Пол Догерти - Тёмный рыцарь Страница 6

— Так сказано в Книге Иова, — без запинки отозвался де Пейн. — Ты что же, грамотен? Служитель церкви?

— Я лекарь, который повидал столько смертей, что с избытком хватило бы на несколько жизней.

Де Пейн опустил меч.

— Раз так, то подбери свой кинжал и становись позади меня. Я не демон, во всяком случае, пока не демон.

Человек проскользнул мимо него в темноту церкви. Де Пейн подобрался, напряг слух: не укажет ли какой шум на новое нападение? Но нет — человек возвратился и стал рядом, прошептал, вкладывая в ножны кинжал:

— Ужас, живущий в сумерках, раздувшийся от крови и ею ослепленный, укрытый мантией из львиных шкур, неслышно бродит по улицам города. За ним влекутся оковы смерти. Целые легионы уносит он…

Де Пейн взглянул на него:

— По речам своим ты больше похож не на лекаря, а на клирика.

С противоположной стороны широкой площади донеслись вопли. Трое вынырнули из-за угла, бегом устремились к церкви, скользя, как тени, спотыкаясь о трупы, оглядываясь в ужасе. Они были уже недалеко от ступеней, когда появился их преследователь, одетый в белое, со шлемом на голове. Майель! Он пустил коня вскачь по площади, потом натянул поводья. Скользнул взглядом по Эдмунду, но ничем не показал, что узнал его. Спокойно поднял рогатый лук, какие в ходу у сарацин, натянул тетиву, отпустил, снова натянул… Каждая стрела настигала жертву, словно проклятие, стремительно и безошибочно. Двое рухнули, из спин торчали лишь оперенные кончики стрел; третий, сжимая в кулаке какие-то драгоценности, уже поднялся по ступенькам до середины лестницы, но Майель мало кому уступал в стрельбе из лука. Новая стрела поразила беглеца в шею, ее наконечник, разорвав облитое потом нежное горло, сломался. Беглец рухнул, кровь толчками лилась из страшной раны, а Майель невозмутимо направил коня через площадь, подъехал, ухмыльнулся де Пейну.

— Это были безбожники, грабители трупов.

— Чем докажешь?

Майель ткнул пальцем в сторону третьего.

— Он украл дароносицу.

— Это не дароносица. — Де Пейн указал острием меча. — Это просто украшения. Он спешил укрыться в святилище, Филипп, невиновный, как и большинство тех, кто погиб сегодня.

— Виновный, невиновный… — Майель подвесил свой лук на седельный крюк. — Кто может судить, кроме Господа Бога? Он пусть и решает!

Глава 2

РЕДКО СЛУЧАЕТСЯ, ЧТОБЫ ПРЕДПРИЯТИЕ, ДУРНО НАЧАВШЕЕСЯ И К ДУРНОЙ ЦЕЛИ НАПРАВЛЕННОЕ, ИМЕЛО БЛАГОЕ ЗАВЕРШЕНИЕ

Эдмунд де Пейн, прикрыв свою наготу лишь набедренной повязкой, сидел на корточках у дверей просторной трапезной ордена, в здании на углу Большой улицы, в самом сердце старого подворья тамплиеров в Иерусалиме. Он почесал грудь, по которой ручьями лил пот, отогнал мух, стараясь не обращать внимания на огромных волкодавов, покушавшихся на его хлеб. Рыцарь сжал кубок, до краев наполненный разбавленным вином, и метнул гневный взгляд на Майеля, находившегося в том же положении. Оба они подверглись наказанию за то, что произошло в Триполи. Бойня там прекратилась лишь тогда, когда через весь город торжественно проследовал знаменосец Балдуина III, короля Иерусалимского, в сопровождении трубачей и герольдов. Он приказал прекратить убийства под страхом лишения жизни либо части тела. Вскоре на виселицах гроздьями закачались трупы ослушников. Дабы королевский указ претворялся в жизнь, кое-кого обезглавили, иным отсекли конечности либо оскопили. У входа в церковь водрузили королевское знамя. Де Пейн и Майель возвратились в крепость, но там сразу же были арестованы по особому приказу Великого магистра Бертрана де Тремеле, который велел обоих обнажить, заковать в цепи и отправить с бесчестием на подворье ордена. Две недели они провели в темницах Ордена рыцарей Храма, а затем были выпущены, чтобы подвергнуться дальнейшим наказаниям и унижениям.

Эдмунд с жадностью пил разведенное водой вино. Ему хотелось встретиться взглядом с Майелем, но тот был всецело поглощен своей задачей: съесть положенное прежде, чем это сделают за него псы. Эдмунд бросил взгляд в дальний конец зала, на помост, осененный главным боевым знаменем ордена — черный крест на полотнище из чистейшей парчи. Там восседал Бертран Тремеле со своими сенешалями,[29] писцами и прочими должностными лицами ордена. По правде говоря, подумалось Эдмунду, он всегда недолюбливал Тремеле, этакого задиристого петуха, заносчивого и высокомерного, с вечно раздутыми от гнева ноздрями. В душе Тремеле не было ни страха перед Богом, ни уважения к людям. Рыжий Тремеле, необузданный в своей вспыльчивости, презрительными упреками все равно что высек де Пейна и Майеля, обвинив их и в том, что не сумели защитить графа Раймунда, и в том, что не уничтожили и не пленили ассасинов. В присутствии всего капитула Великий магистр вынес им приговор, бремя которого они теперь и несли. А сам он тем временем пировал на возвышении, пил вино из настоящего стеклянного кубка (лучшая защита от яда), де Пейн же и Майель скрючились на полу среди собак. «Не залаять ли самому?» — мелькнула у Эдмунда мысль, и он незаметно усмехнулся. Искоса взглянул на Майеля, который привалился спиной к стене, разжевывая хрящ и слегка улыбаясь чему-то. Майель поймал на себе взгляд Эдмунда и выплюнул кусочек мяса — подарок стоявшему рядом волкодаву.

— Эдмунд де Пейн, — проговорил он шепотом, — благородный потомок благородных предков.

В голосе его звучала откровенная насмешка, но де Пейн не обиделся: Майель был его братом по ордену. Это был человек кровожадный и порой странный, но, судя по всему, не ведающий страха. На собрании капитула, где их судили и приговорили к наказанию, Майель громогласно доказывал свою невиновность, горячо спорил с самим владыкой Тремеле, кричал, что Великому магистру следовало бы выяснить причины, приведшие к убийству графа Раймунда, и требовал, чтобы это дело скрупулезно разобрал папский легат. Тремеле поначалу тоже кричал, спорил, а уж потом приказал им с де Пейном снять одежды и пасть ниц перед капитулом. Де Пейн повиновался, но Майель снова стал пререкаться, так что пришлось его схватить, силой раздеть, да еще и высечь гибкими прутьями. Багровые рубцы и кровоподтеки теперь уже побледнели, покрылись новой кожей, однако Майель не забыл и не простил ни порки, ни последующих унижений.

— Pax et bonum,[30] брат! — Майель наклонился, схватил кубок Эдмунда, отхлебнул из него и вернул на место. — Теперь уже недолго осталось — братья за нас вступились. Ни больше ни меньше как сам Вильям Трассел, твой большой друг и покровитель, просил за нас.

Де Пейн согласно кивнул. Трассел был живой легендой: англичанин, который присоединился к Гуго де Пейну, когда cruciferi взяли штурмом Иерусалим, где-то пятьдесят три года тому назад. Он уж давно встретил свою семьдесят пятую зиму — заслуженный воин, настоящий герой, которому орден всецело доверял и нужды которого старался удовлетворить.

— А, день добрый, брат Бейкер, брат Турифер, брат Смит, брат Кук! — Это насмешливое приветствие, разнесшееся на весь зал, Майель адресовал младшим из сержантов ордена, собравшимся на свою главную трапезу дня.

Должно быть, эти издевательские возгласы достигли ушей Великого магистра, потому что вскоре явились несколько здоровяков-сержантов. Обоих наказуемых подняли на ноги, вытолкали через сводчатый коридор на улицу, а затем потащили в «исправительный дом» за бывшей мечетью. Де Пейн поморщился, когда его обнаженные ступни коснулись раскаленных камней мостовой. Свет слепил ему глаза, а солнечный жар был подобен бушующему пламени пожара. Майель попытался превратить мучения в шутку, отплясывая жигу, что немало позабавило сержантов. Пока они пытались угомонить одного узника, другой прикрыл глаза ладонью и вгляделся в возвышавшиеся за стенами владений тамплиеров башни и колокольни Храма Гроба Господня. Здесь, вспоминал предание де Пейн, в самом сердце Иерусалима, пока cruciferi хищными волками рыскали по переулкам Святого града, Гуго де Пейн с товарищами выехал на Большую улицу и поскакал к Куполу Скалы[31] и дальше вниз, в темный лабиринт, где некогда великий Соломон построил свои конюшни. Как гласит легенда, Гуго и его духовные братья — первые Отвергающие Богатство Рыцари Белого Плаща — отыскали сокровища, перед которыми меркнут золото, серебро и сверкающие рубины. То были святые реликвии времен самого Христа! Терновый венец, который был силой надет на голову Спасителя; гвозди, которые пронзали на кресте Его руки и ноги; плащаница, в которую обернули тело казненного, да еще полотняный плат, который, говорят, все еще хранил чудесный отпечаток Его черт.

— Рыцарь! — Теперь сержанты крепко держали Майеля, а служитель ордена, командовавший ими, велел и де Пейну двигаться вперед.