Михаил Ишков - Семирамида. Золотая чаша Страница 64

— Жизнь Нинурты, моя жизнь и жизнь моих детей в ваших руках. Если вы не сумеете взять Ушезуба живым, если он успеет уничтожить послание или уйдет от погони, можете считать часы, которые отделяют всех нас от встречи со злобной Эрешкигаль. Это говорю я, ваша госпожа, друг и боевой товарищ.

— Мы все сделаем правильно, госпожа, — за себя и за Набая ответил скиф.

Он был спокоен, как бывают спокойны опытные воины, идущие на смерть — выжить я всегда успею, главное, выполнить приказ, а это дело привычное. Почему бы не постараться ради той, кому покровительствует Иштар?

Воины направились к выходу.

— Буря, задержись, — приказала Шами.

Рослый, заметно раздобревший скиф вернулся. Повинуясь жесту госпожи, остановился напротив кресла, в котором расположилась жена наместника.

Женщина долго молчала, пристально разглядывала скифа.

— Я у тебя в долгу, Буря, — наконец выговорила она.

Затем она встала, подошла ближе, заглянула в глаза воину.

Тот отвернулся.

— Ты ничего не должна мне, госпожа. Мне радость быть возле тебя, служить тебе.

— И никакой другой радости ты не желаешь испытать?

— Я не смею. Мне ли мечтать об этом?!

Он попытался отодвинуться, однако Шами, надавив скифу на плечи, заставила его сесть на соседний стул.

— Если все выйдет как надо, обещаю, ты испытаешь радость, о которой ты не то, что сказать — подумать боишься. К сожалению, Партатуи, мне почему-то не верится, что мы выскочим сухими из воды. Мы все сгинем! Все, кроме тебя. Ты должен вырваться! Ты должен спасти моих детей!!

— Это мой долг, госпожа…

— Ах, Партатуи, не надо о долге. Ты все эти годы, исполняя долг, пялишься на меня. Не скрою, мне приятно такое внимание, но наши судьбы никогда не сольются, никогда не смогут стать общими для нас.

Буря вновь попытался встать.

— Я понимаю, гос…

Шами усилием рук заставила его вернуться на место.

— Ничего ты не понимаешь!..

Буря решительно вскочил, перебил госпожу.

— Я все понимаю, женщина! Я буду горд, если ты вознаградишь меня собой, но не ради обещанной награды я сделаю все, что в моих силах и даже больше. Это нужно мне. Твои дети будут спасены, чего бы это ни стоило. Трудность в том, что ты не открыла — как ты собираешься спасать своих детей?

Шами вернулась, села в кресло, долго разглядывала Бурю.

— Ты очень повзрослел, парень. Ты стал настоящим мужчиной. Ты осмелился назвать меня не «госпожой», а «женщиной». Ты прав, объятья такого жеребца, как ты, могут польстить любой женщине. Но меня занимает другое — можно ли положиться на тебя? Разум подсказывает — можно, и сердце не спорит, а мне все равно страшно. Я не знаю, что придумать! Я не знаю, как избавить моих детей от мира мертвых, если мы проиграем. Нет в мире такого убежища, в котором враги рода Иблу не смогут отыскать их. Что ты думаешь по этому поводу?

— Детей надо спрятать в Вавилоне. Это — единственное надежное место. В твоем родном городе столько жителей, сколько звезд на небе[29]. Детям надо изменить имена и передать под опеку Ардиса. Их также надо учить, этим может занять известный тебе мошенник. Он не научит их плохому, я верю в это. Все должно быть подготовлено заранее и сделано тайно.

— Я уже думала об этом. Кто мог бы заняться этим делом?

— Твоя служанка Габрия. Она — скифянка.

Неожиданно Шаммурамат совсем как Салманасар наставила указательный палец на Бурю и спросила.

— Ты живешь с ней?

Буря развел руками.

— Случается.

— Хочешь, я выдам ее замуж за тебя?

— Нет, госпожа. Я хочу быть возле тебя. Пусть поодаль, но только чтобы слышать тебя, видеть тебя…

Он не договорил, сел, опустил голову. Так и сидел, разглядывая плиты на полу. Узор был необычный, египетский.

После долгой паузы жена наместника первой нарушила молчание.

— Послушай, Буря. Наш ждут тяжелые времена. Поделись, кому ты доверил свою жизнь? Мардуку? Или Ашшуру? Свою судьбу я вручила моей небесной покровительнице, а кому доверился ты? Может, ты до сих пор вспоминаешь Табити — небо, покровителя скифов?

— Нет, госпожа, мне больше по сердцу неизвестный бог, о котором рассказал вавилонский мошенник. По пути в Вавилон, куда мы отвозили Гулу, он признался, что однажды ему привиделось божество, похожее на человека. А может, он и был человек, кто знает, только всесильный, всевидящий и добрый. С ним случилась такая история. Получив удар по щеке, он подставил другую. Аферист убеждал меня, что это вовсе не глупость или слабость, как может показаться.

На обратном пути я встретил Сарсехима в пустыне, там попытался помочь ему — стоило только мошеннику шевельнуть пальцем и жалкий купчишка, сделавший его рабом, со всеми своими прихвостнями тут же лишился бы головы. Но Сарсехим сразил меня тем, что простил всех, кто досаждал ему в пустыне. Помнишь, ты простила сестру. Я долго не мог понять, с какой стати потакать ведьме, но, поговорив с уродом, догадался — если все время бить друг друга по щекам, щек не хватит, а ведь что-то надо делать?

— Ты прав, дружок. Надо что-то делать. Если ты обещаешь, что подробно расскажешь, где можно повстречать такого Бога и как узнать истину, мне будет легче исполнить свое обещание. Но не ранее того часа, когда Нинурта уйдет к судьбе.

Прибыв в Калах, Шаммурамат остановилась в собственном доме, заранее купленном на подставное имя. Еще в Ашшуре, обсудив с Ишпакаем меры, которые следует принять для спасения мужа, оба пришли к выводу, что ассирийские законы по сути не воспрещают женщине держать в руках оружие, участвовать в битвах и, следовательно, принять участие в воинской сходке. Формально ее можно было бы включить в состав представителей общины Ашшура. Шаммурамат прошла обряд посвящения в воины, она принимала участие в боевых действиях, и к тому же имеет награду. Сам Салманасар вручил ей в Сирии почетное копье.

— Вот ты Ишпакай и займись этим делом. Пусть в состав отряда, отправившегося в Калах, будет включен конный посыльной Шамир.

— Это нетрудно, — кивнул евнух. — Беда в другом — ты решилась на неслыханное дело. Хочешь отвлечь огонь на себя? Похвально, но кто возьмется предсказать, как воины, особенно противники Нину, отнесутся к твоему появлению на сходке. Одно дело война, на которую ты попала по личному разрешению царя, другое — священное действо. Тебя за такую дерзость могут растоптать прямо на царском дворе.

— Если хочешь выжить, не прячься по углам, — ответила Шами. — Эта крайняя мера и я воспользуюсь ею, если не будет другого выхода.

Старик склонил голову.

Наступила тишина. Первым ее нарушил евнух. Старик, как бы делясь с госпожой недоумением, развел руками.

— Я не могу понять, с какой целью Салманасар вынес такой, в общем-то, пустяковый вопрос, каким является проступок Нинурты, на общее обсуждение.

— Этого никто не может понять, — откликнулась Шами.

Старик кивнул.

— Вот почему тебе не следует прибегать к крайним мерам. Тебе нельзя попусту дразнить собак. К самоуправству Нину ты добавишь пренебрежение божественными законами, разделившими женщин и мужчин. В этой схватке победит тот, кто сумеет проникнуть в планы Салманасара.

Всю дорогу до Калаха Шаммурамат пыталась ответить на вопрос, чего добивался старый лис, предлагая народному собранию решить судьбу Нинурты?

Ни для кого не было секретом, что в виду преклонных лет Салманасара борьба за власть в верхах ассирийского общества резко обострилась. Проступок Нину, очевидно, являлся следствием этого противостояния. Начальник конницы всегда был верен Салманасару и его младшему брату, возвышавшемуся среди примкнувших к нему людей, скорее, как символ, но не как самостоятельная, способная добиться своего фигура, какой был, например наследный принц. Свои надежды командиры «царского полка» и набиравшие силу переселенцы, особенно их верхушка, просто были вынуждены связывать с Шамши. У них не было выбора. Приход к власти Шурдана был для них катастрофой, причем, не какой-то расплывчатой, словесной, а самой что ни на есть конкретной, кровавой и убийственной.

Шурдан заметно выделялся среди своих сторонников, ему было не занимать ни хитрости, ни коварства. У него были сильные позиции в государстве. Его поддерживали самые крупные ассирийские города — Ниневия, Арбелы, Шибаниба, Хатха. К недостаткам наследника можно было отнести неумение ждать. Ему уже было за сорок, и он был готов на все, чтобы поскорее схватить жезл, посох и налобную повязку. Отсюда неумеренная суетливость, нескончаемые попытки с помощью интриг добиться своего. На открытый мятеж у никогда не хватало духа. Лучше, чем кто-либо другой, он сознавал силу отца. К сожалению, здоровье и умственные способности Салманасара пока не давали повода предполагать его скорую кончину, поэтому Шурдан сделал ставку на законный путь смены правителя, однако в последнее время у наследника начали сдавать нервы.