Георгий Соловьев - Отец Страница 52

Вернувшись в редакцию, Отнякин сел за редакторский стол. Запустив пальцы в волосы и обняв длинными ладонями голову, он молча смотрел перед собой.

— Так вы фармацевт, товарищ Балакова. А я полиграфист, наборщик. В армию уходил из типографии. Служил в типографии газеты авиационного соединения. Из армии тоже вернулся в типографию. После службы закончил заочно филологический факультет. И вот, как и вы, теперь профессиональный газетчик. — Это было сказано бесцветным тоном, будто лишь потому, что редактор посчитал необходимым сообщить и о себе кое-что своей помощнице. — А завод огромный. И чертовски, видно, сложный завод? — Отнякин вытянул ноги, и его великанские полуботинки выставились из-под стола. — Безалаберщина есть, конечно. Много добра летит в трубу. И грязь.

— Завод — не санаторий, — заметила Женя.

— Метко сказано, — язвительно похвалил ее редактор, — Главное, свежо. Но вот в сепараторном цехе пол-то золотой от бронзовой стружки. И ее не сметешь: она в землю, в грязь втоптана. В некоторых цехах плиточные полы, а под грязью лишь кое-где увидишь эти плиты. И еще многое в этой грязи схоронено… А эта работница в мокрых газетах. Это же позор для завода!

— Возмущаетесь? А я вам расскажу еще больше. Ах, женщина, обутая в газеты! Кстати, запомните: это Мотя Корчагина, активный рабкор. Идеально было бы, чтобы после работы наш рабочий сразу помылся, переоделся и шел домой чистый. А вы знаете, что у нас на заводе всего в десять сосков душевая? Городскому водопроводу семьдесят лет, и завод и наши поселки летом сидят на голодном водном пайке. А почему? Надо строить новый водопровод, а это сразу не сделаешь.

— А вы патриотка завода! — остановил Женю Отнякин. — Но не сердитесь, дело в том, что я тоже пришел на завод не временно. Работать пришел… Бутурлин мне сказал, что сегодняшний номер вышел, а значительная часть следующего в наборе?

— Да, это так.

— Мне говорили, вы учитесь?

— За последнее время запустила, — Женя вспыхнула. — Поотстала.

— Совет вам: с сегодняшнего же вечера начинайте догонять. Вообще с моей стороны посягательства на ваше свободное время не будет. А теперь дайте мне, пожалуйста, подшивку за этот год, ну, и там, что у нас есть в портфеле, и бумаги еще чистой, — несмотря на «пожалуйста», Отнякин отдал приказание.

Жене вдруг подумалось, что отныне она должна быть всего лишь вышколенной секретаршей. «Деспот он, это наверняка». Положив на редакторский стол, что от нее потребовали, она ждала, не будет ли еще что приказано.

— Спасибо. — Отнякин, не глядя на нее, протянул ей руку. — Желаю хорошего вечера.

Женя еле обхватила широкую костлявую лапу своей ладонью. И вдруг ей захотелось созоровать.

— Тихон Тихонович, один вопрос неслужебный. Почему вы прическу не измените? — спросила она простодушно-наивно.

— А что, нехороша? Не идет ко мне? — Отнякин вскинул глаза на Женю. Он не обиделся. — А представьте меня подстриженным… ну, скажем, под полубокс? — он озорно подмигнул. — То-то! Ну, идите, идите.

II

На следующий день Женя и Отнякин встретились в проходной.

— Начинаем срабатываться. Минута в минуту, как по сверенным часам, — сказал редактор, и его голос показался Жене не таким резким, как при первом знакомстве.

— Скажите, Женечка, — заговорил он уже в редакции, когда Женя уселась за свой стол. — Скажите вот что: вы и, допустим, я тоже давно работаем на нашем заводе, и мы решили на материале заводской жизни писать роман. Как известно, всякий роман строится на остром конфликте: какой же узрим мы с вами конфликт?

— Вы просмотрели подшивку? — пряча улыбку, спросила Женя; интересно, какое бы лицо сделалось у Отнякина, если бы она в свою очередь назвала его Тишенькой? — В каждом номере нашей газеты конфликтов хоть отбавляй.

— А вот и нет! Не настоящие это конфликты. — Тихон Отнякин засмеялся; и опять он показался Жене другим, не вчерашним. — Газета полна ежедневными осложнениями — и только. Конфликты подлинные остаются за текстом газетных колонок, а там их не всякий разыщет. Что такое конфликт, Женя?

— Господи! Да сколько об этом пишется во всех газетах и журналах. Острое столкновение…

— Стоп! — скомандовал Тихон Отнякин, — А то вы опять покраснеете… Вы так хорошо краснеете, когда попадаете впросак. — Женя увидела на чуднóм лице редактора умную и добрую улыбку. — Газета, на мой взгляд, занята в основном как бы созерцанием. Понимаете?

— Да, конечно… Процесс познания действительности: от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике… Видите, я не попала впросак и не покраснела.

— И вижу, что вы по-настоящему учились… — Отнякин знал, что Женя бросила вечерний техникум, и сдерживался, чтобы не рассмеяться тому, как Женя опять заливается краской от стыда за свое вчерашнее вранье. — А вы знаете, что вы очень красивая?

— Знаю, — твердо ответила Женя и подумала: «О! Уже начинаются комплименты».

— У меня жена тоже очень красивая, обручили нас еще в детстве по старинному русскому обычаю, будто бы в шутку, а получилось на всю жизнь. И вот живем уже шесть лет и любим друг друга; и сын растет на меня похожим…

— Я снова попала впросак?

— Ну конечно же! Я угадал ваши мысли. Расскажите лучше, как вам работается. Я в подшивке на газетах видел пометки — это ваши? Объясните мне их.

Женя рассказала о своем невеселом предмайском раздумье, о разговоре с Бутурлиным. Отнякин изредка поглядывал на нее, и тогда его черные глаза взблескивали, и это показывало, что он одобряет ее мысли, что они интересны ему.

— Словом, одна часть вашего существа не хочет уже жить, как прежде, а вторая уже просто-таки не может жить, как прежде? — спросил Отнякин, выслушав Женю. — Так?

«Я ему о заводе, о газете, а он… Скакун он какой-то в мыслях», — подумала Женя и не ответила.

— Вот это и есть конфликт! Да какой еще! Это отражение в отдельном человеке большой общечеловеческой борьбы, которая потрясает всю частную жизнь и втягивает всего человека в борьбу. — Отнякин бросил на Женю испытующий взгляд. — Вам еще трудно понять меня. Ну хорошо. Догнать и перегнать капиталистические страны — это наша всенародная историческая задача, поставленная еще Лениным. И вот в этой борьбе наш завод не вышел на передний край борьбы. А ведь борьба уже идет на мировой арене. И соль в том, что на заводе есть все возможности работать лучше.

— Я же вам говорила: Леонид Петрович Бутурлин видит причину отставания в недостатках государственного руководства промышленностью.

— Я согласен с ним… И вот это нас злит, и этого мы терпеть не можем. — Отнякин вытащил из кармана горсть шариков, которые выковырял вчера из земли.

— Но ведь это же повседневное осложнение.

— Нет, не повседневное. Уже хотя бы потому, что грязь в цехах накапливалась годами. Я имею в виду и грязь, засосавшую и некоторых людей, как… Гудилин… Да мало ли еще с чем уже никак не можете смириться не только вы, а многие и многие люди на заводе.

— Об этом довольно часто писала газета.

— И только! Знаете, Женечка, это пока черновой наш разговор. Я хочу, чтобы мы с вами думали об одном. Мне кажется, что общественная мысль на заводе недейственна.

— Бутурлин говорит: на заводе нет действенной производственной политики, — возразила Женя.

— Чувствую, что тут большой смысл есть. Пожалуй, тот смысл, что политическая и организаторская работа на заводе не соответствует ни производственным задачам завода, ни его возможностям. Это конфликт не антагонистический, но тяжелый.

— Тихон Тихонович, я беспартийная.

— Ах, какой конфуз: я, оказывается, демагог! Критикую политическую работу перед лицом беспартийной массы… Ну, вы хоть в профсоюзе-то состоите? Слава богу. Скажите, кто такая Поройкова? — Отнякин вынул из стола папку с материалами.

— Технолог цеха железнодорожных подшипников. Беспартийная.

— Женщина-то ставит серьезнейшую задачу: говорит о коммунистическом воспитании рабочих в труде. — Отнякин ткнул длинным пальцем в папку.

— Бутурлин не хотел публиковать эту статью из дипломатических соображений: говорит, дирекция завода не пойдет на введение метода доверия контроля продукции самим рабочим, надо, говорит, не одной статьей действовать. Потом Вика… то есть Поройкова, нового ничего не открывает: метод доверия уже введен в некоторых цехах на куйбышевском и саратовском заводах, а наш завод особый, хотя бы потому, что у нас кладовые-склады готовой продукции не приспособлены для этого…

— Знаете ли, и тут Бутурлин прав. Рывком не возьмешь, но думать о статье Поройковой нам надо. — Отнякин порылся в папке. — А кто такой Александр Николаевич Поройков?

— Свекор Вики Поройковой, пенсионер, старый рабочий и коммунист.