Андрей Ветер - Осенние ветры Страница 6

Я помню случай, когда несколько нагловатых молодых индейцев вошли в торговую лавку и, напугав своим видом хозяина, взяли кое-какие товары, не расплатившись. Прознав об этом, Зеркало немало рассердился и велел воинам отправить торговцу пяток лошадей в качестве платы.

– Мы должны показать всем, что никому не угрожаем и поэтому никого не боимся. Мы не военный отряд. Мы просто идём туда, где никому не будем мешать…

Проткнутые Носы уверенно двигались вперёд, идя по следу своей великой мечты о свободе.

Лопнувшая Тетива, выполнявший обязанности переводчика, старался не покидать меня и по выражению моего лица безошибочно угадывал, когда мне требовались его услуги. По этой причине у меня сложилось впечатление, что я всё понимал сам.

Обычно я старался держаться поближе к Оллокоту, а не Жозефу. Этот воин пользовался во всём племени огромным уважением и почётом. Он был необычайно крепкого сложения, приятной наружности и казался мне воплощением древнегреческого божества. Я был очарован им. Откуда среди дикарей такие личности? Возле него обычно находились Красное Эхо и Радуга, всегда вооружённые и решительные.

Перевалив через Водораздел, мы вступили в горную долину, известную под названием Большая Дыра. Выгнувшись полумесяцем, она была защищена с восточной и западной сторон скалистой грядой. Множество ручейков звенело в долине среди пестреющих душистых цветов и вливались в прозрачную реку, на западном берегу которой поднимался красивый сосновый бор.

Проткнутые Носы разбили лагерь на восточном берегу реки. У меня создалось впечатление, что индейцы обосновались здесь надолго. Женщины собирали дрова и срезали шесты для волокуш. Шестам полагалось просушиться несколько дней, и это означало, что индейцы не спешили. Мужчины охотились и рыбачили, заготавливая провиант. Вечером в стойбище послышались удары барабанов, начались танцы.

Тут я приметил прямую, как жердь, фигуру шамана. Он угрюмо прошествовал в длинной чёрной шкуре бизона, испещрённой мелкими рисунками. Его голову не украшал никакой убор, и чёрные тщательно расчёсанные волосы волновались на ветру.

– Облачная Куча чем-то обеспокоен, – сказал мне Лопнувшая Тетива. – Погляди на его лицо. Такие глаза предвещают беду.

– Беда подкралась к нам, – сказал шаман, останавливаясь перед Жозефом и Зеркалом. – Нельзя оставаться тут. Я чувствую опасность. Она скрывается где-то под боком.

Вожди промолчали. Глашатай обежал деревню и вызвал остальных вождей и ведущих воинов племени.

– Облачная Куча говорит, чтобы мы уходили отсюда, – объявил Зеркало.

– Я тоже получил знак от моего тайного помощника, – сказал Пять Ран, – и он посоветовал мне покинуть это место. Но я не знаю, с какой стороны подкрадывается опасность. Куда уходить нам?

– Думаю, что было бы неплохо послать назад отряд разведчиков, – высказался Жозеф, – мы давно не проверяли, нет ли на наших следах солдат.

– Если военный отряд появится в долине Горького Корня, то жители могут испугаться. Они подумают, что мы решили вернуться и воевать, – возразил Зеркало. – Нет, я не пошлю воинов туда.

– Если ты ошибаешься, то прольются слёзы и кровь, – покачал головой Жозеф.

Тогда поднялся Пять Ран и обратился к Зеркалу:

– Пусть будет по-твоему, Зеркало. Ты – один из наших вождей. Я одинок. У меня нет ни жены, ни детей, которых я могу подставить опасности. Я никого не потеряю из родственников. Но человек плачет не только по своим родным. Я чувствую беду. Но ты – военный вождь. Что бы ни произошло, пусть это будет на твоей совести.

Итак, никто из разведчиков не выехал из лагеря в тот вечер.

А ранним утром над спящей деревней рассыпались хлопки выстрелов. Пронзительно и нервно откликнулось эхо. Я проснулся мгновенно, ощутив в животе отвратительный холод и пустоту, будто из меня рывком вытащили все внутренности. Голову обложил душный тёмный ужас.

Я выпрыгнул наружу. Тёмно-синие силуэты солдат маячили уже в нескольких шагах от крайних палаток. Вскинув винтовки, их цепь бежала по берегу. Голые фигуры туземцев спотыкались под бьющими пулями, падали, ползли прочь, истекая кровью. Мало кто может представить себе, что такое голое тело под хлещущим свинцом. А я видел, как кожа лопалась под ударами выстрелов.

Проткнутые Носы кинулись врассыпную. Дым застлал деревню. Солдаты стреляли почти в упор, колотили раненых прикладами по головам. Некоторые старики не пытались убежать, поднимались во весь рост, притягивая к себе взгляды карателей, вскидывали руки к небу и тут же падали наземь с десятком пуль в груди. Я увидел пригнувшегося Жозефа с маленькой девочкой на руках. И лишь в этот момент я осознал, что для нападавших солдат я был такой же мишенью, как любой индеец. Тогда я тоже припал к земле и на четвереньках поспешил за вождём. Никогда не забуду густой свист пуль над головой. Казалось, что воздух разваливался пластами, распоротый свинцовым градом на тонкие лоскутки. Спрятаться было негде.

Я до сих пор не понимаю, каким образом некоторые индейцы решились двинуться навстречу атакующим в таких условиях. Послышались уверенные голоса вождей. Воины нырнули в кустарник, покрывающий берег, и открыли ответный огонь по фигурам в синих мундирах. Растерянность сменилась решимостью и яростным желанием выжить. Женщины и детвора помогали кто чем мог.

Всякий раз, вспоминая тот бой, я вижу лицо старого индейца с простреленной шеей и раздробленным плечом. Он лежал на боку, зажав между ног карабин, и заряжал его здоровой рукой. Кровь плескала из его ран при малейшем движении, но он не обращал на это внимания. Его лицо оставалось неподвижным, а глаза блестели слезами. Я помню, как две пули ударили его в голову, брызнула кровь, взбился пучок волос.

Жозеф отступил на дальний конец лагеря и направлял женщин с детьми на лошадях подальше от места боя. Неподалёку от меня залегли в сырой яме Жёлтый Волк и Белая Птица. Они тщательно целились. За их спинами появился Зеркало с вооружёнными мужчинами, чуть в стороне притаился Красное Эхо. Солдаты заметались между индейскими жилищами. Они пытались подпалить палатки, но влажные от росы кожные стены не воспламенялись. Выстрелы снайперов вынудили солдат остановить продвижение. Неуклюже перепрыгивая через упавших, они побежали обратно к реке. Несколько Проткнутых Носов на лошадях обогнали их и по руслу реки вклинились в самую гущу солдат. Среди синих фигур началась паника. Белая Птица поднялся в полный рост и повёл за собой воинов, несколько раз поскользнувшись в лужах крови. Мощный залп заставил индейцев снова залечь.

Мне казалось, что бой продолжался вечность. Я никогда не думал, что схватки могут быть столь ожесточёнными. Был момент, когда Проткнутые Носы вступили в рукопашный бой с солдатами. Из моего укрытия я хорошо видел, как бой превратился в свалку. Некоторое время никто не стрелял, боясь попасть в своих. Белая Птица и Зеркало не переставали что-то громко кричать. Повсюду слышался свист индейских костяных свистков.

Но во всяком сражении случается перелом. Примерно в восемь утра солдаты отошли почти на милю от лагеря, остановившись на лесистом плато. Проткнутые Носы не отставали от них. Даже когда те отрыли штыками неглубокие окопы, индейцы продолжали кружить вокруг них, многие взобрались на прилегавшие к плато холмы и стреляли по солдатам сверху.

Несколько Проткнутых Носов внезапно погнали своих коней куда-то в сторону, в ту же минуту бухнуло два пушечных выстрела. Позже я слышал, как они рассказывали, что убили кого-то из орудийной обслуги и многих ранили. Саму гаубицу индейцы зарыли в землю.

К полудню стрельба стихла, и мужчины возвратились в разгромленный лагерь, неся с собой павших. Женщины уже бродили среди палаток и вдоль реки, отыскивая своих убитых мужей и братьев. Очень скоро поднялся жуткий плач, услышав который я содрогнулся. Редкому человеку приходилось слышать подобное выражение скорби. Воздух наполнился стоном, тоской и печалью.

Стойбище… Трудно представить это заваленное телами пространство. Кровь заполняла ямки, ложбинки, трещины, рисуя тёмно-красными мазками жуткие иероглифы. Я насчитал восемьдесят девять человек убитыми, среди которых лишь тридцать были боеспособными воинами, остальные – женщины, старики и детвора с расколотыми черепами. Потери для индейцев были катастрофическими. Среди павших в бою оказались Красное Эхо, Пять Ран, Радуга, Бобровый Хвост – воины, смерть которых заметно сказалась на боевом духе индейцев.

Погибших положили в небольших расщелинах под крутыми речными берегами и обвалили на них нависающие глыбы рыхлой земли. Покончив с погребением, Жозеф велел людям немедленно покинуть уничтоженную деревню.

Я скакал возле Жозефа и хорошо видел его лицо. Оно было воплощением скорби. Никто не ожидал такой жестокости от солдат. Жизнь прикоснулась к Проткнутым Носам шершавой щекой несправедливости. Мне хотелось поговорить с вождём, сказать какие-то важные слова, но я не знал таких слов. Я ничего не знал о той стороне жизни, с которой мне теперь пришлось столкнуться. Я оглядывался и видел уложенных на волокушах маленьких окровавленных детей, кричащих от боли, и заплаканных матерей с младенцами на руках. Я не был вправе говорить что-либо этим людям. Я принадлежал к расе тех, кто только что колол их штыками.