Т. Браун - Весеннее пробуждение Страница 49

– Немецкий аэроплан. Кажется, при виде меня летчик удивился не меньше, чем я.

Один из военных посмотрел на нее с уважением.

– Вы ушли живой и невредимой от немецкого пилота? – спросил он. – Немногие могут похвастаться таким достижением.

– По-моему, он даже не пытался меня преследовать, – покачала головой Ровена.

Мужчина пожал плечами:

– В любом случае, вам лучше доложить капитану. Спасибо за аэропланы. – Он отдал честь и вернулся к работе.

Доклад прошел быстро, поскольку, собственно, рассказывать было не о чем. К концу Ровена умирала от голода, и капитан проводил ее и Альберта до столовой.

– Мы попытаемся отправить вас обратно на корабле с ранеными, – говорил он на ходу, – хотя я не уверен, что найдется место. После обеда вас отвезут в гостиницу, где обычно останавливаются приезжающие к нам чиновники. Заходите с утра. К тому времени я буду лучше представлять, какой транспорт доступен.

Ровена кивнула. На пороге палатки, где располагалась столовая, их остановил рядовой.

– Капитан, мне приказали немедленно доставить вам это.

Он передал командиру конверт, но взгляд его то и дело перебегал к Ровене. Капитан прочитал надпись и приподнял брови.

– Адресовано Ровене Бакстон. Пришло телеграфом? – спросил он у солдата.

Тот кивнул, и капитан передал конверт Ровене.

Она нахмурилась, сердце забилось быстрее. Кто мог послать телеграмму? Только мистер Диркс знал, где она… И тут сердце с размаха ударилось в ребра.

Джонатон.

Трясущимися руками она развернула листок.

«Джонатона нашли рядом с Фландрией. Тяжело ранен. В госпитале Красного Креста в Ле-Туке. Сможете навестить его? Д. Д.».

Ровена уставилась на строчки, пытаясь понять, что они означают. Мужчины терпеливо ждали. Должно быть, капитан правильно истолковал выражение ее лица.

– Плохие новости? – спросил он.

– Да, кое-кто… наш друг… тяжело ранен. – Она перевела взгляд на Альберта. – Джонатона нашли. Мистер Диркс хочет, чтобы мы поехали к нему.

– Где он?

– В базовом госпитале в Ле-Туке. Мы можем попасть туда? Это наш знакомый пилот.

Капитан замешкался:

– Вы знаете, что это близко к фронту? – (Ровена кивнула.) – Ладно. Я одолжу вам свой автомобиль и шофера. Но очень прошу, к утру вы должны быть здесь, чтобы я мог посадить вас обоих на корабль и отправить домой. Не люблю лишней ответственности за гражданских.

Подготовка заняла около десяти минут – они лишь захватили наскоро упакованный в дорогу ужин.

– Британская расторопность во всей красе, – заявил Альберт, откусывая от сэндвича с мясом. – Тебе тоже надо поесть.

Ровена послушно взяла сэндвич, но она знала, что не сможет проглотить ни кусочка. В висках стучало, а глаза жгло от сдерживаемых слез. Хотя она молилась о том, чтобы ошибиться, чутье неумолимо твердило, что жизнь Джона утекает как песок сквозь пальцы. Нужно успеть. Нельзя оставить его умирать одного в чужой стране.

Она откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и начала вспоминать время, которое они провели вместе. Каждую минуту, все до мельчайших подробностей. С того самого вечера, как она прижимала его к груди после крушения, до посещения в госпитале. Она вспомнила, как в первый раз села с ним в аэроплан, как он поцеловал ее на дорожке в деревне, и то, что случилось потом, и их расставание, и ее помолвку с Себастьяном. Вспоминала смех Джона, синеву его глаз и отблески солнца на золотисто-рыжих волосах.

Тихие, безмятежные часы, проведенные в гостиничном номере, когда Джон занимался с ней любовью и она боялась умереть от счастья.

Она вспомнила, как он уходил от нее и их последнюю встречу, когда она сама убежала от него. Ровена молилась о том, чтобы успеть. Если те ужасные слова, которые они наговорили друг другу на прощание, станут последними, она просто не выдержит.

Когда они прибыли в госпиталь, Альберт пропустил ее вперед. Ровена была уверена, что он не знает о ее отношениях с Джонатоном, но ведь телеграмма мистера Диркса была адресована ей.

Она проследовала за санитаркой в длинную палату с рядами железных коек, поставленных близко друг к другу. Уже стемнело, и комнату освещали лишь несколько небольших газовых ламп.

Подошла сестра милосердия в строгом, как у монашки, одеянии и спросила Ровену, к кому она пришла. Кто разрешил ночное посещение, ее не интересовало. Многие из лежащих в палате солдат не доживут до возвращения в Англию, так что, если кто-то приходил попрощаться, его впускали.

– Как он?

Женщина печально поджала губы.

– Вы его возлюбленная? – спросила она с певучим ирландским акцентом.

Ровена собиралась отрицательно покачать головой, но в последний момент передумала. А кто еще мог назваться возлюбленной Джонатона?

Сестра ласково коснулась ее плеча:

– Вам лучше попрощаться. У него серьезные внутренние повреждения и тяжелая травма головы, при которой не выживают. Даже не знаю, как ему удалось поджечь аэроплан и дойти до своих.

«Потому что Джон один из самых упрямых людей на свете», – подумала Ровена, когда сестра провела ее к кровати и принесла стул. Голова Джона была забинтована, на повязке проступали пятна крови, рука лежала поверх одеяла, и Ровена ласково взяла ее.

– Джонатон, – прошептала она. – Я здесь.

Он не откликнулся. «Господи, – взмолилась Ровена, – пусть он услышит меня. Пусть знает, что я здесь». Она немного посидела тихо, потом снова начала говорить, словно он мог ее слышать.

– Сегодня я перелетала через Канал. На «Виккерсе», еще более современном, чем мой. Наверное, мистер Диркс действительно уверен во мне, если доверил перегнать такой аэроплан во Францию. Вот подожди, скоро сам узнаешь, когда сядешь за штурвал. Он легкий, как птица, и очень послушный. Диркс передает тебе привет, и твоя мама тоже.

Конечно, ни мистер Диркс, ни Маргарет ничего не передавали, но Ровена знала, что их любовь здесь и она поддержит Джона в его последнем путешествии. Он не двигался, и его рука безвольно лежала в ее ладонях. Ровена чувствовала, как перехватывает горло, но продолжала говорить и говорить:

– Ты знал, что мы с Кристобель вместе катаемся верхом, когда я дома? Думаю, она тебе не сказала. Но так и есть, а когда подойдет время ее выхода в свет, я дам ей свое белое платье и помогу устроить настоящий бал. Я знаю, ты не считаешь светские приемы важными, но Кристобель очень ждет дебюта в обществе. Думаю, надо взять ее на охоту в следующем сезоне, она отлично скачет верхом…

Ровена замолчала и прикрыла глаза рукой. Слова закончились. Тяжелый день давал о себе знать, сильно кружилась голова. Ровена сделала пару глубоких вдохов в надежде, что станет легче.

И тут пальцы Джона в ее ладони едва шевельнулись. Вздрогнув, Ровена подняла голову и вдруг увидела, что он смотрит на нее. Его удивительно синие глаза словно говорили с ней, и она все понимала без слов, ощущая его любовь и благодарность. Ровена наклонилась ближе, вновь вызывая из памяти дорогие воспоминания. Его нежные поцелуи. Ту смешную историю с палочкой, которую он выронил из аэроплана, и как они вместе хохотали. Она очень хотела, чтобы Джон услышал ее мысли, и ей казалось, что он слышит. Потом его веки дрогнули, и она почувствовала, как он страдает.

Нагнувшись над кроватью, Ровена мысленно умоляла его остаться с ней. Она чувствовала, как он пытается собраться с силами, и на миг в синих глазах сверкнула решимость, но слабость и боль брали свое.

– Я люблю тебя, Джонатон, – прошептала Ровена. Сердце ее рвалось на части, но сейчас это было неважно. Главное – Джон узнал, как сильно она его любит и всегда будет любить.

Глаза Джонатона затуманились. Ровена понимала, что он покидает ее, и, не отрывая взгляда, опустилась рядом с койкой на колени и бережно обняла его. От горя и муки ей хотелось кричать, и единственное, что утешало ее, это то, что она успела попрощаться.

Немногим погибшим в этой войне довелось умереть на руках у любимого человека.

Потом его не стало.

Уже не сдерживая слез, Ровена опустила голову ему на грудь и слушала последние биения его сердца. Незримая ниточка, которую она всегда ощущала между ними, оборвалась, и Ровена чувствовала себя одинокой и несчастной. Очень хотелось, чтобы рядом оказался Себастьян.

Она не знала, сколько так просидела, прижимаясь к телу Джонатона, но, когда подошла сестра, ноги свело судорогой. Пошатываясь от боли, Ровена кое-как поднялась.

– Могу я чем-то помочь? – услышала она как в тумане мягкий голос.

– Нет, – ответила Ровена, оглядываясь на неподвижное тело. – Все уже сделано.

Глава двадцать первая

Виктория могла бы поспать и подольше, но привычка просыпаться с первыми лучами солнца взяла верх. Спросонья она сначала не могла понять, где находится. Почему-то она ожидала, что проснется в дорогой сердцу комнате в мейфэрском особняке, с резной мебелью кленового дерева и мраморным камином.