Битвы Ренессанса - Владислав Добрый Страница 6

Не получилось. Не получилось и со второго раза. Рыцари, готовившиеся к войне с раннего детства, участвовавшие в ней в качестве оруженосцев еще подростками, просто тяжело вздохнули. Ну что же, придется повозиться.

У нас маловато данных о ходе битвы. Ясно одно — Барбаросса, вне всяких сомнений, имел непререкаемый авторитет. Он был очень опытным военачальником, поэтому, надо думать, постарался использовать весь арсенал доступных средств. Пользуясь преимуществом в мобильности, он попытался размягчить плотный строй миланской пехоты, посыпая их стрелами и арбалетными болтами то с одной, то с другой стороны. Однако, большие щиты миланцев минимизировали урон. К тому же, у пехоты обнаружились и свои арбалетчики. Заметного успеха действия всадников с метательным оружием не принесли, перестрелка затягивалась. Тогда Барбаросса организовал атаку.

Именно организовал, это не были разрозненные атаки полунезависимых частных армий, как у французского короля при Креси.

Миланцев ударили с фланга итальянские союзники Барбароссы и ожидаемо не достигли успеха. Но, не давая опомнится пехтуре, на них стальным валом нахлынули с фронта рыцари империи. С криками «За Императора!».

На самом деле, что они там кричали — загадка. Считается, что вообще название «гибеллины» произошло от боевого клича, Hie Welf, Hie Waibling, во время сражения при Вейнсберге. Но эта битва произошла еще в 1140 году между Конрадом III и Вельфом VI. В современной германии. Неудивительно, что итальянцы плохо его расслышали и он превратился в «Гибеллин!».

Что кричали пешие миланцы тоже неизвестно. Надо думать, матерились. Что иронично, поскольку матершина в то время, да и сейчас во многом, было тесно связанна с богохульством и «срань господня» — весьма нежное выражение, которое не стыдно даже в книгах написать. И уже поверх богохульств последний недостреленный священник кричал латынь. Трубы замолкли — мальчиков с горнами уже перестреляли всех.

Именно тут, с третьей стороны, ударили отборные имперские рыцарские копья, которые повел в бой сам император, с истинно императорским чутьем угадав момент для решающей атаки.

Но кровавую развязку я приберегу для следующей главы.

Глава 3

Битва при Леньяно в 1176 и при Кортенуова в 1237

Леньяно 1176-го года не лучшее место для загородных прогулок. Вокруг рыскали всадники, то и дела сшибаюсь в коротких но жестоких схватках. Но основная масса немецких рыцарей и их союзников строилось вокруг трех сотен мертвецов, крича им обещание пощады, если те сдадутся. Ополчение Милана готовилось к очередной атаке гибеллинов. Они знали, что немцы не врут, только когда говорят угрозы.

Слабые молитвы священников в изодранных стрелами рясах, что метались по карроччо, легко заглушались зловещим топотом сотен подкованных копыт боевых коней. А потом слитный рев боевых кличей бронированных всадников, как ураганный ветер унес прочь все звуки, вместе с надеждой и храбростью.

С грохотом грома врубились рыцари императора в городское ополчение Милана. Несколько минут жуткой схватки, среди разлетающихся вокруг щепок от пробитых щитов и сломанных копий, остервенело осыпая врага ударами секир и боевых молотов, всадники императора вырубали себе победу.

Но миланцы смогли устоять. В абсолютно проигрышном бою, надеясь только на чудо, городское ополчение потерпело десятки поражений, потеряло убитыми десятки человек, но так и не отдало врагу победу.

На смену храбрости пришла ярость, вместо надежды мрачная решимость, а латынь молитв сменили богохульства на итальянском.

Поглощая в себя атаку за атакой, разменивая копья на жизни, гася телами инерцию ударов боевых коней, миланцы удерживались вокруг карроччо. Они так и не побежали.

С рыцарями сыграла злую шутку их самоуверенность. Норовя побыстрее добраться до пехоты Милана, рассчитывая, что та не сможет долго выдержать натиск, который прежде сокрушал любого врага, всадники слишком столпились. И потеряли свое преимущество в мобильности. В жуткой давке, где трудно было даже вдохнуть, миланцы с отчаянной яростью обреченных, вдруг пошли вперед.

Лишенные возможность разорвать дистанцию, всадники, закованные в тяжелые кольчуги, отчаянно отбивались. Миланцы, закрываясь щитами, пробирались к ним вплотную, закалывали коней, стаскивали с них рыцарей и в неблагородной возне в кровавой грязи резали им шеи. Точно так, как привыкли резать шеи вырывающихся баранов.

Ситуация действительно была тяжелой для войск Священной Римской Империи. Но, не катастрофической — надо было просто снова разорвать дистанцию, и повторить. Рано или поздно, обреченная терпеть атаки и обстрел, менее подвижная пехота была бы разбита.

И тут, из находящегося совсем рядом Леньяно, раздались звуки рога. А спустя пару минут, показались разворачивающиеся для удара отряды итальянских рыцарей.

Надо отдать должное кавалерии Ломбардской Лиги — она не бежала без оглядки. Более того, увидев отчаянное положение своей пехоты и пополнившись запоздавшим подкреплением из еще одного города, итальянские всадники пошли в атаку.

Немецкие рыцари приняли на себя удар итальянских стоя на месте, с одной стороны, как на наковальне, зафиксированные миланской пехотой у карроччо. В источниках упоминается, что даже сам император Барбаросса, который вполне в соответствии со своим статусом и ожиданиями окружения, шел в бой в первых рядах, был сбит с лошади.

По имперскому войску пронесся слух о его гибели. Однако, похоже, и без этого слуха, дела у немцев пошли очень не очень.

От первой же копейной сшибки императорские войска понесли чудовищные потери и как осколки брони, их остатки брызнули в разные стороны. И побежали. К бегству тут же присоединились и вся остальная императорская армия.

Итальянские всадники преследовали своих врагов. Преследовали упорно, долго, почти не отвлекаясь на разграбление обоза. Но и их потери были так тяжелы, что реализовать свою победу Ломбардская Лига итальянских городов толком не смогла.

В Павии, где собрались бежавшие войска, находилась семья Барбароссы. Подождав пару дней, и не дождавшись вестей об Императоре, они стали его оплакивать. Но на третий день Барбаросса прибыл «весь израненный». Где он был эти три дня, никто не знает.

Так, уже в 1174-м году, по превосходству на поле битвы закованного в броню всадника над пехотой прогремел погребальный колокол. Шучу конечно. В моей серии постов о средневековых битвах, половина битв вполне претендует на колокольный звон по рыцарству. Но все же, очередной тревожный звоночек, таки звякнул.

Само по себе поведение «Роты Смерти» было не сказать, чтобы совсем уж удивительным. У нас есть, пусть и весьма размытые, описания, когда пехота смогла перетерпеть атаку рыцарской конницы. До сокрушительных разгромов как при Куртре в 1302 или Бэннокбёрне в 1314 еще очень далеко. Но в принципе, в битвах использовалась пехота и именно с тем расчетом, что в случае необходимости, за неё можно отступить. Обычно это было укрепленная позиция, которая удерживалась ставшими в круг пехотинцами с большими щитами и копьями. В центре круга было место, в которое могли заехать рыцари. Сменить коней, отдохнуть — в относительной безопасности.

Нетрудно заметить, что пехота была весьма пассивным родом войск. В полевом сражении угнаться за рыцарской конницей они не могли, поэтому их задача сводилась в основном к «стоять и терпеть».

Но даже стоять и терпеть тоже могли далеко не все. Были местности, вроде Брабанта, славные своими пехотинцами. Были некие загадочные «лесные разбойники», которых нанимали бароны в междуусобицах, которые приходили числом сразу в несколько сотен. И вот, при Леньяно обнаружилось, что еще и ополчение Милана втиснулось в этот узкий круг особо отмеченных.

Изменило ли это ситуацию? И да, и нет.

С одной стороны, это привело к заметному подъему уверенности в Италии. Настолько, что Ломбардская Лига развалилась в первый раз. Но, с другой стороны, мы все же имеем дело с выдающимися личностями в истории. И очередная трудность заметно не повлияло на их поведение. Тот же Барбаросса, так и не оставил попыток загнать итальянцев под шконку. И умер, в конце концов, через четырнадцать лет, во время крестового похода. Упал с лошади и потонул.

Не называйте проекты в его честь, мне он кажется не самым счастливым императором.

Но его железобетонное упорство в попытках достигнуть своей цели не перестает меня поражать. Он терпел неудачи, но не ломался, не отступал, не сдавался. Возможно, у него был некий аналог тренера личностного роста, или еще какая психологическая приблуда — но на самом