Александр Шмаков - Азиат Страница 6

«По лесам или подмосткам этой общей организационной постройки скоро поднялись и выдвинулись бы из наших революционеров социал-демократические Желябовы, из наших рабочих русские Бебели, которые встали бы во главе мобилизованной армии и подняли весь народ на расправу с позором и проклятьем России.

Вот о чем нам надо мечтать!»

Строки Анюта зачитала вслух и задумалась.

— Ты о чем?

— О мечте, — ответила жена.

И Герасим начал Анюте объяснять, что эта книга прежде всего сильна логикой, верой в рабочий класс, в революцию.

…Небольшую дачку, где жили Ульяновы, показал Сергей Гусев. Мишенев решил посетить Владимира Ильича и встретиться с ним дома. Надежда Константиновна стояла у плиты на кухне. Она подогревала большой эмалированный чайник на случай прихода гостей. Крупская обрадовалась появлению уфимца и окликнула Владимира Ильича. По деревянной лесенке Ленин энергично сбежал со второго этажа, простучал ботинками по каменному полу.

— Гость с Урала, — сказала Надежда Константиновна.

Здороваясь за руку, Владимир Ильич пригласил Мишенева сесть за стол на единственный стул, а сам устроился рядом на ящике. Надежда Константиновна, не отходя от плиты, представила:

— Делегат от Уфимского комитета. Работает в земской управе страховым агентом, связан с постоянными разъездами. До Уфы жил в Мензелинске.

Просторная кухня, видимо, служила своеобразной приемной. Ленин встречался здесь с приезжающими делегатами и друзьями. Обаятельная простота общения «Ильичей», так любовно называли Ленина и Крупскую их близкие, сразу расположила Герасима. К тому, что сказала Надежда Константиновна, он добавил:

— Из Мензелинска в губернский центр перебрались супруги Покровские, Малышев, с которыми вы встречались на квартире Крохмаля. Составилось ядро нашей уфимской «искровской» группы.

Ленин кивнул, ободряюще улыбнулся и продолжал с интересом слушать, довольный встречей с Мишеневым. Он хорошо помнил, как в письме Глебу Кржижановскому настоятельно просил: «Обдумайте атаку на… Урал». Речь шла о том, чтобы отколоть рабочие массы от оппортунистического «Уральского союза». На Урал был послан испытанный революционер Василий Петрович Арцыбушев.

— Рассказывайте, рассказывайте, — нетерпеливо и горячо поддержал Владимир Ильич.

Герасим Михайлович хорошо знал, что с приездом Ленина в Уфу свежий бодрящий воздух ворвался не только в узкий круг революционеров. Он быстро распространился по другим городам Башкирии и Урала, где имелись социал-демократические кружки и группы.

Мишенев понимал, что Владимиру Ильичу прежде всего хотелось узнать, как обстоят дела сейчас. И он продолжал обстоятельно рассказывать о деятельности Уфимского комитета и настроении рабочих масс.

— Боюсь, что вы все это уже знаете, — Герасим Михайлович остановил свой взгляд на Крупской, которой уфимцы сообщали обо всем в письмах. — Комитет связан с такими заводами, как Миньярский, Усть-Катавский, Симский…

Герасим понимал, что Ленин слушает его с таким вниманием неспроста, он знает о делах не понаслышке, а из писем, присланных в «Искру» из многих городов России. Он хорошо осведомлен о работе комитетов на местах и из разговоров с делегатами.

Владимир Ильич опять ободряюще улыбнулся.

— Деятельность нашего комитета отвечала требованиям, предъявляемым к организациям, участвующим в работе съезда. Нам было не понятно, Владимир Ильич, почему Организационным комитетом мы не были включены в список местных организаций, намеченных к приглашению на съезд?

— Я и сам недоумеваю, почему крупнейший рабочий район — Урал — оказался без представительства, — сказал он. — Да, так это и было. Надюша срочно написала в Самару Кржижановским: «В списке участвующих нет Уфы, ее надо бы пригласить, ибо иначе весь Урал остается без представительства».

Владимир Ильич доверительно и откровенно сказал об ошибке Организационного комитета, чтобы Мишенев знал: в этом не было никакого злого умысла.

Герасим оценил это доверие по достоинству.

Надежда Константиновна поставила на стол два стакана чая.

— Спасибо, Надюша!

Герасим Михайлович тоже благодарно кивнул.

— Уфимский комитет, когда выходил из «Уральского союза», послал заявление в редакцию «Искры», где говорилось, что мы присоединяемся к Российской социал-демократической рабочей партии и солидарны с теоретическими воззрениями и организационными идеями «Зари» и «Искры»…

Владимир Ильич повернул голову к Надежде Константиновне.

— Получили, — подтвердила Крупская.

— Хочу еще добавить, — продолжал свою мысль Герасим Михайлович, — что наш комитет считает эти органы для себя руководящими и сегодня.

— Очень хорошо сделал Уфимский комитет, — заметила Надежда Константиновна, — что вышел из «Уральского союза». Никакого союза не может быть между социал-демократами и социал-революционерами…

Разговор явно затянулся.

— Не утомил я подробностями о комитетских делах? — неожиданно спросил Мишенев.

— Продолжайте, пожалуйста, второй делегат от вас Крохмаль жил в Киеве и за границей, а вы наш подлинный представитель Урала, из Уфы, — Ленин сделал на последнем слове особый акцент. — Знакомый и милый город, — с мягкой картавинкой сказал он и прикоснулся к плечу Герасима Михайловича: — Дважды бывал в Уфе.

— Вам низкий поклон от Хаустова.

— От Хаустова? — Владимир Ильич прищурил глаза и посмотрел на Крупскую. — Запамятовал… — Он ладонью тронул большой лоб.

— Слушали вас с Якутовым… Рабочие железнодорожных мастерских.

Ленин всем туловищем подался вперед.

— С Якутовым! — повторил он и смущенно посмотрел на Крупскую.

Надежда Константиновна улыбнулась и пояснила:

— Тот, который «пульверизацией» Маркса хотел заняться.

Якутов взял у нее тогда «Капитал» Маркса, чтобы прочитать в своем кружке. Но на следующий же день вернул: «Ничего не понял, не дорос до Маркса».

— Ну, как же, помню, помню! — радостно проговорил Ленин. Он рассмеялся. — А Хаустов… такой тихий молодой человек?!

— Да, да!

— Припомнил, Надюша, отлично припомнил, за спину Якутова все прятался. — Он доверчиво наклонился к Мишеневу: — Ну, как они чувствуют себя? Я об уфимцах самого отличного мнения. Здоровые и сильные люди, не так ли?

— Уфимцы мечтают о революции, о свободе.

— Сверхпохвально! Я за такую мечту, — отозвался Ленин.

— Учатся в воскресных школах, набираются знаний…

— У нас должны быть свои Бебели. Лучших рабочих обязательно вводите в комитеты РСДРП. К примеру, Якутова.

— Якутов уехал из Уфы. У нас не прекращаются аресты. Теперь где-то в Сибири…

Ленин задумался.

— Хороший и надежный товарищ!

Крупская согласно кивнула, погладила волосы, аккуратно причесанные и собранные на затылке узлом. В скромном платье и накинутой на плечи клетчатой кофте, она сейчас напомнила Кадомцеву. И Ленин тоже был одет просто: в темно-синей косоворотке навыпуск, схваченной пояском.

— Такие на каторгу, на смерть пойдут! — И, задержав взгляд на Крупской, добавил: — Он, кажется, так и сказал тогда, а? — Ленин вскинул руку: — Ну, а кружки? Как работают кружки?

— Пропагандистские кружки действуют на заводах Миньяра, Усть-Катава, Белорецка. В январе комитет выпустил на гектографе проект программы занятий.

— Не замыкайтесь на работе кружков. Нет ничего порочнее такой практики.

— С весны наша пропагандистская работа расширилась. Наладили издание литературы. Комитет выпускает газету. Напечатали первомайские прокламации. Они отосланы на заводы Златоустовский…

— Златоуст! — с теплотой произнес Владимир Ильич. — Не бывал в этом городе… проезжал. Но много слышал о нем. Дед мой по матери жил там, лечил рабочих…

Ленин встал. Они вышли на улицу и задержались у дачки, обнесенной палисадником. Грушевые деревья протягивали через изгородь тяжелые ветви. Домики-близнецы на этой спокойной улице Сешерона невысокие, запрятанные в зелени. Здесь, в рабочем предместье, Владимир Ильич свободно и подолгу беседовал с делегатами.

— Что же мы стоим? — как бы спохватился Владимир Ильич. — Пойдемте на берег. Озеро особенно красиво в предзакатный час!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

И Сергей Гусев любил прогуляться и посидеть на берегу, заросшем буками и вязами. Здесь безлюдно, тихо и старый парк спускается прямо к воде.

На этот раз с ним на прогулке был Крохмаль. Гусев, успевший хорошо познакомиться с Плехановым и Потресовым и по их настоянию выступить с публичным докладом о ростовских событиях в Женеве и Цюрихе, несколько охладел к Георгию Валентиновичу. Он сейчас возражал Крохмалю, защищавшему Плеханова. Речь шла об «Искре» и обстановке в редакции.