Эптон Синклер - Широки врата Страница 53

В разгар летней жары не имело смысла слать телеграммы в Адлон, чтобы зарезервировать апартаменты. Но Ланни послал, указав час своего прибытия. Ему не надо было указывать, что он хочет, чтобы там были журналисты. Каждый отель высокого класса стремится к рекламе и принимает как должное, что все его клиенты хотят того же самого. Так что, когда прибыла американская чета, пресса уже была в холле, наблюдая с уважением шествие, включавшее одну наследницу, одного принц-консорта, одну горничную и трёх коридорных загруженных четырьмя чемоданами каждый.

Сидя в гостиной их апартамента, Ланни заказал напитки для журналистов и рассказал им о регате в Каусе, о художественных сокровищах, которые он хотел купить, и о своём визите в окрестности, где отдыхает фюрер. Каждая газета Берлина имела сведения о последней встрече Ланни с кумиром нации, и это давало ему уверенность, что информация о нём попадёт в газеты в первой половине дня. «Корнмалер» увидит её, и письмо должно придти очень скоро.

Ланни полагал, что это может случиться во второй половине дня. И всё это время он будет самым внимательным из мужей, чтобы оправдать себя для последующей невнимательности. Погода была жаркая и душная, и он сказал: «Не хочешь поехать на озера и искупаться?» На этой плоской провинции Бранденбург, когда-то был болотистой лес, в котором водились зубры, медведи и варвары. Там было много озер, где могло купаться и плавать на лодках все население мегаполиса. Но в будний день утром почти все население было на работе, и приезжие американцы смогли получить и лодки, и павильоны для купания. Швейцар отеля подсказал им, где найти самое лучшее место, где они могли провести приятное утро, а потом пообедать. Ирма не переставала удивляться, чего они ждали, потому что она получала всё, что надо в ее жизни.

Когда они вернулись в отель, там их ждало короткое сообщение: «У меня есть несколько эскизов, которые я надеюсь, вам понравятся, я был бы рад, если вы пришли в двадцать два часа вечером в любой удобный для вас день». Это все. Труди никогда раньше не просила его приехать ночью, и он догадался, что это было потому, что она больше не смела появляться на улицах в дневное время.

Первая мысль была Ланни, как отделаться от Ирмы в десять часов вечера. Но судьба была более чем добра к нему. Раздался телефонный звонок от фрау Риттер фон Фибевитц, которая оказалась в городе на ее пути с гор на берег моря. Не придут ли они поужинать к ней, своего рода экспромт, так как с ней была только одна служанка? Ирма захотела пойти, и Ланни предложил: «Я привезу тебя туда и оставлю вас, а сам возьму Генриха на обед и спасу тебя от скуки. Если тебя не будет, он не возьмет свою жену. После этого я отвезу его домой, а твоя подружка без сомнения сможет привезти тебя в отель».

«Или я могу взять такси», — дружелюбно сказала молодая жена. Это выглядело немного сказочным.

Сын главного лесничего Штубендорфа дослужился до высокого ранга в той части партийного аппарата, которая занималась образованием и подготовкой молодежи фюрера. Но Генрих Юнг по-прежнему глядел на Ланни Бэдда, как на любимца фортуны, который приходя, распространял ауру элегантности и занимательную информацию о великих столицах Европы. Национал-социалисты считали себя революционерами и разрушителями старой культуры Европы, но только самые грубые и наиболее фанатичные отказались от её чар. И для своего нацистского друга Ланни всё еще оставался романтической фигурой, признанным гостем в замке Штубендорф и обласканным унифицированной прессой Берлина. Перед тем как Генрих прибыл на ужин в Адлоне, он взял на себя труд заехать домой, надеть парадный мундир, слишком теплый и сильно пахнущий нафталином. Когда он встретил своего блестящего друга, его голубые нордические глаза сияли от счастья, а его розовые нордические щеки располнели и с годами приобрели две наивные и совершенно очаровательные ямочки.

«Ах, Ланни!» — воскликнул он. — «Когда вы собираетесь присоединиться к нам?»

«Что вы хотите со мной сделать?» — улыбнулся хозяин. — «Нарядить в форму?»

— Warum nicht? Она вам пойдёт, и вы бы сделали блестящую карьеру. В кратчайшие сроки вы могли бы стать гауляйтером Новой Англии. Наши люди там не всё делают так, как надо.

«Все мои друзья в Новой Англии считают меня иностранцем», — ответил Ланни. — «Они не пойдут за мной».

Он спросил, что Генрих делает в настоящее время, и, как всегда, началось извержение слов. Нацистский чиновник просил Ланни проехать с ним завтра в Нюрнберг. Там находилась Национал-социалистическая школа для избранных молодых людей, которые были привезены из всех стран мира. Полторы тысячи студентов, отобранных из-за их специальных способностей из пятидесяти одной страны. Это были будущие национальные фюреры и хозяева мира. Генрих ехал туда читать лекции им о Гитлерюгенде и том, что сделала эта чудесная организация в течение последнего десятилетия. Учебный год заканчивался, и закрытие будут сопровождаться впечатляющими церемониями, в том числе мемориальными перед Монументом войны: знамёна и транспаранты, барабаны и трубы, боевые гимны, весь ритуал, который приводит в восторг душу чисто-нордической расы господ.

— Ланни, вы не смогли бы устоять перед этим!

«Возможно, именно поэтому я туда и не хожу», — ответил непочтительный американец. — «Я не могу остепениться и работать так много, как вы, Генрих, но поэтому я восхищаюсь вами». Щеки сына главного лесничего светились от удовольствия, и Ланни дал сигнал официанту наполнить его бокал. Щедрый хозяин заказал литр лучшего французского шампанского и видел, что его друг выпил большую часть.

«В самом деле, я очень занят сейчас», — продолжал хозяин. — «Я продаю несколько картин министр-Президента генерала Геринга для него. Вы знаете, он имеет довольно необычный вкус, и я нахожу, что сотрудничать с ним поучительно, а даже выгодно». Ланни рассказал с легкой фамильярностью о Каринхалле, Эмми и о прекрасных свадебных подарках, об охотничьем мастерстве толстого генерала при охоте на кабанов, со слов охотника. После визита Ланни в угодье было сделано официальное заявление о намерении кино звезды уйти и принести немецкому народу наследника, и это возбудило в Генрихе инстинкт к продолжению рода, который характеризует расу господ на её пути к власти и славе.

Все время обеда американец внимал хорошей нацистской пропаганде. Затем он пригласил своего друга в свои апартаменты, где они пили кофе и коньяк, а Генрих говорил о печальной судьбе своего бывшего друга Уго Бэра и других, которые были так трагически введены в заблуждение, чтобы противостоять воле фюрера. Международная обстановка в настоящее время показала, как прав был фюрер. Свободу Германии можно выиграть смелостью и никаким другим способом. Генрих процитировал речь, недавно произнесённую генералом Герингом о том, что он не хочет, и не будет иметь «помойный интернационализм» в Фатерланде. Ланни, который выступал на Парижской мирной конференции против отторжения Штубендорфа от немецкой республики, воспринимался молодым чиновником, как сочувствующий всем действиям фюрера, поэтому слушателю ничего не оставалось, а только слушать.

И вот появился шанс сменить тему. Ланни заметил: «Ирма и я планируем отправиться завтра в Зальцбург в гости к её подруге, живущей там в горах. И мы могли бы довезти вас до Нюрнберга, Генрих, но Ирма везёт с собой свою горничную, и машина забита всеми этими сумками».

«Все в порядке», — ответил собеседник. — «Партийный автомобиль довезёт меня с двумя коллегами».

«Мне пришло в голову», — продолжал собеседник. — «Что может будет хорошим тоном для нас заехать и высказать свое почтение фюреру, если вы думаете, что он захочет нас видеть».

— Ланни, я уверен, что он захочет. Жаль, мне тоже очень хотелось! Но вы знаете, как это, я не могу пренебрегать своими обязанностями перед нашей молодежью.

— Конечно, нет. Что бы вы посоветовали мне делать? Хотите позвонить и выяснить, захочет ли он принять нас?

— Gewiss, если вы хотите.

«Ну, почему вам не позвонить отсюда?» — Генрих был очень взволнован такой честью, и Ланни знал, что персонал отеля будет так же взволнован. Он догадался, что ещё до того, как разговор будет закончен, весь огромный отель будет знать, что происходит.

Генрих произнес знаменательные слова с гордой отчетливостью: «Hallo. Heil Hitler! Bitte, des Führers Heim, Der Berghof, in Berchtesgaden, Obersalzberg.»[81] После этого он не мог усидеть на месте в своем кресле, и не мог ни о чем говорить, ведь он просил поговорить лично с величайшим из людей, а вдруг величайший будет говорить? Ланни, кто имел опыт общения с великими мира сего, посоветовал, что правильнее было бы попросить секретаря фюрера. Естественно, что секретари фюрера находились на дежурстве круглые сутки. Не нужно передавать важные сообщения через дворецких или горничных, которые не привыкли общаться с внешним миром и могут перепутать имена, особенно иностранные. Ланни знал, что собственное имя Генриха было известно, потому что в молодости он дважды побывал в тюрьме у Ади, и это было то, что бывший рисовальщик открыток никогда не забывал.