Алексей Хлуденёв - Олег Рязанский Страница 52

Удачи будут сопутствовать Ягайле во всей его жизни; благодаря браку на польской королеве Ядвиге он объединит Литву и Польшу и станет королем Польши.

Искусный ловец удач, Ягайло шел на Русь за новой удачей — с помощью Мамая и Олега надеясь отхватить от Московской земли значительный кус.

— Разведка? — переспросил спросонья вяло.

— Да, господарь…

Ягайло привстал с постели и по старому литовскому обычаю, который он соблюдал всю жизнь, перевернулся на одной ноге, — отогнал от себя возможные неприятности. Он и ужа держал дома и даже брал с собой в поход из-за уважения к языческим верованиям, согласно которым почитание ужей было делом всякого благочестивого литовца, — ужей кормили, накрывали для них даже особый стол…

При всем при том, что Ягайло был крещен в православие, он, как и многие не очень твердые православные, во многом был ещё язычник. В Вильно, стольном граде Литовско-Русского княжества, в замке денно и нощно горел священный огонь, и на алтаре стоял идол Перкунас, повелитель неба, и были языческие башни, с которых жрецы прорицали народу о грядущих событиях. Часто Ягайло, выйдя из православной церкви, где отстаивал молебен, направлялся поклониться идолу Перкунасу или послушать советы жрецов.

Немудрено, что в дальнейшем Ягайло легко поменяет свое православное вероисповедание на католическое — этого потребует от него брак с католичкой Ядвигой, королевой Польши; более того, он и народ свой то убеждением, а то и насильно обратит в ту же католическую веру.

— Ну, зови, — велел он.

Когда полог упал за телохранителем, Ягайло перекрестился, взял со стола ужа и, ласково его поглаживая, присел на походное креслице. Все-таки он обеспокоился. В этом походе, сулившем много выгоды, не все складывалось так, как хотелось бы. Ему уже было известно, что под руку московского князя встало очень много русских князей, и даже два старших брата Ягайлы, неединоутробных, рожденных от Марии Витебской, Андрей Полоцкий и Дмитрий Брянский идут со своими полками на соединение с московским войском. Как раз те братья, что были наиболее разобижены тем, что престол достался не им. Их обида была понятна.

Повсюду в русских княжествах, той же Москве, Твери, Рязани, утверждался новый порядок престолонаследия — от отца к старшему сыну; в Литве же в этом твердого закона не было. Но разве он, Ягайло, виноват в том, что отец выбрал не их, а его? Ведь отцу виднее, кому из сыновей отдать предпочтение.

Ныне Андрей Ольгердович, оставив Полоцк, княжил во Пскове, пользуясь поддержкой и покровительством московского князя. Дмитрий же Ольгердович, оставив Брянск и Трубчевск, попросился под руку московского князя и получил от того в управление Переяславль Залесский. Что ж, им же хуже. Они сделали большую оплошность, их глупость обернется для них многими бедами. Ведь разгром московского войска неминуем…

Ягайле давно уже грезится, как он присовокупит к своим обширным владениям часть Московской земли и как затем он будет навязывать свою волю другим русским князьям. Дед Гедимин, удачно приумноживший подвластные ему земли за счет уделов южной Руси, даже и не мечтал о Москве. Отец Ольгерд мечтал и даже трижды ходил на нее, белокаменную, но обломал зубы. А вот он, Ягайло, по мнению иных своих незадачливых братьев, якобы недостойный сана великого князя, сделает Москву своей данницей, и не столько ценой крови своих воинов, сколько — чужих…

Грезы о великих приобретениях ублажали Ягайлу, обещали славу и красивую жизнь. Конечно, склонный скорее к удовольствиям, чем к превратностям суровой походной жизни, он понимал, что укрощение такого льва, как Дмитрий Московский, принесет ему много новых забот и хлопот. Неизбежно возникнет рознь с Мамаем — тот просто так не уступит Ягайле завоеванные московские земли. Попытается сделать Ягайлу своим подручником. Но на этот случай Ягайло имел неплохой запасной ход: он постарается ублажить немецкий Тевтонский орден, вот уже несколько десятилетий задирающий Литву. Вожделенная цель ордена — утвердить в Литве латинскую веру, и Ягайло, в крайнем случае, позволит им это сделать, тем самым обретя в лице ордена надежного союзника.

Ни дед, ни отец до этого не додумались. Те женились на русских православных княжнах и под влиянием жен сами становились православными, пусть и нетвердыми. Поневоле склонялись к тому, что если и суждено Литве отказаться от язычества, то в пользу православия, мягкого и ненавязчивого. Ягайло не обязан думать, как они. Вовсе не обязательно ему жениться на русской, хотя страна его ныне более чем наполовину православная. Он поступит так, как сочтет нужным, лишь бы укрепить свое княжение и доказать своим недругам, своим соперникам — не зря он носит титул великого князя.

Полог вновь приоткрылся. Вместе с главным телохранителем вошли воевода сторожевого полка и разведчики в обрызганных росой и грязью кафтанах.

— Мы отрезаны, господарь! — с отчаяньем сказал воевода.

— Что? — черные глаза Ягайлы расширились. — Кем? От кого?

— От Мамая… — Широкие ноздри воеводы раздувались от волнения, от страха, что князь впадет в ярость. — Московиты нас опередили — они на подходе к Дону-реке…

Ягайло вдруг улыбнулся:

— Я не ослышался? Московиты уже у Дона?

— На подходе, — повторил воевода, не понимая, чему радуется Ягайло.

— Дмитрий сделал ошибку, — сказал Ягайло, как бы сочувствуя московскому князю. — Он поплатится за свою ошибку. Он встретится лоб в лоб с Мамаем, а мы с Олегом ударим ему в спину, опрокинем его войско в Дон…

Встав с креслица и положив ужа на стол, Ягайло взял два прислоненных к стойке деревянных щита, ударил ими друг о дружку и потер.

— Вот так мы его прихлопнем! Да ещё и разотрем!

Воевода мялся — не все ещё поведал. Наконец молвил, хотя многое дал бы за то, чтобы не докладывать такое:

— Господарь! Князь Андрей Ольгердович и князь Дмитрий Ольгердович подошли со своими полками к московским войскам в урочище Березуй…

— Они ещё о том пожалеют! — Верхняя губа Ягайлы пре-зрительно приподнялась. — Еще пожалеют о том! Глубокий Дон о них плачет. Ступайте. Накорми разведчиков (воеводе).

После ухода воеводы и разведчиков Ягайло позволил себе ещё поваляться в постели, грезя о победе, богатстве, славе, о красивых женщинах. Воображал, как он вернется в Литву с победой и с каким восторгом будут встречать победителей женщины и девицы, как они будут петь песни и бить в ладоши. Вместе с ним разделят успех те из его братьев, кто с ним. Те, кто против, познают позор и погибель. Еще и ещё раз обдумывал свои действия, какими они должны быть предусмотрительными и осторожными. Наконец позвал постельничего, других слуг — одевать, умывать, втирать ему благовонные мази и жидкости. Велел созвать совет воевод.

Перед тем, как собраться воеводам на совет, Ягайло не раз вспомнил о своем шурине Олеге Рязанском, которому и доверял и не доверял. Где сейчас Олег со своим войском? Почему он вдруг перестал слать своих гонцов? Такое впечатление, будто он затаился, будто что-то выжидает. Неужто он?.. Нет, об этом Ягайло даже и думать не хотел. Не может такого быть, чтобы Олег задумал увернуться от взаимных союзнических обязательств. Ведь в таком случае его постигнет карающая рука Мамая…

Воеводы, спешившись неподалеку от шатра, бросали поводья стремянным и, крутя носами — от шатра несся аппетитный запах жареного мяса, — важно проходили сквозь строй стражников. Войдя в шатер, невольно задерживали взгляд на расставленных на столе закусках: жареной баранине, говядине, гусятине, рыбе… Кое-кто на ходу брал со стола кусок, запихивал в рот. Князь Скиригайло, румяный и толстеющий, сам себе налил в кубок хмельного меда, жадно выпил и звучно поставил кубок на стол.

Учесанный и умасленный, Ягайло величаво сидел на походном креслице и умильно поглядывал на воевод. Те вешали мечи и сабли на прибитые к деревянным опорам оленьи рога и шумно рассаживались на свои места. Среди них своей самоуверенностью выделялся князь Скиригайло, единоутробный брат Ягайлы, значение которого при дворе великого князя заметно возросло в последнее время.

Дело в том, что Ягайло повел с Западом, тем же немецким орденом, хитрую расчетливую игру, и в этой игре уже сумел отличиться Скиригайло. Он был послан во главе посольства к магистру ордена и венгерскому королю с целью уверить их в том, что Литва намерена принять католическую веру. Это было ложное намерение, никто из литовских князей и не думал обращаться в чужую веру, хотя бы из уважения к предкам, которые ожесточенно воевали с немецким орденом. И в первую очередь не думал обращаться в католичество сам Скиригайло. Единственный из литовских князей, кто не исключал такой возможности, был Ягайло, но это было его личной тайной. Переговоры Скиригайлы с крестоносцами закончились заключением перемирия, которое позволило Ягайле собрать значительное войско и, не опасаясь за тыл, повести его на Москву.