Жан Маркаль - Жизор и загадка тамплиеров Страница 58

Но здесь очень важен таинственный и во всяком случае магический способ набора новых стражей Грааля. Похоже, что эти тамплиеры были членами особо закрытого и очень тайного общества. Это была не каста, к которой бы принадлежали по рождению, и не коллегия, в которую бы выбирали путем кооптации, и даже не братство, куда, как у тамплиеров, принимали бы за заслуги, подтвержденные другими членами сообщества. Здесь выбор происходит магическим путем и нисколько не зависит от стражей Грааля. Тамплиеры у Вольфрама «избраны» на основе неизвестных критериев и предназначены осуществлять столь же таинственные миссии. Итак, это в полной мере то, что называется отборной воинской частью. Эту идею, просвечивающую сквозь весь рассказ Вольфрама, в своей опере «Парсифаль» развил Вагнер; при таком положении дел неудивительно, что «Парсифаль» стал любимым произведением Адольфа Гитлера, которое планировали показать в день окончательной победы Третьего рейха. При подобных коннотациях образы тамплиеров у Вольфрама начинают выглядеть весьма зловеще, потому что неминуемо напоминают некоторые специальные подразделения, какие были в большой чести во времена нацизма. Нельзя не вспомнить и о тайных обществах вроде общества «Туле», предшествовавших подъему нацизма и ставших его идеологическим и мифологическим каркасом.

То есть проблему надо поставить четко. Сознавал ли Вольфрам, что делает, когда изображал стражей Грааля, которыми были тамплиеры, бойцами отборной воинской части, чрезвычайно закрытой и чрезвычайно секретной?

Этот вопрос важен потому, что может вывести на объяснение поведения исторических тамплиеров. Если ответ — «да», то Вольфрам знал, что орден Храма представляет собой тайное общество, преследующее очень конкретные цели владычества над миром. Но, прежде чем ответить, следует обратиться к другим строкам из произведения Вольфрама: «Когда началась борьба между Люцифером и Троицей, некоторые ангелы не пожелали принять в ней участие. Всех этих ангелов, благородных и добрых. Бог заставил спуститься на землю, чтобы хранить этот камень. И камень не перестал быть чистым. Не знаю, простил ли Бог этих ангелов или обрек их на погибель. Должно быть, Он вновь призвал их к себе, если Его справедливость не воспротивилась этому. С тех пор камень охраняют те, кого назначил сам Бог и к кому послал одного из этих ангелов».[65] Это откровенно катарский сюжет.[66] Если мы правильно поняли, тамплиеры, избранные Богом для охраны Грааля, равнозначны ангелам. Вот некоторым образом элитаризм в чистом виде, если не сказать — предвосхищение кальвинизма. Так решил Бог — эту формулировку можно рассматривать как ортодоксально-христианскую, но тут есть нюанс: Бог превращается в элитариста, избирающего лишь тех, кто кажется ему достаточно чистым, чтобы защищать чистоту камня. Из этой истории неизбежно следует идея сохранения расовой чистоты.

И это не все:

Служители Грааля — братья.Отважны до невероятья.Они со всех концов землиСвятой Грааль стеречь пришли.Закрыв для посторонних входы…Их снарядили все народы…[67]

Итак, не только элитаризм, но и отстранение, чтобы не сказать — устранение всех, кто хотел бы участвовать в Празднике Грааля, но не предназначен для этого. А в другом, намного менее известном тексте Вольфрама, в поэме под названием «Титурель», излагающей историю предков Анфортаса, а следовательно, и Парцифаля, есть весьма интересные детали. Там появляются все те же тамплиеры и более чем когда-либо, убежденные в своем превосходстве: «Весь отряд Грааля состоит из избранных, к которым в этом и в том мире судьба всегда благосклонна, которые всегда числятся среди тех, чья слава живет долго… Там, куда это семя было занесено от самой страны Грааля, ему было дано плодоносить и быть для тех, кто собирает эти плоды, бичом позора».[68] Кстати, идея Вольфрама подхвачена в очень длинной поэме некоего Альбрехта, автора «Нового Титуреля», где Монсальваж — уже не крепость, а «Храм Грааля», в котором проводятся странные церемонии и где богослужения совершают тамплиеры, в большей степени «братья», чем когда-либо, объединенные в нерушимую общину — хранительницу вести, единственный и неповторимый орден посвященных, который однажды должен овладеть миром и изгнать из него грех.

Несомненно похоже, что Вольфрам, как и его продолжатели, намеренно отождествлял стражей Грааля с тамплиерами. Но он не довольствуется изображением их как общины монахов-солдат: он из них делает закрытое тайное общество, с особыми ритуалами, с неизбежным посвящением и, главное, с целью захватить власть над миром. Смысл этого завоевания мира? Его можно найти в «Новом Титуреле»: искоренить грех. Цель благородна. Но не вредно как следует задуматься. Ведь отсюда недалеко до знаменитого «Убивайте их всех, Бог узнает своих!».

Итак, Вольфрам фон Эшенбах знал настоящую тайну тамплиеров? Все как будто указывает на это. Вольфрам был осведомлен о многом, он учитывал всю маргинальную традицию, начавшую выражать себя через посредство некоего «иллюминизма», центром которого стала как раз Бавария. В самом деле, Германия начала XIII века была тиглем, где смешивались внешне противоположные влияния, из которых предстояло вырасти духовности, далекой от ортодоксальности цистерцианской мистики. Поэзия миннезингеров стала прелюдией к литературе, миновавшей стадию куртуазности как таковой и достигшей стадии герметизма. На германском горизонте уже вырисовывался профиль Якоба Беме, и в форме внешне ортодоксальных сочинений набирало силу целое еретическое учение. Усиливалась тяга к таинственным обрядам, к «инициациям». Численность алхимиков непрестанно росла, а ведь эта особая наука, традиционная алхимия, — не только поиск способов для превращения свинца в золото: это личная аскеза, имеющая отношение как к духу, так и к материи и направленная на открытие великих тайн, управляющих миром. Знать эти великие тайны — значит владеть миром, одновременно господствуя над религией, властвуя над политикой и экономикой, эксклюзивно пользуясь Наукой. Разумеется, такие опыты, такая аскеза — удел только интеллектуальной и духовной элиты, и одно было неотделимо от другого в эпоху, когда профанное еще совсем не выделилось из сакрального. Доступ простым смертным был напрочь исключен. Этим объясняется привкус тайны, характерный для таких начинаний, и рождение того, что назвали эзотеризмом и что представляло собой желание передавать некую весть заведомо лишь в зашифрованной форме, предназначенной для тех, кто умел читать между строк. Этот эзотеризм просачивался повсюду, используя символы, принадлежавшие к прошлому, но приобретавшие новое значение. Вольфрам фон Эшенбах развивался в среде всего этого интеллектуального брожения, все больше и больше отходившего от официально принятой модели. В таком-то окружении он намеренно и «прицепил» тамплиеров к теме Грааля.

Известно, что в «Парцифале» тема Грааля очень удалена от кельтского прообраза, который был еще виден Кретьену де Труа и который мы обнаруживаем почти неизменным в валлийской версии, где Грааль — это отрубленная голова. У немецкого автора сюжет ушел в сторону и обогатился множеством элементов не только германских, но и позаимствованных с Востока, как из мусульманской, так и из индо-буддийской традиции.[69] В равной мере можно сказать, что Вольфрам дает германо-иранскую версию этой легенды.

Тем не менее сам по себе Грааль в «Парцифале» занимает очень второстепенное место. Похоже, что тамплиеры, стражи Грааля, хранители тайной традиции, — самые значительные персонажи, во всяком случае. Вольфрам счел нужным обратить внимание на них. Похоже, что инициационный аспект Поиска также берет верх над мистическим аспектом. В самом деле, достичь Монсальважа и прежде всего попасть в него можно не благодаря долгой и опасной аскезе, а потому, что тебя заранее назначили для этого, о чем таинственным образом оповещают буквы, появляющиеся на Камне, который упал с Неба. Если ты — страж Грааля, ты не только монах, священник, но и воин. Вольфрам хотел примирить духовного человека с материальным? Вне всякого сомнения, и это полностью в духе Бернара Клервоского, хоть и значительно выходит за рамки личной аскезы, которую проповедовал монах-цистерцианец. Устами Кундри, странной многоликой колдуньи, обличья которой противоречат одно другому, Вольфрам говорит Парцифалю: «Ты завоевал мир души и достиг радости тела в верном желании». Это намек на верность героя своей супруге Кондвирамур. Но какой ценой достигается эта гармонизация обоих коренных стремлений человеческого существа, чья голова — в небесах, но ноги — на земле? Как раз это и придает всему неоднозначность.