Жан Маркаль - Жизор и загадка тамплиеров Страница 49

Такие цитаты можно приводить и дальше. Они отличаются характерной похожестью. Кроме случая с Пьером Болонским, который, впрочем, скорее всего перепутал направление, речь идет о трех поцелуях: сначала в анальное отверстие, потом в живот и наконец в уста. Конечно, это должно что-то означать. Обычно комментаторы процесса тамплиеров не задерживаются на рассмотрении этих отталкивающих процедур. Они либо сдержанно посмеиваются над этим, либо, очень шокированные (говорить о таких вещах не следует!), поскорее ставят клеймо: это ребячество, дедовщина, как в больших школах и тому подобных сообществах или же у военных, которые, как знает каждый, не слишком утончены и не слишком деликатны. Это легко сказать. Но прежде чем пытаться немного яснее понять это, хорошо бы еще раз обратиться к Рабле, этому старому хитрецу, многое знавшему о традициях, доставшихся от былых веков. Помним ли мы, что в «Гаргантюа» имя, данное конюшим Гимнастом (чье имя значит «тот, кто обнажен»), — Поцелуй-меня-в-зад? Что в «Пантагрюэле» происходит бурная — и совершенно непонятная на первый взгляд, так богата там словесная алхимия намеками и символами, — дискуссия между сеньорами Пейвино и Лижизадом, что любимым оружие брата Жана Зубодробителя — из которого получился бы превосходный тамплиер — был странный фаллический предмет под названием Мальхус (Mal-Cul [Плохой Зад], где игра слов намекает на короля Малека)? Во всем произведении Рабле явно проявляется желание подчеркнуть важность выходящих газов, и прежде всего из зада. Чувствительные люди сочтут это скатологией, но им следовало бы догадаться о символическом значении отходящих газов, каковые происходят из подземного мира, иначе говоря, из копей, где добывают Первоматерию Философов, ту самую, которая в силу разных операций и трансформаций становится Философским Камнем, иначе говоря, чистым светом Духа. А Дух традиционно находится в Голове.

Ну вот. Непристойные поцелуи тамплиеров — это все, что осталось (или все, о чем пожелали сообщить) от очень старинного инициационного обряда: он начинается с зада, то есть из рудников, воспринимающих выдохи материи грубой, необработанной, но богатой возможностями, переходит к животу, месту преобразования (вспомним мессера Гастера!), переработки и очищения, и кончается на устах, на голове, высшей точке, где очищенный выдох становится гласом божьим.

Кстати, это полностью соответствует восточной традиции Кундалини, энергии, которая рождается в нижней части позвоночника, между половым органом и анальным отверстием, и в форме символической змеи поднимается вдоль тела, иннервируя различные чакры — разнообразные центры активности человека, пока наконец не достигает последней чакры, находящейся в голове, — чакры Просветления. Этот инициационный ритуал не может вызвать никаких сомнений. Он так верно описан в показаниях тамплиеров, пусть даже исполнители его уже не понимали, что отрицать это невозможно. Итак, эти непристойные поцелуи — не скабрезная забава школяров, а то, что осталось от инициационного ритуала высокого полета, цель которого заключалась в том, чтобы дать новому рыцарю осознать: он должен начинать снизу, чтобы достичь верха, а не считать, что уже достиг верха, и не спускаться обратно вниз, И главное, этот ритуал фактически полностью оправдан святым Бернаром Клервоским: «Мы существа плотские и рождены от вожделения плоти; поэтому наша любовь неизбежно начинается с плоти, а последняя, успокоившись, постепенно возвысившись под водительством благодати, расходует себя в духе. То, что в нас духовно, не может опередить животное начало, но раскрывается лишь вслед за ним; прежде чем обрести образ человека небесного, нам должно иметь образ человека земного. Человек начинает с того, что любит себя… потом он любит Бога, но все еще для себя, не для Него… изведав же, как милосерд Господь, он возвышается до третьей ступени, состоящей в том, чтобы любить Бога для Бога. Тогда он останавливается, и не знаю, был ли такой человек, который в сей жизни когда-либо достиг последней ступени любви — любить самого себя только для Бога».[50]

Аббатом Клерво, основателем ордена Храма, в этом тексте сказано все. Вопрос лишь в том, все ли тамплиеры были способны понять эти слова и извлечь из них практические уроки.

Бафомет — это миф. Голова, чудовищный облик которой описывали, — это миф. Но мифы — это намного более сильные реалии, чем материальные предметы или даже человеческие существа. Надо лишь очень высоко подняться, чтобы попытаться их понять или воспринять то, что непостижимо. Таинственная «голова» тамплиеров — это символ, символ главной цели, к которой следует стремиться: любви к самому себе для Бога. Все остальное — низкопробная литература, которую породило воображение людей, распаленное легендами, конечно, очень важными, но уже непонятными для тех, кому следовало бы их понимать.[51]

Однако эта таинственная «голова» тамплиеров и все темные элементы, ореолом окружающие ее, могут преподать нам и еще один урок. Если хочешь что-то обнаружить, необходимо терпение, и, главное, не следует начинать сразу с намеченной цели. Голова — это Цель. Но начинать надо с поиска — в темных областях низа. Может быть, тщательно обследуя подземелья, как Жизора, так и нашего мышления, мы обнаружим колодец, выводящий к свету, — туда, где находится Голова, освобожденная от тела, и глаза, устремленные в бесконечность.

Глава III

ОТРЕЧЕНИЕ

Из всех обвинений, выдвинутых против ордена Храма, самым тяжким, конечно, было обвинение в отречении от Иисуса, которого требовали от нового брата во время приема. Это обвинение выдвинули на первый план все враги ордена, и именно по этой причине Климент V официально распустил его. Это также и наиболее обоснованное обвинение. Оно абсолютно бесспорно: отрицать его значило бы ставить под сомнение все свидетельства. И тем не менее это обвинение остается самым загадочным, самым необъяснимым, самым странным.

Все признания, говорящие об отречении, согласуются, они точны и неопровержимы. Если исключить показания, сделанные под пыткой, которые ни в коем случае нельзя учитывать, их еще остается более чем достаточно, чтобы подтвердить реальность этого факта. Прежде всего это признания Жака де Моле и еще трех сановников во время первого допроса перед представителями университета и инквизитором Парижа. Их повторили в Шиноне в присутствии трех кардиналов, спешно отправленных для этого папой. Далее — признания, полученные самим папой во время личного допроса семидесяти двух тамплиеров. Надо добавить различные показания, записанные в Англии и Германии, и показания, собранные папской комиссией в Сансе с 11 апреля по 13 мая 1310 года. Эти показания особенно интересны, потому что очень подробны.

Вот показание брата Жана де Сен-Бенуа на смертном ложе: «Я был принят сорок лет назад в Ла-Рошели братом Полем де Лежионом. Во время приема он мне сказал, что надо отречься от Нашего Господа. Уже не помню, назвал ли он Его Иисусом, Христом или Распятым, он сказал мне, что это одно и то же. Я отрекся устами, а не сердцем». Этому брату, находящемуся при смерти, уже явно было нечего терять: зачем бы ему было лгать? А вот что сказал Жан Англичанин: «Я был принят в Ла-Рошели, в Сентонже, братом Пьером де Мади… Он отвел меня за алтарь и велел трижды отречься от Иисуса и плюнуть на крест, который мне поднесли. По его приказу я трижды отрекся от Иисуса, устами, а не сердцем, и плюнул на крест». Все то же самое произошло с братом Жаном Тайефером из Лангрского диоцеза: «В день своего приема по приказанию капеллана, принимавшего меня, я отрекся от Христа, только раз; я сделал это устами, а не сердцем. Далее от меня потребовали плюнуть на крест; я плюнул, только один раз и в сторону». Можно отметить, что в этом случае отречься требует священник.

Другие свидетели упоминают устав Ордена. «Брат принес крест и велел мне плюнуть на оный и попрать его ногой, отрекшись от Иисуса трижды. Я был совершенно ошеломлен этим и отказался. Тогда брат сказал мне, что это надо сделать, таков устав ордена Храма» (Гуго де Бюр, из Лангрского диоцеза). «Брат Жан отдал мне приказ, прежде чем я надену плащ, трижды отречься от Иисуса. Я в этом уверен. Я трижды отрекся, сказав: я отрекаюсь от Иисуса, я отрекаюсь от Иисуса, я отрекаюсь от Иисуса. После этого прецептор велел принести крест и попросил меня плюнуть на оный; я плюнул в сторону, отказавшись плевать на крест. Он сказал мне, что таков устав, что он бы мне объяснил, но не имеет права ничего объяснять» (Жоффруа де Татан, из Турского диоцеза). «Брат Пьер де Брелль, прецептор Соммеро, отвел меня в другую комнату, где за семью запорами велел мне отречься от Бога. Ужаснувшись, я отказался. Он ответил, что так нужно, иначе мне будет плохо. Это меня испугало… Я отрекся от Бога, как он требовал от меня, устами, а не сердцем, и только раз» (Бодуэн де Сен-Жюст, из Амьенского диоцеза). «Брат Рауль повелел мне отречься от Господа Нашего, распятого на крестном древе. Мне это претило, как вы можете представить, но, опасаясь, что они меня убьют, потому что у них был большой обнаженный меч, я в конце концов отрекся от Христа, трижды сказав устами, а не сердцем: я отрекаюсь от Господа Нашего, потому что вам так угодно. Далее брат Рауль велел мне попрать ногами серебряный крест, на котором был образ Распятого, и плюнуть на него. Его положили на землю. Я трижды прошел по нему, по ногам Распятого, уточняю, и плюнул в сторону, а не на крест» (Жак из Труа, из Труаского диоцеза). «Четверо или пятеро братьев-сержантов ордена заперли двери зала на засов или на узел и извлекли деревянный крест длиной в полторы ладони. На кресте не было никакого изображения Распятого. Они сказали нам, показав на крест: отрекитесь от Бога! Мы, придя в изумление и ужас, конечно, отказались. Так нужно, сказали они, обнажив мечи. Тогда, испугавшись, не имея при себе оружия, мы отреклись от Бога. Я сделал это устами, а не сердцем; двое других тоже, я полагаю. Плюньте на крест, велели нам далее сержанты. Когда мы отказались, они сказали, что помилуют нас при условии, что мы промолчим обо всем этом и не донесем на них» (Жеро де Косе, из Родезского диоцеза). Здесь примечательно то, что приказ об отречении отдают сержанты, а не рыцари или капеллан.