак могут устроить два сильных мужчины, если примутся бороться в четырнадцатиметровой комнате? А на столе стоял стеклянный кувшин с водой… Так вот, значит, нам надавали по шеям, потом накормили. После чего Славка был уволен во двор к приятелям до двадцати ноль-ноль, а меня отпустили с приказанием быть дома к двадцати одному тридцати, чтобы не опоздать на последний сеанс: билеты куплены.

— А какая нужда на крейсер погнала? Командира повеселить? Сидит, дескать, бедненький, в каюте и смотрит с тоской из иллюминатора на берег.

— Именно так, товарищ капитан первого ранга! — Селяничев развернул сверток. — Это при содействии Славки нашел: утянул он меня с утра еще гулять в матросский парк, и вот там, в киоске, я и увидал эту книжку. Воспоминания бывших моряков о Владимире Ильиче Ленине! Новинка! По матросским кубрикам в свободное время устроим чтение.

— Одобряю.

— Так вот, не составите ли вы, Дмитрий Александрович, мне компанию? — Селяничев смотрел серьезно. — Почитать и побеседовать с матросами… Они и в самом деле, может быть, скучают: киноаппарат-то у нас в ремонте.

В первом же кубрике, куда они вошли, дневальный, подав команду «смирно», бросился со всех ног навстречу командиру крейсера.

— Вольно, — негромко сказал Дмитрий Александрович и пожал руку матросу. — Здравствуйте. Как тут у вас, не скучно?

— Никак нет, товарищ капитан первого ранга!

— Значит, дневальный службу несет отлично, — пошутил командир и подсел к столу, где матросы играли в домино. Игроки замялись и сбили кон.

— Правильно. Небось, надоело, — сказал им Селяничев. — Приглашайте из других кубриков на беседу. Скажите, командир корабля пришел. А ты, товарищ Кисель, ты не стесняйся, — обратился Селяничев к убиравшему что-то в рундук матросу. — Знаешь, раньше в деревнях молодежь собиралась на посиделки песни попеть, побеседовать, парни с гармошкой, а девчата с рукоделием…

Селяничев сделал значительную паузу. В кубрике все притихли, ожидая от замполита шутки. Кисель, присев у рундука, тоже вопросительно смотрел на замполита.

— Вот ты и будешь у нас за девушку, а вместо рукоделия штаны латать будешь.

Матросы дружно засмеялись.

— А что? — ответил Кисель. — Мне его нечего стесняться. Тем более это не штаны, а рубаха. Казенное имущество к тому же. — Матрос выпрямился во весь рост. — Только вот за девушку не смогу сойти: ну кто из таких парнишечек сгодится мне в кавалеры? — Кисель уселся рядом с Селяничевым, положил перед собой на стол выстиранную парусиновую рубаху, ножницы и нитки и задумался, как лучше приладить заплату на рукав.

Матросы расставили скамейки и расселись.

— Книжку я принес, — сказал Селяничев. — О том, как флотские большевики выполняли приказы и задания Ленина. Рассказывают бывшие революционные моряки. Почитаем?

— Очин даже хотим послушать! — выкрикнул башкир Умитбаев. Он сидел в гуще моряков, сверкая черными живыми глазами.

— Слушайте же. Селяничев раскрыл книжку. — А прежде представим себе революционные морские города — Кронштадт, Питер. Штурм Зимнего дворца. События, знакомые вам по кинофильмам, по книгам, по картинам художников. Представим себе Смольный в те дни…

Селяничев примолк, словно выжидая, чтобы разыгралась фантазия его слушателей.

И вдруг Дмитрий Александрович вспомнил, как он курсантом бродил по Ленинграду и силился представить себе революционный Питер, мысленно увидеть своего отца, балтийского матроса, в центре событий того времени. «Ах, чародей! — подумал капитан первого ранга о Селяничеве. — Откуда в нем такая сила воздействия? Такой простой и улыбчивый человек…»

— Ну вот, — заговорил Селяничев. — С восемнадцатого по двадцать пятое ноября семнадцатого года в Петрограде проходил Первый Всесоюзный съезд военных моряков. Собрались представители со всех флотов и флотилий. Владимир Ильич участвовал в работе съезда; он был избран его почетным председателем и выступил с большой речью. А дальше давайте почитаем, что пишет в своих воспоминаниях участник съезда товарищ Лаковников.

Жизнь военных моряков проходит за стальными бортами кораблей, в окружении необъятной водной пустыни; мир техники порой заслоняет для них остальной большой мир. Поэтому так повышена у моряков потребность в поэтическом, потому так легко и душевно они отдаются песне, дружеской беседе и хорошему чтению. Селяничев, читая, как бы просто поведывал слушателям то, что было любо, родственно его душе. Задумчивость охватила всех моряков. Кисель забыл свою казенную рубаху и слушал, подперев щеку сильной рукой. Даже живчик Умитбаев был недвижим, и только на его круглом лице сверкали бегающие черные глаза.

Когда Селяничев закончил чтение и закрыл книгу, его слушатели разом встрепенулись: кто распрямился, кто вздохнул шумно, а кто переглянулся с другом.

— Я думаю, такую книгу всю читать сразу нельзя, — сказал замполит. — Надо почитать да подумать… Ведь как говорил Ленин с делегатами съезда! Во флоте он увидел блестящий образец творческих возможностей трудящихся масс; он сказал, что в строительстве нового социалистического государства флот показал себя как передовой отряд, он призвал флот посвятить свои силы укреплению союза рабочих и крестьян, как основы государственной жизни. Это же было огромным ленинским доверием людям флота — крепким духом, бесстрашным в борьбе, спаянным боевой дружбой, любящим Родину, преданным делу партии, делу народному.

— Те люди флота и оправдали доверие вождя, — сказал Кисель, принимаясь за свою работу.

— И мы такие же люди флота, — ответил Селяничев.

— Вы — да, капитан первого ранга — тоже да, — орудуя иголкой, продолжал Кисель. — У вас партизанские подвиги в биографии, а капитан первого ранга — известный герой-подводник… А мы? — Кисель обвел взглядом матросов, тесно сидевших на скамейках. — Мы, нынешние моряки, должны быть просто паиньками в службе. Наше дело простое: выучил устав и выполняй, что положено, и не гневи начальство.

— Да вы что, Кисель? — с огорчением удивился Селяничев.