Сергей Алексеев - Роковой срок Страница 5

Но и это преступление можно было бы не замечать Урагану, поскольку большинство соседних народов и государств за теми же морями и горами давно жили и благоденствовали наемным и рабским трудом, если бы не возникло скорое и неожиданное преображение. Всегда мускулистые, поджарые сары, привыкшие к скудной молочной пище, люди-всадники, сросшиеся с лошадью, а весь народ – стремительная и непобедимая конница, перед которой трепетали могущественные цари, этот великий народ вдруг начал грузнеть, раздаваться вширь от малоподвижности и обилия мяса.

Волшебством ли мудрых волхвов, волчьей ли прожорливостью принимающих жертвы богов, благоволием ли Тарги или добродеяниями Тарбиты, но вот уже миновало более ста лет, как не случалось повального конского и скотьего мора, засухи и прочих напастей, низводящих всякие кочевые труды к очистительным кострам, в которых сжигали павший скот и лошадей. За это время родилось и умерло всего-то два поколения саров и вызрело третье, но и этой благодати было достаточно, чтобы искусные наездники и рослые, могучие воины превратились в неуклюжие туловища на коротких и кривых ногах, а то и вовсе без таковых.

Молодые сары еще скакали на лошадях, но к тридцатилетнему возрасту, когда лишь набиралась коренная мужская сила, они грузнели, раздувались от густокровия и редко кто мог ездить верхом, да и те уже с трудом держались в седле и без посторонней помощи не могли спешиться. Однако чтобы никто не упрекал мужчин, что они, подобно женщинам, кочуют в кибитках, растолстевшие сары стали ездить в носилках, которые укреплялись меж двух коней и в которых прежде возили раненых витязей с поля брани. Сами они пасти и охранять свои стада и табуны не могли, а поэтому нанимали безземельных изгнанников парфян или продавали коней и покупали за золото рабов, которых привозили на кораблях ромейские купцы. Эти рабы служили сарам и сопровождали всюду, в том числе и носили их в носилках, когда надо было передвигаться по городу или кочевому стану. Похваляясь друг перед другом, ожиревшие мужчины украшали носилки и одежды своих носильщиков серебром, златом и даже самоцветами, чем приводили чужеземных гостей в недоуменное ошеломление и возбуждали алчность.

А еще были живы и хорошо помнили прежнюю славу и стать старцы-бродяги, что ходили по землям, обернувшись хортом.

– Что с вами стало, сары? – вопрошали они, приняв человеческий образ. – Желтый жир сделал вас свиньями, которые никогда не видят неба! Неужто это вы, потомки славных вольных племен, у коих были общие табуны коней, стада скота и достаток? Неужто вы не внуки своих дедов, которые во имя совести и справедливости могли лишить себя жизни? И случилось это потому, что вы преступили закон Тарги! Посмотрите вокруг себя и скажите друг другу, на кого вы похожи? Пока этого не узрели ваши рабы и наемные парфяны! Или обиженные персы! Не узрели и не пустили вас на мясо!

Сары внимали бродягам, и многие испытывали устрашение, но привыкшие к сытости, мягкие и умиротворенные, уже не могли избавиться ни от желтого жира, привозимого купцами, ни от своего собственного, который теперь так и называли. И все-таки не это сейчас тревожило государя...

А то, что сарские женщины перестали рожать.

Некогда воинственные и равноправные, до замужества они носили оружие, участвовали в боевых и разбойных походах, образуя красу и гордость Сарского государства – конницы девственниц, которые возникали перед неприятелем словно из-под земли, наносили стремительные, жесткие удары и так же исчезали. По преданию, павшие в битвах с супостатом становились невестами Тарги и уходили к нему в подземное царство, где и доныне был сущ Ирий. Лишь сразив супостата, дева получала право огласить своего избранника, и после замужества воительница оставляла на груди один только нож в золоченом чехле, как память о ратной юности и как знак вольного рода, который теперь обязывалась продлять.

Однако и тут желтый жир проник в женское детородное тело, сердце и сделал густой кровь: увешенные золотыми украшениями, изнеможденные холой и негой, они кое-как рожали первенца и, становясь тучными, более не могли зачать. Да и это единственное дитя появлялось на свет хворым, со сгущенной кровью, которая делала мальчиков неповоротливыми, девочек холодными и бесстрастными, а всех вместе напрочь лишенными всяческих чувств и желаний.

И от этого уже многие почитаемые и великие роды захирели, а то и вовсе сошли на нет. Некоторые окраинные племена, видя, как богатеют коренные сары, вышли из-под владычества государя и стали жить сами по себе, дабы не платить оброка и оставлять его себе. Однако, оторвавшись от государства, они оторвались от кочевых путей и морских ярмарок, куда съезжались и сплывались купцы со всего света. И не зная, как продать своих лошадей, не умея управлять землями, они стали стремительно нищать, и многие подались к тем же коренным сарам, дабы пасти и охранять их лошадей и коров.

Вольное население степей стремительно уменьшалось, тогда как росли стада скота и табуны коней; обманчивое богатство Сарского царства манило к себе несметными сокровищами не только окраинные обедневшие сарские племена, но всех – от малочисленных диких разбойников до мстительных персов и алчных ромеев. Те и другие еще не забыли великих побед саров и опасались их неотвратимых, как судьба, лавин всадников; все они помнили остроту куфских мечей, секир и обвальные тучи грозовых стрел, прожигающих латы огнем.

Но уже чуяли слабость!

Сотни лазутчиков, приезжая на сарские берега под разными личинами, норовили проникнуть в глубь степей, дабы взглянуть на коренных саров, которые большую часть года все время передвигались по десяткам неведомых, большим и малым кочевым путям. То, что на пристанях и в зимних городах они видели заплывших жиром племенных князей и их слуг, продающих иноземцам свой товар, еще ничего не значило, ибо вельможи всех богатых царств, а также их подручные и даже собаки выглядели так же. Зная об этом, Ураган велел старейшинам родов и главам семей ни в коем случае не показываться на глаза иноземцам, даже если те будут рассыпать жир по степи. Однако растолстевшие женщины, ведя вольготную, сытую жизнь, надевали пестрые дорогие одежды и от скуки и любопытства норовили покрасоваться перед каждым гостем.

Легче было утаить шило в мешке, чем малочисленных, однако самодовольных, почти неспособных к сопротивлению саров, которые до сей поры кичились своей непобедимостью в последней войне с персами и ни на мгновение не сомневались, что побежденный супостат уже более не оправится от поражения и не посмеет отомстить за свой позор.

Некогда могучее государство напоминало теперь тучное стадо разжиревшего в вольной степи скота – легкую добычу для лютых конокрадов и хортьего полчища...

2

Урагану мыслилось, что нашествие персидского царя Дария заставит вспомнить саров о своих нравах и обычаях, заповеданных богом земного огня, главным из коих был закон совести.

По этому закону всякий вольный сар обязан был сам и только силой своего рода пасти скот и лошадей, доить кобылиц, строить жилище и защищать свою землю, размеры которой определялись по тому, сколько каждый мог обскакать на коне за один день, от восхода до заката. В прошлые времена совесть не разрешала нанимать изгоев или покупать рабов, которые пасли бы табуны и стада, ковали оружие и строили хоромы. Только плененных в войнах врагов позволялось порабощать, дабы на вечные времена лишить их свободы и возможности отомстить за свое поражение. Да и то, если такой раб был ранен или хвор, следовало лечить его и докармливать до смерти. А коли родственники придут и, дав клятву не мстить, пожелают взять пленного, то следует отдать его безвозмездно.

Суть этого закона состояла в том, что он был не писан и потому как бы не сущ, словно незримое и хрупкое стекло. Блюдя его, нельзя было поступиться малым во имя великого, и наоборот. Стоило единый раз сотворить не по совести, как от сего закона оставались лишь осколки. Многие народы в те ветхие времена и вовсе не ведали его, и когда, приезжая в Сарское государство, зрели нравы и обычаи, то непомерно дивились им, по своему неразумению считая это дикостью. Ведь тогда весь мир был сущ по единому закону алчности, который считался благом и не вызывал удивления.

Тая свои мысли, Владыка желал, чтоб супостат поскорее выстроил мост да переправился в сарские пределы. От своих лазутчиков государь знал о скором нашествии Дария, однако ни племенным князьям, ни ярым мужам и слова не сказал о грядущей войне, думая, что, внезапно появившись в подвластных землях, персы заставят народ содрогнуться, объединиться и вспомнить законы Тарги, хотя бы тотчас, когда их жиру будет грозить опасность.

Однако многие вельможные сары, слушая вездесущих купцов, что продавали пряности и лечебное зелье, тоже ведали о строительстве моста, но не верили, что Дарий посмеет напасть. Они торговали с персами еще с времен, когда те были под пятой у саров и их коврами устилали не только кибитки и вежи, но и грязи, когда застревали телеги.