Стременчик - Юзеф Игнаций Крашевский Страница 54

Чех слушал с большой заинтересованностью.

– Впрочем, – докончил Грегор, – пророчить сейчас об их будущем не стоит. Время меняет людей…

– Мы вам завидуем, – прервал Бедрик, – потому что в Польше правящий без Совета ничего не представляет, а это мы также у себя хотим иметь, Альбрехт нам не на руку, потому что ни жить в Праге не может, ни сам править, а беда стране, которой правят заочно!

Ежели мы придём к тому, что выберем пана по нашему желанию, мы проследим, чтобы правил сам, и поручился нам в наших свободах. К этому мы направляемся. Если бы мы могли соединиться с Польшей, мы бы противостояли немцам и венграм, и были бы господами в дома, а для Польши также выросла бы из нас приличная сила.

– Но сперва нужно, – сказал Грегор, – чтобы вы сами из разных лагерей, на которые разделены, сошлись в один, чтобы тому, которого возьмёте на трон, не нужно было биться сначала с Альбрехтом, а потом с собственными подданными.

Бедрик вздохнул.

– Лишь бы мы от чужих избавились, дома между братьями порядок будет. Дети одной матери, они не будут друг с другом ссориться, подадут руки. Сигизмунд навязал нам зятя и дочку, хоть не имел на это право.

– Всё-таки вы его приняли и короновали! – закончил Грегор. – Мы желаем вам самого лучшего, но верьте мне, не народы владеют собой и своей судьбой, но Бог владеет ими…

Один Он знает будущее.

II

Когда это происходило в группе, окружающей королеву, за её пределами никто ещё не предчувствовал того, что готовилось в Чехии.

Епископ Збигнев, занятый усмирением беспокойств, какие польские гуситы постоянно ему добавляли, главным образом угрожая ему, устраивая на него засады и пытаясь от него избавиться, как от своего врага, не имел времени вникать вблизи в деятельность королевы Соньки.

Небольшой, но подвижный гуситский лагерь стремился к тому, чтобы освободиться в Польше, по примеру чехов, из-под власти Рима и преобладания духовенства. Олесницкий хорошо видел последствия, которые это влекло за собой.

Самым первым была анархия, которая в краю, окружённом неприятелями, несла погибель.

Все враги Польши, а прежде всего крестоносцы, сильно бы радовались, если бы мощное правительство, которое чувствовалось даже во время малолетства, будет поколеблено внутренним противостоянием.

Таким образом, он должен был все усилия направить на сохранение внутреннего мира и уничтожение в самом зародыше гусизма, который мог бы подорвать Польшу; этот епископ Збышек, до сих пор являющийся единственным властителем Польши, хоть на вид разделял эту власть с другими.

Возвращаясь из одной из своих экспедиций в Краков, едва сойдя у своего дворца, сперва, прежде чем мог с кем-нибудь увидется и поговорить, нашёл ожидающего его Грегора из Санока. Королева, зная уже о прибытии епископа, выслала его, чтобы поклонился ему от неё и позвал его в замок. Также быть может, она велела приготовить его к совсем неожиданной новости.

Из Праги пришла фициальная новость, что чехи, согласно обещанию, выбрали своим королём Казимира.

Увидев магистра, Олесницкий, который всегда считал его скорее учёным, чем способного к иным делам человеком, поздоровался по-латыни.

– О, счастливый человек! Вы тут себе «Буколики», «Энеиду» и Плавта читаете и наслаждаетесь ими, когда мы под бременем и ярмом должны ходить. Что же королева?

– Она велела вас приветствовать, с тем я и пришёл, – сказал Грегор, глядя епископу в глаза. – Она рада бы увидеть вашу милость, потому что у неё есть, по-видимому, и новость, которой бы рада поделиться!

– Новость! – прервал беспокойно епископ. – В самом деле, я боюсь новостей, потому что мы ими сыты.

– Эта не кажется плохой, хотя я о том судить не могу, – ответил Грегор.

– Говорите мне её, если вы осведомлены, – воскликнул обеспокоенный епископ.

– Из Праги принесли точную весть, что чехи, там собравшиеся, не хотят над собой Альбрехта, нашего королевича Казимира выбрали королём себе и вскоре отправят объявляющее посольство.

Первое впечатление от этой новости, которую Грегор назвал хорошей, произвело на епископа впечатление сильного беспокойства, почти тревоги.

Он медленно заломил руки и его губы дивно выпячились.

– О! – воскликнул он. – Эта женщина и материнское нетерпение, что, желая добра детям, может, готовит им мученичество! Это дело королевы! Не сомневаюсь!

И будто бы он не обращал внимания на то, что говорил с близким слугой королевы, он добавил с горечью:

– Не может отдохнуть, не хочет ждать наша пани… и готовит нам и детям заботы и непосильное бремя… так же готовила этот безумный брак с Барбарой несовершеннолетнего юноши, которому милостивый Бог помешал, теперь войну нам объявит из-за короны, которой Казимир не приобретёт.

Что тут делать с этой материнской заботой!

Грегор молчал.

– Чехи! Чехи! – говорил дальше епископ. – Зараза! Гусизм! Ересь! В нашей стране уже есть симптомы этой болезни, которой я предпочёл бы моровую эпидемию. Чехи!

Епископ нахмурился.

– Говорят, – отозвался Грегор, – что значительная часть народа за нашего королевича.

– Но нам нужно прежде всего дома завоёвывать мир и силу. Что говорить о завоеваниях за границей? За спиной у нас увеличатся Спытки, Дерславы и Збенские.

Он быстро поглядел на Грегора.

– И вы, что умеете ценить мир, вы, что знаете, сколько он стоит для подъёма народа, для его просвящения, обогощения, вы говорите, что это не плохая новость?

– Я говорил, что не хочу выдавать об этом суждение, – прервал Грегор, – королева радуется.

– Она женщина, – вздохнул епископ, – видит только блеск корон, а их тяжесть не чувствует. Ребёнку на голову этот огненный обруч!..

Он заломил руки.

Они вместе вошли в епископский дом, через минуту Збышек успокоился.

– Пойду с вами в замок, – сказал он Грегору, – позвольте мне только опуститься на короткую молитву и воззвать к Святому Духу.

Епископ исчез, а Грегор остался с его капелланом и молодым писарем Длугошем, в глазах которого сверкала смекалка, хотя при епископе он стоял покорный и молчаливый вдалеке.

Говорили о путешествии, о покушении на жизнь пастыря, о смерти Спытка, которая чудесно избавляла от опасного неприятеля, когда вернулся епископ и тут же объявил о гоготовности следовать к королеве.

Сонька ожидала епископа, которого уважала, но ещё больше боялась, заранее делая радостное лицо, хоть была неспокойной, что её предприятие будет плохо принято и оценено.

Поэтому, может, всё готовилось в такой тайне, и епископ узнал о выборе Казимира, когда уже послы собирались из Праги в Краков.

Из серьёзно