Эптон Синклер - Широки врата Страница 63

«Да», — согласился он. Одна его половина была огорчена, в то время как другая половина была рада.

— Есть вопросы, которые надо урегулировать с Фрэнсис. Если мы не договоримся и будем дёргать её в разные стороны, то научим ее не доверять любому из родителей.

— Конечно, мы не должны так делать, Ирма!

— Когда мы были в Адлоне, у меня был соблазн поставить условие за мою помощь этой женщине. Я должна бы иметь право на проживание Фрэнсис в Шор Эйкрс. Но я решила положиться на твой здравый смысл в этом вопросе. Ты всегда сможешь свободно приезжать туда и быть с ней. Если ты не будешь пытаться внушать ей свои идеи, я не буду учить ее опасаться этих идей.

Он видел, как она вела себя во время этой долгой поездки по Германии. Он не хотел признаться, даже самому себе, что вёл себя таким же образом. Он подумал: «Если бы у меня был сын, то я боролся бы за его мысли, но дочь — нет, пусть она будет дочерью Ирмы!» Ребенком стоимостью в двадцать три миллиона долларов будут управлять ее двадцать три миллиона долларов! Ланни пытался оказать некоторое влияние на воспитание Марселины, и понял, как постоянны дамы в своих отношениях, насколько абсолютна их солидарность и как крепка их дисциплина.

«Есть одна серьезная проблема», — сказал он. «Бьюти будет чувствовать себя ограбленной».

— Бьюти всегда была добра ко мне, и это не ее вина. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она не чувствовала себя несчастной. Её всегда примут с радостью в Шор Эйкрс. Я выделю ей дом в моём поместье, так же, как она выделила мне в своём. То же самое и для тебя, пока мы не ссоримся и не интригуем против друг друга из-за привязанностей ребенка. Ты видел подобные случаи. И это самое худшее, что может случиться с молодой душой, это может разрушить всю её жизнь.

«Мы не должны допустить ничего подобного», — ответил он. — «В самом деле, Бьюти будет винить меня за всё это».

«Да, она это тебе скажет», — констатировала Ирма, — «но, конечно, это не будет соответствовать действительности». Дочь коммунального короля приобрела значительные познания в психологии за шестилетнее знакомство с бывшей любовницей торговца оружием!

Халлайн был старым и бедным городом, но им удалось получить два смежных номера в гостинице. Ирма удалилась в свою комнату с вежливым «Спокойной ночи». В порядке любезности она не закрыла свою дверь на ключ, и Ланни, столь же вежливый, не стал даже приближаться к ней. Возможно, если бы он прокрался, сел на край кровати и стал ласкать её, то, возможно, вернул ее обратно и убедил ее дать ему еще один шанс. У него было очень сильное искушение. Он любил ее, и его сердце болело от ожидаемого одиночества. Было ли у неё тоже искушение? Его дверь была не заперта, и у неё была возможность прокрасться и сказать: «Ланни, я люблю тебя. Поверь, делай, что хочешь, я все еще люблю тебя!» Они, возможно, продолжали бы жить дальше жизнью кошки и собаки, как живут многие другие пары, которых они знали.

Но нет, она выдвинула свои требования и будет их придерживаться. Ланни подумал: «Могу ли я дать обещания, которые она требует? Могу ли обещать что-нибудь похожее?» Его ответ был: «Нет» По крайней мере, это был частичный ответ. Но потом он будет думать об этом прекрасном теле, которое лежит там и ждет его и, может быть, даже жаждет его. В его душе шёл поединок, как между дьяволом и совестью, который шёл в душе Ланчелота Гоббо, — «Пошевеливайся», — говорит бес. «Ни с места!» — говорит совесть.[105] В данном конкретном случае казуистам будет трудно решить, что отнести к бесу, а что к совести. Это будет зависеть от его отношения к брачным обетам мужчины и его привязанности к матери своего ребенка, с одной стороны, и с другой стороны, к эксплуатируемому пролетариату, плохо оплачиваемый труд которого обеспечил его досуг, его культуру, все те вещи, которые выделяют его из вышеуказанного пролетариата.

Они встретились вежливо утром. Беглый взгляд на ее лицо показал ему, что она плакала, а также, что она сделала все возможное, чтобы скрыть этот факт пудрой и румянами. Страдала ли она, потому что он не пришёл к ней? Причинила ли боль его гордость ее гордости? Он никогда не узнает, она вытолкнула его из своего сердца и не примет обратно. Когда хирург режет живую плоть, он никогда не режет помалу и медленно. Он острым ножом режет быстро. И сразу повреждённая плоть начинает заживать, образуя свою собственную кожу на оставшейся ткани. Ланни вспомнил слова из Короля Лира: «Они должны достать огонь с небес, Чтоб выкурить нас порознь из темницы, Как выживают из норы лисиц»[106]. Здесь был огонь, и он обжигал и причинял страшную боль.

Ирма не захотела завтракать, она попросила просто чашку кофе. Она хотела скорее добраться до Зальцбурга, чтобы успеть на утренний поезд. Ладно, он довезёт ее по всем правилам вежливости. В бюро путешествий она узнала, о чём она догадывалась, что самый быстрый маршрут был через Берлин и Бремен. Она сядет на немецкий пароход. Почему нет? Ей всегда нравились немцы, она всегда ладила с ними. И не существовало никаких причин в мире, почему ей не следует ехать через Германию. Разве она не друг фюрера после её заявления о поддержке, сделанного только накануне вечером?

Ланни осознал, что огонь с небес сделал с ними. Она пойдёт своим собственным путём. Будет жить собственной жизнью, как и он. Она будет выбирать собственных друзей, думать собственные мысли и разговаривать с друзьями несомненно с тем же чувством облегчения, которое он испытывал, но в котором он едва осмелился признаться себе. Происходило ли то же самое с ней? Очевидно, нет. Он был удивлен решительностью ее слов и поведения. Для этого нужны были усилия, и она их сделала. Может быть, она была более твёрдой, чем он. Более эгоистичной, или, во всяком случае, менее сентиментальной? Как может быть иначе, если она собирается стать нацистом или терпеть нацистов?

И вдруг он понял, что значит отказаться от своей маленькой дочери. Бедный ребенок! Она будет воспитываться в этом мире. И когда ей будет сорок, будет ли она выглядеть, как Магда Геббельс? Размышляя так, Ланни обнаружил, что может быть придет такое трудное время, когда он будет ненавидеть мать своего ребенка. Это был ненавистный мир, в котором она жила, и она станет одним из столпов этого мира, одним из его создателей. Она не интересовалась политикой до сих пор. Но Ланни заставил её измениться. Она поймет, что политика означает теперь защиту ее состояния и ее привилегий. Она знает, кто угрожает отобрать их, и как бороться против этих врагов.

Эти мысли сопровождались наблюдением, как женщина платит за поезд и пароход и заказывает по телеграфу бронирование! Потом он ждал, пока она напишет телеграмму горничной и телеграмму матери, не сказав ему, что она там написала!

Времени оставалось, чтобы только сесть на поезд. Он отвез ее на станцию, и они стояли на платформе, ожидая шумного чудовища, которое должно было разделить их жизни. Ланни взял себя в кулак, у них было слишком много воспоминаний о счастье, и они не должны полностью испортить их. «Если мы должны расстаться навсегда, скажи мне одно доброе слово, чтобы я его вспоминал», — так написал английский поэт[107]. Ирма сказала: «Не оставайся слишком несчастным, Ланни. И найди себе более достойную пару. Никто из нас не должен винить друг друга».

«Конечно, нет», — ответил он. — «Ты была очень добра ко мне, может быть, даже слишком добра, и я всегда буду тебе благодарен».

— Я чувствую то же самое, Ланни. Ты научил меня многому, ты даже не можешь себе это представить.

Что она имела в виду под «более достойную пару»? Имела ли она в виду Труди Шульц? Она видела, как Ланни ушёл с женщиной. Попросил ли он её подождать его здесь, в Зальцбурге, или в другом месте? Более, чем вероятно. Ирма не поверит, что Труди продолжает тосковать по Люди. Нет, Ланни Бэдд был «добычей», и любая женщина, которая сможет поймать его, схватит его. Но это уже Ирмы не касалось, и она не имела прав на него. Нельзя предположить, что любой из них будет жить всю оставшуюся жизнь в одиночестве. Когда она ушла от него, она дала ему право найти для себя другую женщину.

«Есть ещё одна вещь, Ирма», — сказал он, — «вопрос очень важен для меня».

— Да, Ланни?

— Ты знаешь, что я вёл двойную игру в Германии. Я не мог делать то, что я хотел, если бы нацисты знали мои настоящие взгляды.

— Я это понимаю.

— Я хотел бы заключить соглашение, что мы не будем говорить о причине нашего расставания. Это действительно никого не касается.

— Это честно.

— Твоя семья и твои друзья не будут слишком глубоко огорчены тем, что ты оставила меня. Им будет достаточно, если ты скажешь, что наши вкусы не совпадают, и что мы предпочитаем бывать в разных компаниях и жить в разных частях мира.