Евгений Федоров - Наследники Страница 47

Терпеть все же было тяжело. Каждый раз при виде хилого нарумяненного «болванчика», увивавшегося подле Александры Евтихиевны, Демидов наливался яростью. «Разорву дохлого кочета!» — грозился он в помыслах, но, встретив укоряющий взгляд жены, становился кротким.

Иногда ему становилось не по себе. После Урала в тягость были шум, бальная суетня, приемы, визиты. Он отворачивался от гостей, и, стараясь быть незамеченным, отходил в темный угол, под сень лавров.

В эту минуту в нем поднималось недовольство против пустого безделья.

«Что бы сказал дед Никита Антуфьев, кабы увидел это?» — думал он.

Ему казалось, что высокий чернобородый тульский кузнец дед Никита, слегка ссутулясь и поблескивая голым черепом, идет через анфиладу освещенных комнат и недовольно постукивает костылем…

Перед отправлением в заморские земли Никита Акинфиевич с супругой были приняты государыней. Демидов с трепетом готовился к этому торжественному дню. Много хлопот причинили сборы, изучение придворного этикета. В день приема Никита вырядился в камзол алого бархата, в такие же панталоны, а сверх этого плечи покрыл тугой кафтан из золотистой французской парчи. На ноги хозяина слуги надели шелковые чулки, туфли с высокими красными каблуками и большими золотыми пряжками. Густо напудренный парик с косой, кружевные брюссельские манжеты, такое же жабо и лорнет на широкой ленте дополняли его великолепный наряд.

Дворецкий и камердинер внимательно оглядели господина. Демидов выглядел величественно, поражал дородностью своей высокой, статной фигуры и строгим породистым лицом барина.

Хозяин долго любовался собою в зеркало: то расшаркивался перед своим отражением и делал приятную улыбку, то замирал в горделивом и холодном спокойствии. Наконец, отвесив последний учтивый поклон своему отображению в зеркале, он протянул руки, и следивший за каждым его движением камердинер мгновенно подал ему табакерку, осыпанную бриллиантами, и длинную трость с золотым набалдашником.

Никита поморщился — страсть не любил он табаконюхов. Ни дед, ни отец не жаловали пахучего зелья. Но что поделаешь, если сама государыня Екатерина Алексеевна подвержена сей слабости? По уверению придворных, она часто нюхает особый табак, культивируемый для нее в Царском Селе, но никогда не носит при себе табакерки: они расположены на виду по всем комнатам дворца.

Дворецкий и камердинер распахнули двери и пропустили хозяина в парадный зал, где поджидала ослепительно наряженная Александра Евтихиевна.

Вышколенный дворецкий засеменил впереди хозяев по длинной анфиладе высоких покоев. Выбежав на подъезд, слуга крикнул:

— Карету!

Малый прием по обычаю состоялся в Эрмитаже. В залах, куда ожидалась государыня, собралось немногочисленное придворное общество. Демидов понял: он удостоен особой чести провести вечер в интимном кругу императрицы.

В залах носился непринужденный легкий говорок, иногда вспышкой огонька вырывался веселый смех. Хотя съехалось не более трех десятков избранных, но Демидова ослепили роскошь и блеск придворных нарядов, изобилие драгоценных камней. Поражали изысканностью французские костюмы; весьма оживленные и жеманные дамы были одеты в роброны с небольшими фижмами, с длинными висячими рукавами и короткими шлейфами. На головах придворных прелестниц возвышались, подобно парусникам, высокие прически, усыпанные алмазами и слегка припудренные. Все были нарумянены.

Среди гостей встретились Никите Акинфиевичу знакомые персоны. Вот оживленно беседует с любимицей государыни Дашковой граф Строганов, представительный и блистательный вельможа, демидовский сосед по Уралу, владелец обширных соляных варниц. Завидя Демидова, Строганов любезно раскланялся с ним и подвел его к Дашковой. Подошел и второй демидовский сосед по заводам, граф Михаиле Александрович Шувалов. Он был весь в лентах и кавалериях и держался величественно. Ох, немало свар и пререканий выходило между демидовскими и шуваловскими заводами, но вельможа и словом не заикнулся об Урале! Он целиком ушел в светские разговоры.

Никита держался напряженно. Глаза его разбегались; мимо прошли рослые блестящие гвардейские офицеры; неподалеку среди группы иностранцев о чем-то весьма оживленно беседовал французский посланник…

Демидов облегченно вздохнул, когда разговор стал общим и он, пользуясь оживлением гостей, смог незаметно удалиться. Никита прошел в соседнюю комнату, за которой простирался освещенный зимний сад. Он был поражен цветущими клумбами, щебетанием птиц, особенно многоголосием порхающих тут канареек.

Как ни приятно было среди этого благоухающего царства, Никита Акинфиевич, все еще не свыкшийся со свободой поведения в Эрмитаже, вернулся в покои. Навстречу ему бросился сияющий Нарышкин.

— Слышу, грохочет! Что такое? А это горы Уральские идут! — пошутил он.

Вдруг в толпе придворных прошло оживление. В ярко освещенный зал вступила государыня Екатерина Алексеевна. Ее сопровождали два камер-пажа; справа, немного позади, шествовал красавец в форме кавалергарда, князь Григорий Орлов.

Все почтительно склонили головы.

Государыня на секунду остановилась при входе, приветливо окинув общество своими молодыми блестящими глазами, милостиво перебросилась ободряющими словами с близстоящими и некоторым позволила приложиться к ручке.

Демидов не спускал очарованных глаз с Екатерины. На ней было светло-зеленое шелковое платье с длинными рукавами, с коротким шлейфом, корсаж из золотой парчи; волосы высоко взбиты и слегка присыпаны пудрой, головной убор унизан крупными бриллиантами.

— Ваше величество, — громко сказал обер-шталмейстер. — Дозвольте представить! Уральский заводчик Демидов, достойный внук своего деда, столь весьма любимого великим государем Петром Алексеевичем…

При упоминании о царе Петре Екатерина приветливо посмотрела на Демидова и протянула ему руку.

Никита Акинфиевич с упоением поцеловал ее.

— Рада, весьма рада, что не забыл меня! — Тут лицо царицы внезапно нахмурилось, и она сказала: — Но почему вижу тебя без жалованных наград?

Никита с минуту колебался, но, вдруг осмелев, поклонился государыне:

— Ваше величество, их нет у меня… Видать, не дорос я до деда…

Царица благосклонно улыбнулась.

— Но уральские пушки и по сю пору отменно бьют врагов нашей отчизны и утверждают русскую славу. Не так ли, Александр Андреевич?

— Истинно так, ваше величество! — всем широким лицом улыбаясь, отозвался Безбородко.

— Слышишь, Демидов, что сказано здесь? Возвращаю тебе жалованную в давнее время анненскую ленту, а чтоб обиды на меня не таил за причиненное огорчение, жалую статским советником.

— Матушка государыня! — кинулся на колени перед царицей Никита.

— Встань! — милостиво сказала Екатерина. — Наслышана о твоих делах и потому отпускаю тебя в иноземные страны…

Она величественно прошествовала дальше.

В зале заиграли скрипки. Сияющий Никита не сводил глаз с государыни, которая села впереди, рядом с князем Орловым.

Екатерина была равнодушна к музыке, ее ухо не улавливало переходов и самых возвышенных мест. Она искоса поглядывала на придворных и, заслышав их шумные одобрения, хлопала в ладоши…

Концерт продолжался недолго. Вскоре все с шумом удалились в большой зал и, к удивлению Никиты, начались игры сразу в разных концах зала. Сама государыня пожелала играть в веревочку.

Может, увеселения эти продолжались бы долго, но, видимо, государыня устала, и обер-шталмейстер объявил:

— Прошу отменных игроков в карты проследовать за мной…

Как ни старался и ни хитрил Никита, но ему не удалось засесть за карточный стол государыни. Там устроились только близкие партнеры царицы. «Эх, не те времена, кои были в дни батюшки! Не гонится царица за демидовскими рубликами!»

Было уже поздно, когда государыня поднялась из-за стола. В соседних залах все еще шли шумные игры, все еще носился среди придворных и гостей шустрый и разговорчивый Лев Нарышкин, но одна за другой гасли люстры…

Демидов с Александрой Евтихиевной отбыли домой.

Город тонул в мраке, только на Невском горели редкие фонари. Их желтый тусклый свет озарял падающие хлопья снега…

Когда среди мелькания снежинок на Мойке встал мрачный дедовский дворец, Никита вздохнул и тяжело вылез из кареты. Родное гнездо показалось ему пустынным и грубоватым.

Никита Демидов основательно готовился в дальнюю дорогу. Закупались дорогие материи, шились платья модных французских покроев, легкие накидки, дорожные шубки для Александры Евтихиевны, атласные и бархатные камзолы для Никиты. В каретных рядах лучшие мастера ладили уместительные экипажи на дубовых колесных станах и упругих рессорах. Экипажи покрывались черным блестящим лаком, сверкали хрусталем и новенькими гербами дворян рода Демидовых. Владетельным князем намеревался Никита Акинфиевич въехать в заморские земли.