Александр Шмаков - Азиат Страница 5

Навстречу уже шел оттуда Ленин с полотенцем через плечо.

— Купаться? — приветливо улыбнулся ему Владимир Ильич. — Хорошо освежиться…

Утро, насквозь пронизанное лучами встающего солнца, его теплом, словно бы предвещало, что и весь день будет заполнен бодрящим оживлением, связанным с приготовлением делегатов к переезду в Бельгию, где намечено открытие съезда.

Кажется, это было вчера. Мишенев перебирал в уме свои первые знакомства в Уфе. Свидерский, Цюрупа и Крохмаль — служащие губернской земской управы, доктор Плаксин, супруги Горденины и Покровские, высланные за участие в социал-демократическом движении. Они имели связи с Центром и за границей. Нелегальная литература, поступавшая из Женевы, вызывала полезные споры.

В небольшой холостяцкой квартире Крохмаля, заставленной шкафами с книгами, собрались почти все уфимские марксисты.

— Наш товарищ с Бакальских рудников, — представил его Крохмаль.

— Мы очень мало знаем о рудничных рабочих, а знать надо, — сказал Александр Цюрупа. Восточного типа лицо его было чисто выбрито, острые глаза, смотревшие сквозь очки в аккуратной оправе, внушали и уважение, и робость.

— Нам надо знать, друзья, Усть-Катав, Миньяр, Златоуст — очаги революционного пожара… — снова послышался голос Цюрупы.

— Именно тут, — подхватил его мысль Крохмаль, — р-рабочие и поднимут свой голос. Уже есть и предвестник — стачка на казенных заводах. Листовки златоустовских рабочих п-предсказывают бурю!

Виктор Николаевич Крохмаль немного заикался. Он имел почтенную внешность. В тот день на нем был нанковый костюм соломенного цвета, придающий ему особую интеллигентность.

— Дошла ли листовка до рудокопов? — спросил Крохмаль у Мишенева.

— Читали!

— Листовка златоустовцев — п-порох, товарищи! Побольше бы такого п-пороху, и мы добьемся в-взрыва. Важно п-поднять на борьбу рабочих Урала.

Естественник по образованию, Виктор Николаевич работал в земском статистическом бюро и, как статистик, с большой похвалой отозвался о книге «Развитие капитализма в России», полученной из Центра.

— Обилие аргументов делает этот труд оружием в политической борьбе с народничеством и самодержавием. Ильин подводит к глубоким в-выводам. Он оперирует фактами и цифрами. Я уверен: будет в-восходящим светилом русского марксизма…

— Позвольте, а Плеханов, Георгий Валентинович Плеханов? — остановил Крохмаля Свидерский, хотя тоже был покорен научной основательностью книги Ильина. Но тщеславный Виктор Николаевич продолжал развивать свою мысль. Его выслушали со вниманием. И тогда Мишенев поинтересовался:

— Кто он, Ильин?

— Говорят, петербуржец, — отозвался Свидерский и добавил: — Если Маркс превратил социализм из утопии в науку, то Ильин, — он сделал ударение, — дает нам, русским социал-демократам, пример того, как нужно и необходимо практически применять в условиях России разработанную теорию Маркса…

Сергей Горденин, в прошлом студент Военно-медицинской академии, высланный из Петербурга за участие в двух демонстрациях, слушая друзей, все больше удивлялся: вроде бы знал столичных марксистов, но автора книги «Развитие капитализма в России» назвать не мог.

— Думается, не столь уж важно знать, кто он, этот Ильин, к-куда важнее отметить: н-нашему полку п-прибыло, — успокоил Горденина Крохмаль. — В книге п-правильно охарактеризована и горная промышленность и верно п-показано состояние рабочих Урала… Я смею это заверить.

…В тот вечер уфимские товарищи посоветовали Мишеневу перебраться в губернский город. Он согласился. Открывалась возможность продолжить учебу в учительском институте. И когда поделился заветной мечтой с Сергеем Гордениным, тот одобрил. Казань в те годы была заметным центром социал-демократического движения в России. Герасим успешно сдал экзамен. В этом городе судьба свела его с Конрадом Газенбушем, руководившим марксистским кружком студентов. Они поддержали забастовавших рабочих типографии Петрова в 1898 году и участвовали в маевке. Приподнятое настроение, какое охватило его тогда, он испытывал и позднее — в дни успеха деятельности революционного подполья. Но начались аресты. Газенбуша выслали в Уфу. Полиция могла нагрянуть и к нему. Надо было на что-то решиться. А тут еще горькие вести из Покровки: умер брат, тяжело заболел отец.

Старший Мишенев всегда говорил, что Герасим — человек с большими задатками, употребит свои знания впрок, пойдет далеко, и всячески поддерживал его учебу.

Выбор пал на Мензелинск. В январе 1899 года Мишенев покинул Казань. На руки ему выдали свидетельство: «Обучался при очень хорошем поведении… уволен из института за невзнос платы за право обучения и содержания его в институте по прошению». Нет худа без добра. Он устроился работать агентом губернского земства по страхованию. Небольшой степной городишко стал светлой страницей в его биографии. Мишенев сошелся здесь с нижегородским мещанином Яковом Степановичем Пятибратовым, супругами Николаем Николаевичем и Марией Казимировной Покровскими, отбывавшими ссылку. Встретился и с Анютой. Вскоре они поженились. Поручителем при бракосочетании был Пятибратов — приятель революционера Петра Заломова. Яков встречался и с Лениным на совещании социал-демократов в Нижнем Новгороде. Об этой встрече он рассказывал Мишеневу. С того памятного 1901 года и запомнилось Герасиму имя Владимира Ильича. Скажи ему кто-нибудь тогда, что через два года встретится с Лениным в Женеве, усмехнулся бы, не поверил.

…Мишенев не знал, сколько времени он провел у озера, но чувствовал, что порядком засиделся. На глаза ему попадались делегаты, которых успел узнать. С того утра, когда приехал в Женеву, незаметно пролетела неделя. Выйдя с маленьким саквояжем из мрачного вокзала на площадь Корнаван, он пересек небольшой скверик с подстриженным кустарником. После шумного Берлина Женева показалась тихой, спокойной.

Площадь окружали высокие дома с черепичными, крутыми крышами. На карнизах большими буквами были указаны названия отелей.

Вдоль тротуара стояли экипажи. Холеные лошади в нарядной сбруе, с выгнутыми шеями, напоминали цирковых. Вниз уходила прямая улица. В просветы виднелись купы могучих каштанов и волнистая линия гор.

Герасим слабо себе представлял маршрут, о котором ему говорил Петр Ананьевич. Он вслушивался в непонятный говор без всякой надежды уловить русскую речь, и вдруг до него донеслись слова на родном языке: «Извиняюсь, вы — русские?» — «Да».

Герасим поспешил, боясь в толпе потерять этот счастливый компас.

Двое мужчин, одетых в элегантные европейские костюмы, обернулись. В одном из них Мишенев узнал спутника, с которым ехал в рыдване Петруся.

— Впервые в Женеве? — спросил Герасима смуглолицый, в кругленьких очках. — В каком отеле намерены остановиться?

Это был Сергей Гусев, встречавший делегатов на вокзале. Храбрый, бесстрашный человек. Он организовал стачку, провел демонстрацию в Ростове-на-Дону и тут же выехал за границу на съезд.

Назвать отель Герасим не мог. Вспомнил, что ему нужно явиться в пансион мадам Морар на площади Плен Де-Пале.

Гусев приветливо ответил:

— Значит, попутчик…

И поплыли кричащие вывески богатых женевских магазинов, витрины, прикрытые полосатыми тентами, окна с решетчатыми жалюзи. До пригорода Женевы — Минье езда показалась совсем не долгой. Очень скоро показались домики дачного типа с крутобокими крышами из красной черепицы — шале, исконное жилье швейцарцев. Здесь остановились участники съезда.

Делегаты часто собирались в русском клубе за круглым столом, за чашкой дымящегося кофе. Заглядывал сюда и голубоглазый красавец Бауман, делегат от Московского комитета. С ним приходила молодая жена — тоже социал-демократка, распространявшая «Искру» среди киевских рабочих. Тут бывал и Сергей Гусев, заражавший товарищей весельем и шуткой.

Из клуба Герасим обычно возвращался один. Он задерживался на берегу Женевского озера, любуясь, как водную гладь прорезала лунная полоса. Она чуть тускнела, когда легкая тень облаков ложилась на воду. Ни яхт, ни яликов, ни рыбацких лодок не было. Ничто не нарушало ночной тишины. И только слабые всплески волн еле слышно набегали на влажный берег.

Герасим смотрел на озеро и дивился краскам ночного пейзажа, уходящего вдаль, к темным громадам Альпийских гор. В эти минуты ему хотелось поговорить с Анютой, поделиться своими чувствами. Из-за дочурки жене пришлось на время отойти от подпольной работы.

Он вспомнил, с каким старанием Анюта переписывала целые куски из работы Н. Ленина «Что делать?» Это было летом 1902 года. Они тогда еще не знали, что Н. Ленин — тот самый Ульянов, который приезжал в Уфу три года назад. Тот самый, которого он видел сегодня рано утром.

«По лесам или подмосткам этой общей организационной постройки скоро поднялись и выдвинулись бы из наших революционеров социал-демократические Желябовы, из наших рабочих русские Бебели, которые встали бы во главе мобилизованной армии и подняли весь народ на расправу с позором и проклятьем России.