Конн Иггульден - Врата Рима Страница 60

— Я согласен. Даю тебе слово. Пусть ближайшие из моих людей увидят меня, чтобы я мог передать им приказ.

Сулла кивнул, и подозрение исказило его черты.

— Если ты лжешь, погибнут тысячи. Твоя жена умрет под пытками. Давай положим всему этому конец. — Сулла кивнул своим помощникам: — Выводите его вперед.

— Подайте сигнал прекратить бой! — рявкнул он, и Марий впервые уловил в голосе Суллы беспокойство. Рога протрубили сигнал, и передние ряды мгновенно отступили на два шага от врага, вытянув перед собой окровавленные мечи. Легионеры Мария оставили стены с юго-восточной стороны города и хлынули по улицам к нему. Они бежали по каждой улице, по каждой дороге, и их глаза горели гневом и жаждой убийства. Их ряды росли, на стенах оставалось все меньше защитников. При виде Мария из глоток людей вырвался громкий вой, звериный вопль, полный жажды мщения. Сулла стоял неподвижно, напряженно сощурив глаза. Марий сделал глубокий вдох и почувствовал кинжал у позвоночника.

— Перворожденный… — Марий захрипел и начал снова. — Перворожденный! Мы не опозорены. Среди нас нет предателей! На нас напали люди Суллы, оставленные им в городе. А теперь, если любите меня, если вы когда-то меня любили, убейте их всех и сожгите Рим!

Невзирая на мучительную боль от вонзившегося в него кинжала, Марий еще целый миг стоял перед своими солдатами, и те радостно и яростно взревели. Потом его тело рухнуло.

— Огни ада! — закричал Сулла, когда Перворожденный легион бросился на врага. — Разберитесь по четыре! Построение для ближнего боя! Шестая четверка, ко мне! В атаку!

Он достал меч из ножен; ближайшая четверка обступила его, защищая от ударов. В воздухе пахло кровью и дымом, а до рассвета было еще очень далеко.

ГЛАВА 29

Марк смотрел через парапет, напрягая глаза и стараясь увидеть далекие костры врага. Эта земля была красивой, но неласковой. Суровые зимы убивали старых и немощных; даже колючие кустарники, что цеплялись за крутые скалы на горных перевалах, увяли и как будто перестали бороться.

Марк провел в горах больше года; его кожа стала темно-коричневой, а тело бугрилось жилистыми мышцами. У него развилась способность, которую старшие солдаты называли «чуйкой»: умение почуять засаду, обнаружить лазутчика или ходить по скалам в темноте. «Чуйка» была у всех опытных разведчиков, а если она не появлялась через год, то не появлялась никогда — как утверждали старшие, такому человеку не стать настоящим разведчиком.

Первое повышение — командование восемью солдатами — Марк получил, когда успешно обнаружил засаду синекожих дикарей, вовремя разослав дозорных. Солдаты искрошили дикарей на кусочки, и только потом кто-то заметил, что они выполнили его приказ без возражений.

Тогда Марк в первый раз увидел диких кочевников вблизи, и их размалеванные лица долго мерещились ему во сне после плохой еды или дешевого вина.

В обязанности легиона входили контроль над землями и усмирение местного населения. На практике это давало огульное право убивать столько дикарей, сколько возможно. Жестокость здесь никого не удивляла. Бывало, римские солдаты пропадали, а потом их находили на видном месте, с внутренностями, вываленными под палящее солнце. Милосердие и доброта быстро сгорали в этой пыльной и гудящей от мух жаре. Война приняла вид мелких стычек: на такой неровной и негостеприимной местности были невозможны шахматные построения, столь любимые римскими полководцами. Каждый раз патруль возвращался с парой вражеских голов или недосчитавшись нескольких своих. Противники оказались в тупике: ни одна сторона не скопила достаточно сил, чтобы уничтожить вторую.

Спустя год набеги на караваны с армейскими поставками неожиданно участились и ужесточились. Людей Марка и еще несколько подразделений послали охранять караваны, которые везли бочки с водой и солонину в самые дальние форты.

Все понимали, что эти маленькие каменные укрепления — колючки под кожей дикарей, и нападения на них случались нередко. Гарнизоны регулярно сменялись; многие приносили в постоянный лагерь зловещие истории о головах, которые швыряют через парапеты, или обнаруженных после восхода солнца словах, написанных кровью на стенах.

Поначалу обязанности охранника каравана не показались Марку обременительными. Пятеро из восьмерки под его началом были опытными, хладнокровными воинами, выполнявшими приказы без возражений или жалоб. Что касается остальных троих, Япек вечно ныл, не обращая внимания, что раздражает остальных; Рупис оказался бывшим командиром, которого перед самым выходом на пенсию из-за какой-то провинности разжаловали в простые солдаты; ну а третьим был Пеппис. Каждый из них по-своему осложнял Марку жизнь. Когда он попросил совета у Рения, тот только покачал головой и сказал:

— Твои люди, ты с ними и разбирайся.

Марк сделал Руписа своим помощником, командиром второй четверки, думая, что это смягчит его уязвленную гордость. Тот же воспринял новое назначение как оскорбление и с тех пор фактически высмеивал все приказы Марка. Япеку Марк, немного поразмыслив, приказал записывать все свои жалобы, чтобы по возвращении в постоянный лагерь представить список центуриону. Центурион славился тем, что не терпел дураков, и Марк с радостью отметил, что на пергаменте, которым он заботливо снабдил Япека из запасов легиона, не появилось ни одной записи. Скромная победа, но Марк очень хотел овладеть умением управлять людьми или, по словам Рения, заставлять их делать то, что ты хочешь, причем так, чтобы их обида не отражалась на качестве работы. Вспоминая эти слова, Марк невольно улыбался: странно, что Рений учит его дипломатии.

Проблему Пепписа было не решить парой слов или ударов кулаком. В постоянном лагере он прижился, подрос и окреп от хорошей еды и упражнений. К несчастью, у мальчишки появилась склонность воровать со складов, да еще и приносить наворованное Марку, что доставило юноше немало неприятных минут. Ни краткие, но ощутимые наказания, ни то, что Марк заставил Пепписа отнести обратно все, что он украл, не излечили мальчика от этой привычки. В конце концов центурион Бронзового Кулака. Леонид, отослал Пепписа к Марку с запиской: «Твоя ответственность. Тебе и расхлебывать».

Они приступили к охране каравана слаженно и четко; Марк уже привык к дисциплине, хотя и догадывался, что так было не по всей империи. Они вышли из лагеря за час до рассвета и поднялись по тропам в горы из темного гранита. Караван состоял из четырех плоских повозок, запряженных волами и нагруженных крепко увязанными бочками и тридцатью двумя солдатами. Охраной командовал Перит, старый и умный разведчик с двадцатилетним опытом. Отряд римлян на извилистых горных тропах представлял собой серьезную силу. Хотя Марк почти сразу почувствовал, что за ними наблюдают, он быстро привык к этому. Его группе поручили вести разведку впереди. Марк поднялся с двумя из своих подначальных вверх по крутому склону, покрытому камнями и сухим мхом. Неожиданно они оказались нос к носу с полусотней раскрашенных синекожих фигур в полном вооружении.

Несколько мгновений и те и другие стояли как вкопанные и смотрели друг на друга. Потом Марк повернулся и бросился вниз по склону; его спутники не отставали. Позади раздался громкий крик, избавив их от необходимости предупреждать караван. Синекожие перевалили через утес и напали на солдат, высоко подняв длинные мечи и сотрясая горный воздух дикими воплями.

В это время легионеры отнюдь не бездействовали. Когда синекожие бросились вперед, на тетивы уже легли стрелы, и звенящая волна смерти прошла над головами Марка и его людей, так что они успели добежать до тропы и повернуться лицом к врагу. Марк тут же достал гладий и убил первого синекожего, который кричал что-то до тех пор, пока меч не вонзился в синее горло.

Сначала римляне проигрывали. Их сила была в боевых группах, но на горной тропе каждый дрался за себя и редко ухитрялся сомкнуть щиты с товарищем. Тем не менее все они мрачно и непоколебимо рубили и кололи мечами, не поддаваясь синекожему ужасу. Люди погибали с обеих сторон; Марк прислонился спиной к телеге, увернулся от выпада мечом и погрузил короткий гладий в раздувшийся синий живот. «Кишки на фоне синей краски совсем желтые», — промелькнуло у Марка в голове, пока он защищался еще от двоих. Одному Марк отрубил кисть, а другому, когда тот попытался вспрыгнуть на телегу, пронзил пах. Дикарь оскалился и упал в пыль, задыхаясь. Марк, не глядя, затоптал его и разрубил руку следующему. Бой казался очень долгим, но, когда враги наконец рассеялись и побежали вверх, в укрытие, Марк с удивлением обнаружил, что солнце стоит там же, где было, когда на них напали. Прошло не больше нескольких минут. Юноша оглянулся в поисках своей группы и с облегчением увидел знакомые лица. Солдаты тяжело дышали и утирали брызги крови, но остались в живых.