Конн Иггульден - Врата Рима Страница 59

Юлий вытер меч о бедро и всем весом наступил на упавшее тело, с удовлетворением чувствуя, как кости смещаются и хрустят под сандалиями. Сначала он удивился, что «гонцы» не защищают себя, но тут же понял: у них приказ убить Мария, невзирая на все остальное.

Тубрук прыжком свалил другого и растянулся рядом с ним на твердых камнях. Кабера убил еще одного броском кинжала прямо в бок, от которого тот, спотыкаясь, отлетел в сторону. Юлий на бегу сделал выпад мечом в сторону и ощутил толчок, когда меч вонзился в чье-то тело и выскользнул из него.

Наверху Марий стоял один. На него кинулись другие одетые в черное фигуры. Он яростно взревел при их виде, и вдруг Юлий понял, что опоздал. На дядю напало больше полусотни человек. Все легионеры вокруг уже погибли или погибали, несколько кричали от бессилия, потому что не могли до него добраться.

Марий сплюнул кровь со слизью и угрожающе поднял меч.

— Ну же, ребятки! Не заставляйте меня ждать! — прорычал он сквозь стиснутые зубы. Гнев не давал воли отчаянию.

Жесткий кулак дернул Юлия за шиворот и остановил его. Юлий взревел от ярости и развернулся навстречу нападающему, но его руку с мечом отбили, и он увидел перед собой суровое лицо Тубрука.

— Нет, мальчик. Слишком поздно. Уходи, пока можешь.

Юлий забился в его руках, яростно и бессвязно ругаясь.

— Пусти меня! Марий…

— Я знаю. Нам его не спасти. — Лицо Тубрука было холодным и бледным. — Его люди слишком далеко. Пока на нас не обращают внимания, но их там слишком много. Останься в живых, чтобы отомстить за него, Гай. Останься в живых.

Юлий повернулся и увидел, как в пятидесяти футах от них Марий падает под навалившейся на него грудой тел. Какие-то уже лежали расслабленно, словно без костей. Другие были вооружены дубинами и бешено молотили по генералу, с безумной яростью буквально вбивая его в землю.

— Я не могу бежать! — крикнул Юлий.

Тубрук выругался.

— Не бежать! Отступать! Этот бой проигран. Город потерян. Смотри, предатели Суллы уже на воротах. Если мы не спасемся сейчас, скоро на нас нападет легион. Пошли!

Не слушая дальнейших возражений, Тубрук схватил молодого человека под мышки и потянул его прочь. Кабера помогал ему.

— Сядем на лошадей и проскачем через город к другим воротам. Потом — к морю, на галеру какого-нибудь легиона. Ты должен уходить. Из тех, кто поддерживал Мария, до утра доживут очень немногие, — мрачно продолжал Тубрук.

Молодой человек почти обмяк в его захвате, но снова напрягся, когда из ночи выползли новые черные фигуры и окружили их. К их горлу приставили мечи, и Юлий уже ожидал боли, как вдруг раздался чей-то командный голос:

— Этих не надо! Я их знаю. Сулла приказал не убивать их. Принесите веревки!

Марий почувствовал, как меч выдергивают из его рук, потом услышал, почти издалека, грохот, с которым его бросили о камни. Глухие удары дубин не причиняли боли, а просто сотрясали его тело, и его голова болталась из стороны в сторону в месиве трупов. Сосулькой треснуло ребро, что-то порвалось в выкрученной руке. На мгновение Марий пришел в себя, но тут же потерял сознание, когда ему с хрустом наступили на пальцы. Где его люди? Они должны прийти на помощь. Сейчас он был не тем человеком, который, одетый в пурпур, вошел в Рим во главе великолепного триумфа, бросая в обожающую толпу серебряные монеты. Кровь из избитого тела вытекала на острые камни и уносила с собой жизнь, а он думал только о том, придут ли когда-нибудь ему на помощь люди, которых он любил, как отец — детей.

Ему оттянули голову назад, и Марий уже ожидал, что по беззащитному горлу вот-вот полоснут мечом. Меча не было; после долгих мучительных секунд его глаза сосредоточились на черных створках ворот Виа Сакра. На них толпились темные фигуры; трупы отвратительным украшением повисли на стенах. Группа людей подняла огромный засов, и через щель показался свет факелов. Огромные ворота распахнулись, открыв дорогу легиону Суллы. Сам Сулла стоял впереди, с волосами, скрепленными золотым обручем, в белоснежной тоге и золоченых сандалиях. Марий сморгнул кровь и снова услышал звон мечей: легионеры Перворожденного со всего города ринулись спасать своего командира.

Они опоздали. Враг уже вошел в город, и Марий проиграл. Он знал, что Рим сожгут, им ничто не помешает. Защитников преодолеют числом, начнется кровавая бойня, за ней последуют насилие и разрушения. Завтра, если Сулла все еще останется в живых, он получит в наследство гору пепла.

Мария потянули за волосы сильнее, чтобы он выше поднял голову, но эта далекая боль растворилась в остальной боли. Мария охватила холодная ненависть к человеку, который так торжественно подходил к нему; в этом чувстве была и доля уважения к достойному противнику. Разве о человеке не судят по его врагам? Тогда никто не усомнится в величии Мария. Его мысли разбрелись, затуманенные тяжелыми ударами. Он потерял сознание, как ему показалось, всего на пару секунд, и пришел в себя, когда солдат с жестоким лицом ударил его по щекам. Солдат запачкал руки кровью и, скорчив гримасу, начал вытирать их о грязную одежду консула. Его прервал сильный и чистый голос:

— Осторожнее, солдат. На твоих руках кровь Мария. Я полагаю, он заслуживает немного уважения.

Солдат непонимающе вытаращил глаза и сделал пару шагов в сторону, напряженно держа руки подальше от тела.

— Не всем дано это понять, верно, Марий? Не дано понять, что значит быть рожденным для великой доли.

Сулла подошел так близко, что Марий смотрел ему в лицо. В его глазах светилось удовлетворение, которое Марий хотел увидеть меньше всего на свете. Отведя глаза, он отхаркнул кровь из горла и дал ей стекать по подбородку. На плевок сил не хватало, а желания обмениваться перед смертью сухими остротами у него не было. Он подумал, пощадит ли Сулла Метеллу, и решил, что вряд ли. Юлий — он надеялся, что тот спасся, но, вероятнее всего, сейчас мальчик стал одним из остывающих трупов, что лежали вокруг.

Звуки сражения позади стали громче, и Марий услышал, как скандируют его имя солдаты, пытавшиеся прорваться к нему. Он задавил в себе надежду: это было слишком болезненно. Через несколько мгновений наступит смерть, и легионеры увидят лишь его труп.

Сулла постучал себя ногтем по зубам; его лицо было задумчивым.

— Знаешь, любого другого я бы просто казнил, а потом вступил бы в переговоры с легионом о прекращении боевых действий. В конце концов, я консул и в своем праве. Я мог бы дать им уйти из города и заселить казармы своими. Тем не менее я полагаю, что твои люди будут сражаться до тех пор, пока не погибнет последний, и я потеряю сотни своих солдат. Разве ты не любимец Перворожденного легиона?

Он снова постучал себя по зубам, и Марий напрягся, стараясь сосредоточиться и не обращать внимания на боль и усталость, которые грозили снова утянуть его в темноту.

— В твоем случае, Марий, я должен принять необычное решение. Я предлагаю вот что… Он меня слышит? — спросил он у людей, которых Марий не видел.

Новые пощечины вывели его из оцепенения.

— Ты слушаешь? Прикажи своим людям принять мою законную власть как римского консула. Перворожденный должен сдаться и позволить моему легиону разместиться в городе без инцидентов и нападений. Они, видишь ли, и так уже вошли. Если ты сможешь это сделать, я позволю тебе вместе с женой покинуть Рим под охраной моего честного слова. Если откажешься, погибнут все твои солдаты до единого. Я уничтожу их на каждой улице, в каждом доме, как и тех, кто хоть раз оказал тебе услугу или поддержку, вместе с женами, детьми и рабами. Короче говоря, я сотру твое имя из анналов города, и в живых не останется ни одного человека, который назвал бы тебя другом. Ты понимаешь, Марий? Поднимите его на ноги и поддержите его. Принесите воды, чтобы смочить горло.

Марий слышал эти слова и пытался удержать их в кружащейся и тяжелой как свинец голове. Он не верил честному слову Суллы дальше собственного плевка, но его легион спасется. Конечно, их вышлют подальше из Рима, дадут какое-нибудь унизительное поручение, например сторожить оловянные шахты на далеком севере от размалеванных дикарей, но им сохранят жизнь. Он поставил на карту все и проиграл. Мария охватило мрачное отчаяние, притупившее боль от сломанных костей, зажатых жестокой хваткой людей Суллы — теми, кто всего год назад не отважился бы коснуться его и пальцем. Рука безвольно повисла, онемела и я была как будто не его, но это уже не имело значения. Еще одна мысль не дала Марию заговорить. Может, потянуть время — вдруг его людям удастся пробиться и склонить ситуацию в свою пользу? Он повернул голову, увидел, как масса легионеров Суллы веером разбегается по местным улицам, и понял, что шансов на быстрый ответный удар не осталось. Начинается самая грязная, самая жестокая часть войны, а почти весь его легион все еще стоит на стенах вокруг города и не может вступить в бой. Нет!