Джин Плейди - Королева Виктория Страница 58

— Ваше величество слишком великодушны.

— Я желаю, чтобы ему сохранили жизнь. Я не хочу, чтобы кто-то умер из-за меня.

— Этот станет примером для других, — сказал Альберт. — Иначе люди станут пытаться совершить подобное просто для того, чтобы получить известность.

— Вопрос о судьбе этого человека предстоит решать правительству, — сказал сэр Роберт. — Это не королевская прерогатива, но я сообщу парламенту желание вашего величества.

Он так и сделал; и, поскольку я высказала свое желание очень твердо, вместо повешения Джон Фрэнсис был осужден на пожизненную ссылку. Похоже было на то, что Альберт прав.

Он сказал, что я проявила сентиментальность по отношению к Джону Фрэнсису и подобная снисходительность может поощрить других на такие поступки. Я была не согласна и радовалась, что смерть Джона Фрэнсиса не отяготит мою совесть. Альберт возражал, но очень мягко, и наш разговор закончился мирно.

Позже он говорил, что, если бы Джон Фрэнсис получил по заслугам, мы бы никогда не услышали о Джоне Уильяме Бине. Однажды, когда мы с Альбертом ехали в часовню Сент-Джеймского дворца, мальчик, несчастный урод, не более четырех футов ростом, горбатый, выскочил из толпы навстречу нашему экипажу. В руке у него был пистолет, который он направил на нас. Двое других подростков бросились на него; один швырнул горбуна на землю, а другой отнял у него пистолет.

— Озорные дети забавляются, — сказал Альберт, когда мы проехали. — Ты видишь, любовь моя, как неразумно не наказывать виновных. Люди думают, что им все может сойти с рук.

Я сказала, что Джон Фрэнсис понес наказание, его сослали в Австралию на всю жизнь. Это было наказание — может быть, такое же жестокое, как смерть. Я была рада, что его кровь не запятнала мне руки. Альберт покачал головой, как будто он считал мое рассуждение нелогичным.

Когда мы вернулись во дворец, мы узнали, что полиция, сочтя происшедшее игрой, сделала мальчику выговор, в то же время похвалив двух других — братьев по фамилии Дэссет — за их проворное вмешательство.

Но дело оказалось не столь простым. Один из братьев Дэссет оставил у себя пистолет, и при рассмотрении его оказалось, что в нем, кроме бумаги и табака, был еще и порох. Если бы из него выстрелили, это было бы крайне опасно. Братья отнесли пистолет в полицию.

Дело приняло другой оборот. Полиция, устыдившись того, что возможному преступнику дали скрыться, принялась за розыски горбуна, и из-за его внешности его оказалось нетрудно обнаружить. Его нашли. Это был не ребенок, он работал в аптеке. Вскоре его арестовали. Он придерживался тех же убеждений, что и Джон Фрэнсис.

— Это будущие революционеры, — сказал Альберт. — Такого рода людей было много во Франции в конце прошлого века.

Но этот инцидент привнес в мою жизнь и нечто положительное. Сэр Роберт Пиль, бывший в то время в Оксфорде, в какой-то невероятно кратчайший срок прибыл во дворец.

Когда я услышала о его прибытии, я сразу поняла, что это было связано с делом Бина, и пригласила его к себе немедленно.

Я никогда не забуду выражения лица, с каким он вошел. Он был явно крайне озабочен.

— Я приехал, как только услышал, ваше величество, — сказал он дрожащим голосом.

— Очень любезно с вашей стороны, сэр Роберт, — отвечала я. — Но мы, как видите, живы-здоровы. Он смотрел на меня, и я увидела, как его глаза наполнились слезами.

— Прошу простить меня, ваше величество, — пробормотал он и вышел нетвердыми шагами.

Я была глубоко тронута. Этот славный человек так беспокоился о моей безопасности, что он, которого я всегда считала таким холодным — хотя и он, и Альберт убедили меня, что он талантливый государственный деятель, — был тронут до слез моим спасением.

Бина приговорили к полутора годам тюремного заключения. Но что имело больше всего значения в этой истории, так это то, что мое чувство к сэру Роберту Пилю изменилось. Я могла доверять ему, как лорду Мельбурну. Он стал Добрым другом. И я призналась себе, что он был более умелый политический деятель, чем блестящий собеседник, обаятельный, светский человек, мой дорогой лорд Мельбурн.

Сэр Роберт никогда не действовал уклончиво; он всегда хотел довести дело до конца. Он явился во дворец обсудить эти два покушения, внушившие ему опасения, поскольку они следовали одно за другим.

— Я уверен, — сказал сэр Роберт, — что поступок Бина не был серьезным покушением на жизнь вашего величества. Это простодушный бедняга, просто добивавшийся известности. Но мы не можем позволить людям думать, что они могут развлекаться, устраивая даже эти шуточные покушения. Я предлагаю внести проект нового закона, новый билль, и немедленно. Покушения на жизнь монарха будут наказываться ссылкой на семь лет или трехлетним тюремным заключением, причем обвиняемый будет предварительно публично высечен.

— Почему, вы думаете, совершаются эти покушения? Сэр Роберт задумался.

— Я уверен в одном. Это протест не лично против вашего величества. В тех случаях, когда вы показываетесь народу, вы неизменно проявляете заботливость и дружелюбие, а ваша семейная жизнь безупречна.

Я вспомнила о наших бурных ссорах с Альбертом и решила, что таких сцен больше не будет, потому что я все более убеждалась, что я была в них виновата.

— Нет, это не ваше величество возбуждает недовольство в умах, — продолжил сэр Роберт. — Это положение дел в стране.

Я знала, что среди прочих опасностей он имел в виду чартистов с их хартией. Альберт много говорил мне об этом. Они требовали реформы избирательной системы и тайного голосования. Они бунтовали в разных частях страны, и эти бунты вызывали у людей содрогание, потому что французская революция произошла еще так недавно и все мы знали, что случилось с этой несчастной страной. Особенно опасались люди, занимавшие высокое положение, потому что мы не могли забыть, что постигло подобных нам во Франции.

Были и другие неприятности: мятеж в Уэльсе, Кобден, причинявший заботы сэру Роберту из-за хлебных законов, и многое другое.

Все это создавало смуту, а когда в стране возникали трудности, народ выражал свое недовольство, восставая против своих правителей.

Как королева, я должна была быть осведомлена обо всем этом, и Альберт терпеливо разъяснял мне. Я была ему так благодарна; он не только сообщал мне необходимую информацию, но и развивал мой ум, читая мне исторические сочинения.

Благодаря Альберту я сильно изменилась. И когда я вспоминала, как вела себя по отношению к сэру Роберту, называя его «учителем танцев», не ценила его достоинств, мне было стыдно. У меня теперь раскрылись глаза, и раскрыл мне их Альберт.

Билль о защите монарха был принят парламентом без осложнений. Посетивший меня лорд Мельбурн рассказал мне, как все были поражены моим мужеством. Он смотрел на меня с любовью и немножко грустно, но он был искренне рад, что я наконец по достоинству оценила сэра Роберта Пиля. Это было очень благородно с его стороны, ведь сэр Роберт был его политическим врагом, а между мной и лордом Мельбурном существовали особые отношения. И все же он в первую очередь заботился о моем благе. Какой он был всегда добрый друг!

Я чуть было не попала в ловушку из-за Кембриджей, и выпутаться мне помог лорд Мельбурн, иначе создалась бы опасная ситуация. Сэр Роберт очень тонко разбирался в политических вопросах, но мой милый лорд Мельбурн лучше понимал людей и предвидел, как они могут поступать в определенных обстоятельствах и почему. Лорд Мельбурн был неисправимый сплетник, и когда я вспоминаю о наших разговорах с ним, то понимаю — они больше касались частной жизни окружавших нас людей, чем политики.

Я была не в очень хороших отношениях с Кембриджами, с тех пор как герцогиня отказалась встать, когда пили за здоровье Альберта. И, конечно, они никогда не могли простить мне, что я не вышла за их сына Георга.

Я услышала, и не без удовольствия, что леди Августа Сомерсет беременна и виновником ее положения является Георг.

Я обсудила это с Альбертом. Его всегда огорчали проявления развращенности, и в особенности, когда это касалось членов семьи. Кембриджи постоянно враждебно относились к нему, и он сказал, что сейчас мне представился случай высказать свое неудовольствие и дать им понять, что я не позволю им оскорблять нас.

— Ты слишком снисходительна к окружающим, — говорил мне Альберт нежно, но осуждающе. — Ты принимаешь людей, замешанных в скандалах, — твой собственный премьер-министр, и одно время твой постоянный гость, был сам небезупречен.

Некоторое время тому назад это привело бы к ссоре, потому что я не любила, когда критиковали близких мне людей, но теперь я сказала спокойно:

— Люди могут оказаться замешаны в скандалы, даже будучи невинны. Я никогда не считала, что их следует осуждать за это. Твой отец и брат сами были не безгрешны в этом отношении, но это только возвышает тебя в моих глазах, когда ты за них заступаешься.