Георгий Марков - Соль земли Страница 59

Наблюдая за ним, Ульяна видела, как, заточив перочинным ножом карандаш, он принялся писать. Загоревшая сильная рука его бегала по белому листу бумаги, на лице то вспыхивала, то исчезала улыбка, в ясных карих глазах был какой-то особый свет, придававший его взгляду мягкое, почти ласковое выражение.

Пока он готовил письмо, Ульяна перемыла посуду, осмотрела ружьё и приготовила свой заплечный мешок.

– Ты уже собралась, Уля? – спросил Алексей и торопливо написал на конверте адрес.

– Могу идти, Алексей Корнеич, – сказала Ульяна, приближаясь к нему. – Письмо готово?

– Отправь, Уля, пожалуйста, заказным. – Алексей протянул ей конверт, разбухший от бумаг.

Ещё не взяв конверт в свои руки, она поняла, что Краюхин чем-то смущён. «Он думает, что мне не хочется идти… Да ради тебя я понесусь, как на крыльях, хоть за тридевять земель», – подумала Ульяна.

Она взяла конверт, и первое, что увидела на нём, было слово «Софье». Это слово показалось ей единственным словом, написанным на конверте, хотя адрес занимал полных четыре строки.

На одно мгновение ей захотелось швырнуть конверт ему в лицо. Пусть не думает, что она будет почтальоном в переписке с той… Но какое-то другое чувство остановило Ульяну, она быстро повернулась и сделала два шага. Только теперь, несколько секунд спустя после того порыва, она с ужасом подумала, каким низким, недостойным был бы её поступок. Ведь сама же она видела, что он вложил в конверт зарисовки с находок… Но тут её мысли изменились. Да, да, это так, но разве она не видела, с каким особым выражением писал он письмо? Только слепой мог не угадать чувств, которые были в его душе в эти минуты…

Ульяне почудилось, что конверт жжёт ей руки. Она сунула его в карман платья, взяла ружьё, закинула его за плечо на ремень.

– Уля, а рублёвка-то у тебя найдётся на марки? Или дать тебе? – спросил Алексей скорее для того, чтобы заговорить с ней.

– Ой, батюшки мои, какой же вы, Алексей Корнеич… смешной! – с раздражением в голосе воскликнула Ульяна, и он понял, что ей хотелось сказать что-то более резкое.

Ульяна молча зашагала к лодке. Находка кинулась за ней.

– Я перевезу, дядя Миша, – предложил Алексей, видя, что Лисицын, сидевший на разборкой жерлиц и сетей, откладывает работу.

Алексей нашёл Ульяну возле лодки. Она уступила ему место на корме, сама села на вёсла и с такой силой гребла, что лодка неслась, как под парусом.

– Я тебя провожу, Уля, немножко. – Алексей начал подниматься вслед за ней на крутой берег.

Она промолчала, но, чувствуя, что он идёт за ней, не оборачиваясь, сказала:

– Ну что вы, Алексей Корнеич, будто я дороги не знаю…

Он остановился и, переждав, когда она отойдёт подальше, крикнул:

– Ни пуха ни пера, Уля!

Ульяна обернулась, и он увидел, как в улыбке сверкнули её белые зубы. Он и предположить не мог, каких усилий ей стоила эта улыбка. Как только Алексей, стоявший на тропе, скрылся за деревьями, она бросилась на мох и дала волю слёзам.

…Ульяна поднялась через несколько минут. Слёзы её были какие-то бездумные, чувства, вызвавшие их, мимолётные, и она подумала: «И чего, дурёха такая, нюни распустила? Сама же вызвалась помогать ему во всём».

– Айда, Находка! – проговорила бодрым голосом Ульяна и вышла на тропу.

Пройдя с полкилометра, девушка вдруг вспомнила о конверте. «Уж не обронила ли я его под лиственницей?» – ощупывая карман, подумала она. Но конверт был на месте. «Помяла, наверно, сильно», – забеспокоилась она, вытащила конверт и только теперь заметила, что он был не заклеен.

«Забыл, видно, Алексей Корнеич в спешке заклеить», – решила она и засунула конверт снова в карман. Но, сделав несколько шагов, Ульяна почувствовала острое желание посмотреть, что пишет Алексей той самой Софье. Желание было таким сильным, что Ульяна остановилась, намереваясь проделать это сию же минуту. Но стоило ей только прикоснуться рукой к конверту, как другое чувство, ещё более сильное, остановило её. «Что я делаю? Это же подлость – читать чужое письмо», – пронзила её мысль. Отдёрнув руку от кармана, она быстро пошла, сурово осуждая себя.

Потом ей стало казаться, что она излишне строга к себе. Может быть, Алексей нарочно не заклеил конверт? Чем вести с ней длинные разговоры о том, почему он не может полюбить её, Ульяну, пусть, дескать, прочтёт письмо к Софье. Как всё это просто!

Девушка останавливалась раз, другой, третий, чтобы прочитать письмо, но в самые последние мгновения, когда нужно было вынуть его из кармана, решимость покидала Ульяну. Стыдно и страшно! Читать чужое письмо – это всё равно что подглядывать. И потом, лучше ничего не знать, чем узнать всё сразу. Да разве исчезнет её чувство, если даже она и узнает, что Алексей никогда-никогда не полюбит её? Она будет любить его всегда, вечно, где бы он ни был и кого бы он сам ни любил…

Ульяна шла к Мареевке, чувствуя сильную усталость. Так она редко уставала. Болели ноги, ныли руки, от раздумий как-то тяжело было в голове. Хотелось скорее лечь в постель и крепко заснуть, забыв на час-другой о всех своих огорчениях.

Но, как ни устала Ульяна, она помнила наказ Алексея: письмо отправить как можно скорее. Не заходя домой, она переулком вышла к почте.

Заведующий почтовым отделением Тимоша, черноглазый, румянощекий паренёк, давно был к Ульяне неравнодушен. Увидев девушку, он поспешно крикнул в трубку телефона: «Районная! Давай отбой. Телефонограмму передам позже». Поблёскивая глазами и сияя радостной улыбкой, Тимоша бросился к Ульяне, схватил её руку и долго не отпускал.

– Ой, как хорошо у тебя, Тимоша! Прохладно, тихо, чисто. Только вот мух многовато.

– Травлю их, проклятых, день и ночь, а все не могу до конца вывести, – смущаясь и ещё больше краснея, сказал Тимоша.

– Когда почту, Тимоша, отправлять будешь?

– Как обычно: в пять утра. У нас осечек не бывает. Недаром наше отделение передовое в области, – с гордостью произнёс Тимоша.

– Тогда прими важный пакет.

– В университет посылаешь или, может, женишку какому-нибудь настрочила? – хитренько ухмыляясь, поинтересовался Тимоша.

– Ну что ты! В университет сама поеду, а женишкам писать не надо: они все тут, в Мареевке, – засмеялась Ульяна.

Тимоша бросил на девушку вопросительный взгляд и, сразу нахохлившись, серьёзно сказал:

– Смеёшься всё, Уля! Давай-ка пакет-то!

Она подала ему конверт Алексея и, видя, что он быстро взялся за кисточку с клеем, со вздохом сказала:

– Всяко бывает, Тимоша! Когда смеюсь, а когда и плачу…

– Заказным? – спросил Тимоша.

– Обязательно! И чтоб квитанция была.

– Это уж само собой понятно. Согласно правил.

Ульяна ещё немного поговорила с Тимошей о всяких сельских новостях и пошла домой. Она спускалась уже с крыльца, когда услышала голос Тимоши:

– Уля, вернись-ка!

Ульяна вернулась, остановилась на пороге, сердито поморщилась.

– Ну что тебе, Тимоша? Устала я.

– Этот учитель из Притаёжного, Краюхин, не у вас?

– У нас, Тимоша.

– Письмо ему из Притаёжного переслали. Возьмёшь?

– Конечно.

Тимоша открыл стол, нашёл в толстой книге письмо и подал его вместе с книгой, говоря:

– Авиа, заказное. Под расписку идёт. Вот тут удостоверь получение.

Ульяна расписалась и, взяв письмо из рук Тимоши, в тот же миг выронила его. Ей показалось, что на голубом конверте под жирной линейкой, где пишут обратный адрес отправителя, она увидела всё то же тревожившее её слово «Софья».

Тимоша быстро наклонился и поднял конверт.

– Пожалуйста, держите крепче, Ульяна Чеевна, – по сибирскому шутливому обычаю сказал он, вытягиваясь на носках и поднося письмо на ладони.

– Ах, кавалер какой! – засмеялась Ульяна, взяла письмо, сунула его в карман и вышла.

Улицей до дома Лисицыных было гораздо ближе, чем задами, но Ульяна поспешила свернуть в переулок.

Выйдя за огороды, девушка вынула из кармана письмо и прочитала адрес отправителя: «Город Высокоярск (областной), улица Набережная, 18, кв. 1. Софья Захаровна Великанова».

Ульяна опустила голову. Лёгкий ветерок, налетавший с лугов, вырывал письмо, но Ульяна крепко держала его, стиснув пальцами.

Арина Васильевна с первых минут заметила, что дочь чем-то сильно огорчена. Ульяна старалась быть оживлённой, разговорчивой, но вдруг неожиданно замолкала, с трудом вспоминая, о чём она говорила.

– Ты не заболела, дочка? – наконец спросила Арина Васильевна.

– Устала сильно, мама. Ночь не спала, комары не давали, а потом шла без отдыха, торопилась.

– Иди в горницу, отдохни.

Ульяна напилась чаю и легла в постель. Ей хотелось заснуть, она ворочалась с боку на бок, вздыхала. Из головы не выходило всё то же имя: «Софья… Софья… Софья…»

Девушка так и не уснула. Когда стало вечереть, она надела новое платье и пошла к подружкам. Вместе с ними Ульяна посидела возле клуба. Пели песни, шутили, но ничто не могло принести Ульяне прежней беззаботности. Мозг словно сверлило всё то же: «Софья… Софья…»