Александр Доронин - Кузьма Алексеев Страница 58

Ушел. Зосим несколько раз выходил наружу. Было тихо. Темнела река, тихо плескались волны где-то внизу. Зосим вернулся в пещеру и опешил: Алена сидела на лежанке вся обнаженная. Зосим опустился перед нею на колени и, дрожа всем телом, прислонил не ведавшие женской ласки губы к ее ногам, бормоча под нос:

— Старый я, Оленушка… Грех неисправимый… Грех…

Утром полицейские снова остановились на том берегу Теши. Их было тридцать человек, и у всех — ружья. Дружно принялись строить переход. Зосим с Аленой глядели на них выжидаючи. Против стольких не сдюжишь.

— Ей, Павел Петрович, неужели у тебя дел нет поважнее, чем старого монаха из норы выкуривать? — крикнул Зосим. — Целое войско собрал, одному кишка тонка?..

— Не зли меня, басурман, — Сергеев даже из ружья пальнул.

Лес в ответ застонал. Откуда-то с обрыва две птицы поднялись, взлетели в вышину и, размахивая громадными крыльями, куда-то улетели.

— Коршунов и тех испужали, сумасшедшие, — припечалился Зосим.

Теперь он глядел на полицейских совершенно равнодушно. Алена прислонилась к его плечу:

— Ты, Зосим, как пришел только в наш Кужодон, сердечко мое вмиг разрушил… В церкви бы нам обвенчаться…

— Ничего не получится… От новой веры церковной я отрекся, как и от эрзянского бога Верепаза. Нельзя время вспять повернуть. Да и старик я, гляди. Меж нами разница в двадцать лет. Тебе только сорок…

— Двадцать лет — разница невелика. Ты еще оглобли гнешь. — Алена положила голову Зосима на колени.

Тот молча глядел, как полицейские перебрались через реку и стали подниматься по склонам наверх. И тут под ногами у них сорвались камни. Несколько человек полетели в реку. Остальные замерли, боясь двигаться дальше.

Зосим стоял на берегу и громко хохотал. Ареста он не боялся. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Жаль ему было лишь Алену…

Только Теша ни о чем не жалела, безмятежно катила в даль свои воды. Она знала, впереди ее ждет старшая сестра Волга, и она все ее заботы себе заберет. Спешила река, весело журча меж камней, назад не оглядывалась. А выйдя из леса, она увидела огромное небо, синее-синее.

На Дятловых горах

Как гласит местное предание, в ночь на праздник Коляды солнце, ушедшее за вершины темнеющих гор, борется с тьмою: кто победит. Чтобы наступил рассвет и солнце показалось утром, все жители Нижнего Новгорода от старого до малого выходят светиле на помощь. Если победит тьма, день не наступит, все живое исчезнет в бездонной черной пропасти. Вот и нынче люди собрались вокруг громадного полыхающего костра, который горел на вершине Дятловых гор. Все в масках, с лицами, измазанными сажей. Подумаешь, и в самом деле черти! Тренькают балалайки, свистят свистульки, играют дудочки, рожки пастушьи. Свадьба в городе, да и только!

Шум и гвалт усилились после того, как из кремлевских ворот выехало человек двадцать верховых. Лошади были быстрыми и сердитыми, грозный их вид и храп приводил в трепет всех присутствующих: такой конь затопчет — глазом не моргнет. Однако сегодня их не боялись, все знали: воинов против недоброй силы бросили. Вот один ряженый отделился от толпы, выскочил и давай вертеться супротив солдата на коне. Тряс рукавом своей взлохмаченной шубы, вывернутой наизнанку, жалобно стонал да причитывал. Тут неожиданно маска с него слетела, и все узнали лицо незнакомца. Ух ты, да это ведь жена самого Строганова!

Всадники преодолели крутой склон горы и стали махать и показывать руками в сторону полыхающего румянцем горизонта: дескать, они едут туда сражаться с темной силой. Все знают, что это шутка. Ну и пусть. Пусть играют люди, веселятся, пляшут вокруг пылающего костра, поют старинные народные песни, которые согревают души и сердца людские, наполняя их любовью и радостью жизни:

Коляда, Коляда,Нынче праздник Коляды.Бабка варит кашу нам,Не узнаем мы нужды!

В середину хоровода прыгнул кряжистый парень. На голове его — бычий череп, сам бьет в барабан. Как начал мычать, затем завопил:

— Вижу, вижу темную силу!!!

Из костра вырвался сноп искр, образующих длинный огненный хвост, и исчез в темноте ночи. Рядом с костром стоит наряженная еще днем сухая сосна. К ее могучему стволу привязано облитое смолою тележное колесо.

— Гоните прочь черную душу дьявола! — кричал бычий череп. — Чем попадя колотите его!

Обгоревшей в костре оглоблей парень дотронулся до колеса. Оно мгновенно занялось огнем, загорелись сухие сосновые ветки, огонь быстро стал подниматься все выше и выше.

Несколько здоровых парней бросились к пылающему колесу, натертыми снегом рукавицами сняли его, подняли на руки, пустили под гору. Оно покатилось вниз, вертясь и подпрыгивая на кочках, разбрызгивая каскады искр, освещая местность вокруг.

— Убежала, убежала черная дьявольская сила, отступила, трёклятая! Так ее… Видите, пятки дьявола горят! Коляде — жить!

— Жить! Жить! Жить!

Побеждена нечистая сила, теперь жди наград. И двинулись люди по бесконечным улицам и переулкам большого города, заходили к богачам в дома. Песнями, шутками, прибаутками славили Коляду, обещали всем долгую, счастливую жизнь.

Хлопали — открывались двери, хозяева выходили на крыльцо с зажженными свечками, угощали медовухой, орехами, пирогами и ватрушками. Кое-кому и чарочку подносили. У кого богатства не было, угощать было нечем, выходили на улицу просто так, с пустыми руками. И пели вместе с гостями:

Коляда, Коляда,Нынче праздник Коляда.Выпей браги, закуси,Так ведется на Руси!

Пели, веселились люди, о завтрашнем дне и не думали даже. Зачем задумываться, когда еще эта ночка не прошла? Гуляй, народ! Будет горе — погорюем. Это потом…

Орина Семеновна не успела и умыться как следует, в дверь ее спальни постучали. Потихоньку так, лишь кончиками пальцев. Два раза: тук-тук, тук-тук. Купчиха знала, что так стучит только управляющий Жигарев. Она откинула внутреннюю защелку — на ночь ее обязательно запирала — и впустила своего друга сердечного. Сильный, красивый, молодой, опрятный — нечего жаловаться понапрасну! Кудри его переливались, сам высокий, светлолицый. Он поднял купчиху в охапку и, не спросясь, без единого поцелуя повалил на постель.

— Сначала бы согрелся, что ли, боров ты эдакий! — Орина Семеновна вся дрожала. Не столько от уличного, занесенного им холода, сколько от тоски, вдруг ее охватившей. Ради этой минуты она из Петербурга приехала. Силантий Дмитриевич через неделю лишь вернется. Зима на дворе. Волга спит подо льдом. И дел у Строганова в Нижнем нет, жена его мало интересовала. Он уже постарел, обниматься к ней не лезет. Вот и дал ей свободу. А заодно велел ей передать наказ управляющему: начать в Лыскове строительство нового дома для приказчиков. Хозяин и место выбрал, и чертеж дома прислал. Купчиха про это хотела сказать Жигареву, да какое там… Любовные утехи — слаще мёда!

Только намиловавшись, перешли к разговору о делах. Артамон Петрович рассказал о том, что бузят лысковские ремесленники.

— Стали жаловаться — строгановская соль, дескать, сильно подорожала, — рассказывал Жигарев. — Грозят сжечь амбары, если цены не снизим.

Остолбенела Орина Семеновна, не найдет, что сказать на это. Это как так, сожгут? Сколько соли там?! Горы денег бы за нее взяли!

— Пошто до сих пор молчал, Кочубей?.. — Этим прозвищем она называла любовника, когда была недовольна или сердилась на него. — Этого допустить нельзя! — твердо сказала она. — До весны денег не выручим за товары, новое судно, которое строится на верфи, нам не купить. А ты мне рассказываешь всякие байки о каких-то ценах.

Она тут же забыла о мужчине в ее спальне, стоя у зеркала, размышляла: «А что, если пойти к губернатору, пусть приструнит бунтовщиков. Того и гляди, они пустят „красного петуха“. Как в прошлом году, зимою, когда сожгли два амбара». Надо о собственном богатстве заботиться, а тут она приехала и ерундой занялась, колядовать ходила в простой народ… Безденежную жизнь она, как и ее муж, считала для себя недопустимой. «Нет, надо за ум браться! А для начала…»

Жигарев тут же был выдворен с грозным наказом: следить за бунтовщиками и докладывать обо всех подозрительных разговорах.

Оставшись наедине, купчиха думала о том, как устроить собственную судьбу. Недаром говорится: жизнь прожить — не поле перейти. Если Силантий Дмитриевич, не приведи Бог, помрёт в одночасье, что она будет делать одна-одинёшенька? А ей ведь всего лишь тридцать, да и не уродина… А если к Руновскому зайти, который давненько на нее посматривает? Он статский генерал, не женатый к тому же. Орина Семеновна всем сердцем верила, губернатор прилипнет к ней, только какую причину для встречи найти? Чтобы осуществить задуманное, необходим помощник в этом деле. А дело это весьма щепетильное. Тут нужен человек, который крутится в губернских кругах, непосредственно вблизи самого Руновского. И, подумав, купчиха остановила свой выбор на председателе судебной палаты Карле Карловиче Ребиндере.