Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня русской дружины Страница 47

И села на скамью, сложив руки, чтобы не помять и не испачкать свое великолепие. Правда, Браня, в новом платьице из голубой шерсти того же отреза, вскоре полезла к ней на колени и стала играть с ожерельями и подвесками.

На дворе рано поднялась суета: челядь готовилась к встрече, покрикивал Богдалец, раздавал указания. Княгине вмешиваться уже незачем: распоряжения отданы, тиун и челядь свое дело знают. Дурней не держим.

Начали потихоньку топить баню. Потянуло запахом жареной курятины и дичины: два дня назад Эльга посылала своих отроков на лов. Сердце занималось от мысли: уже скоро. Уже сегодня…

Рассвело. Она вышла со двора, с высоты Олеговой горы взглянула на юг, где блестел Днепр. Они приедут вон оттуда. Видно было плохо. Пойти, что ли, на Святую гору? Она ближе к берегу, и там есть вал, с которого еще лучше смотреть. Правда, он оплыл совсем, его уж сколько лет не подновляли. Она говорила Ингвару, а он отвечал: зачем? Уж сколько лет тут врагов не видали, на то мы и русь, чтобы отсекать их на дальних подступах. А ведь неплохо было бы подновить укрепления Святой горы, поставить частокол с боевым ходом и выстроить новый княжий двор. Там только святилище и никто не живет – есть место, где развернуться. Не то что здесь, где Олегов двор зажат меж тынами старых гридей, ставших боярами, и некуда ему расти.

Но хоть отсюда Эльга мало что могла разглядеть, она все же смотрела на юг, покачивая на руках Браню – та стала еще тяжелее за время отсутствия Ингвара, подросла. Вон оттуда… И не верилось, что настанет такое счастье – не в мечтах, а наяву она увидит там дружинный строй. Крохотное красное пятнышко Ингварова стяга… Если что-то задержало их хотя бы на день… она так и будет стоять здесь целые сутки, попытается заснуть, как береза на зиму, потому что просто нет сил больше ждать и что-то еще делать.

– Едут, едут!

– Слава Ингорю!

– Наши, наши идут!

Сердце билось тяжело и гулко. Чем меньше мгновений оставалось до встречи, тем тяжелее давалось каждое из них. Стало жарко, и Эльга сбросила шелковый соболий кожух на руки челядинке. Хотелось бы и убрус размотать, чтобы остудить шею, но нельзя. И неприлично, и простынешь…

Народ собрался на дороге, кричал, махал шапками. Мальчишки бежали гурьбой навстречу, потом поворачивали назад и неслись уже перед мордами неспешно ступающих утомленных коней, свистя и размахивая руками. Все понимали, что грядут нелегкие времена, и тоже ждали князя с большим, чем обычно, нетерпением.

Пора идти. Пробрала зябкая дрожь, и Эльга кивнула Добрете, чтобы снова накинула кожух ей на плечи.

Встречать мужа ей полагалось в гриднице. Здесь она и ждала, стоя перед его сиденьем. С одной стороны от нее Скрябка держала на руках Браню, с другой – ждали два отрока: Краята – с большим посеребренным рогом, Начеша – с кувшином меда. Оба в белых рубахах, с цветными поясами, тщательно расчесанными волосами и чинными лицами. Позади – бояре. Дымит очаг. Все смотрят на дверь и ждут.

В первые годы их киевской жизни бывало иначе. Особенно до того, как Ингвар стал князем. Тогда он просто проходил в избу, а она встречала его там. Могла сразу подбежать и обнять, вдохнуть его запах, прижаться к прохладной от свежего воздуха бороде. Иногда она сердилась на него и уклонялась от объятий. Они такие разные, и часто ей казалось, что он все делает не так. Но она привыкла в конце концов к мысли, что он здесь князь, он – хозяин Русской земли, пусть эта земля досталась им по наследству от ее, а не его предков. И он был хорошим князем. Не все и не всегда ему удавалось, но он не мирился с поражением и не находил покоя, пока не брал свое – там, где ему не хотели отдавать. Пусть не с первой попытки. С ней самой, его женой, можно сказать, получилось так же. Он не сдавался. И когда она поняла это, то научилась уважать его, прощая то, что ей в нем не нравилось. Ведь для того она и послана ему богами в жены – одолжить ума, мудрости, удачи, заботы, обхождения там, где своих не хватило.

Снаружи раздавались крики: это киевляне и челядь приветствовали князя и дружину.

– Слава Ингорю!

– Слава князю!

– Слава земле русской!

– Руси слава!

Эльга видела мысленным взором, как он поднимает руку в ответном приветствии – медленным, уверенным движением, скупым и полным силы. Как сходит с коня, бросает отроку поводья, оправляет пояс…

Шум множества шагов был все ближе. Дверь стояла раскрыта; вот в нее нырнул Близина, махнул рукой: мол, здесь! У Эльги перехватило дыхание, занялось сердце – будто вот сейчас, когда ее страстная мечта сбылась, она умрет, не вынеся этого счастья.

И вот в дверном проеме показалась знакомая фигура – не слишком высокая, плечистая, коренастая. Она узнала бы из тысячи его стан, а особенно его походку. Ингвар шагнул через порог, поднял голову – и сразу увидел ее перед очагом. Она встретила его взгляд – он смотрит будто бы спокойно, но так пристально, будто хочет сразу вобрать ее всю и убедиться, что она – та самая, что она ждала его… Лицо его еще больше загорело и обветрилось, под глазами мешки, морщин вроде бы прибавилось – видно, что измотан долгим напряжением и вечным недосыпом. Даже кажется старше, чем есть.

Сердце бьется о грудь так, что кажется, грудь сейчас лопнет. Краята подал Эльге рог, в который Начеша успел налить меда. На дрожащих ногах она шагнула вперед.

Ингвар подошел к ней, покрыв оставшееся между ними расстояние. Эльга подняла рог над очагом.

– Жив будь! Приветствую тебя в твоем доме, Ингвар, сын Ульва, князь русский! – провозгласила она, и только по чуть сбившемуся дыханию можно было различить волнение в ее ясном громком голосе. – Да пребудут с тобой боги наши – Перун, Дажьбог, Велес, Макошь, Лада! Да пребудут с тобой боги отцов наших – Один, Тор, Фрейр, Фригг и Фрейя!

Руки быстро уставали от тяжелого рога, но Эльга привычно терпела – такова священная обязанность княгини и королевы, хозяйки знатного дома и жрицы, идущая из глубины веков. Эльга наклонила рог над очагом и немного отлила; мед плеснул на угли, те мигнули и зашипели, из красных стали черными, поднялся белый пар. Потом огонь снова заиграл языками: боги приняли дар и дали свое благословение.

Народ в гриднице радостно закричал. Эльга протянула рог Ингвару над краем широкого очага. Он взял его, мимоходом коснувшись ее пальцев, и от первого касания его жесткой руки ее пробрала дрожь.

Ингвар отпил несколько глотков, потом передал стоящему за ним брату Хакону. Сегодня тот опять был в красной рубахе, хоть и не такой роскошной, как обычно, в сером плаще с красной отделкой, а волосы убраны в плотно заплетенную косу – понятно, давно не мыты. Эльга лишь сейчас заметила деверя и улыбнулась ему. Оба брата по виду были невредимы, и она рада была убедиться в этом, хотя, если бы кто-то из них был ранен, ее бы известили.

Хакон поклонился ей и очагу, отпил из рога и передал воеводе Ивору у себя за спиной. Рог пошел по малому кругу, состоящему из старших воевод и самых знатных бояр, что стояли в гриднице в первом ряду.

Закончил он свой путь у Себенега – тот передал рог вновь Ингвару, чтобы тот перевернул его и сбросил на края очага последние капли.

Но Эльге казалось, что круг не завершен. В нем не было Мистины. Ингвар тоже это заметил.

– Долговязый где? – негромко спросил он у Эльги под завесой радостного и возбужденного шума в гриднице.

– Еще не вернулся. Не знаю почему. Уехал и вестей не шлет.

– Ладно, разберемся.

Теперь наконец Эльга шагнула к нему, и муж обнял ее. Крепко прижал к себе, так что она могла не опираться ногами на пол. Дрожали колени, и что-то замирало в животе от ощущения его знакомых рук, а еще больше – от запаха. Как она любила этот запах, который он всегда приносил с собой, возвращаясь: самого тела, дыма костров, пропитавшего шерсть, лен и кожу одежды, немного речной воды и леса, немного железа и конского пота… Этот запах всегда означал радость новой встречи после разлуки, и он один наполнял ее страстным влечением к нему, от которого дрожали руки и сами собой закрывались глаза.

Теперь они наконец немного побудут вместе. Сейчас он пойдет в баню, а потом у них будет время до вечера, до большого дружинного пира, – время только для себя.

…В Малин-городке пленники прожили всего два дня. На третью ночь, задолго до рассвета, за ними пришли и велели собираться.

Встревоженные, Ута и Соколина разбудили и одели детей. Их вывели из обчины, потом через ворота вала и перемычку рва на пустырь. Было тихо, весь еще спала. Никого из мужчин – отроков Мистины и Свенгельда, захваченных вместе с ними, – пленницы не увидели.

Зато внизу уже ждали их собственные лошади. Вместо оружников на них сидели незнакомые мужики, трое из них взяли к себе на седла младших детей. Ута, Соколина и Святана получили назад своих кобыл. Их не связывали – понимали, что Святана не ускачет от матери, а Ута – от детей. Зато Соколина сразу принялась озираться, высматривая пути к бегству. К несчастью, еще не рассвело, а округу Малина она знала плоховато – все же тут от Коростеня ее отделяло полное днище, и она бывала здесь с отцом всего раза три-четыре за все годы.