Анри Труайя - Свет праведных. Том 1. Декабристы Страница 65

Однако благотворительность Софи по отношению к крестьянам не ограничивалась материальной помощью. Они рассказывали ей о семейных заботах и учитывали ее мнение в своих разногласиях. Во время разговоров с ними она пыталась также просветить их, сообщая о том, что происходит в окружающем мире. Но они как будто предпочитали оставаться в неведении из страха, что их потревожат. Стоило барыне заговорить о какой-то далекой стране или историческом событии, как они замыкались в своей скорлупе. Для них Россия была их деревней, плюс соседние деревни, Каштановка, Псков и дальше, за темными лесами и зелеными полями – Москва с тысячью церквей, Санкт-Петербург, где генералы окружают сияющего как солнце царя, и степи Сибири, где работают каторжники в кандалах. Вокруг этой христианской империи копошились странные народы, не угодные Богу, такие как французы, англичане, немцы, китайцы, турки… Как образовалась Россия, какие государи сменяли друг друга на российском престоле, как было введено крепостное право? Мужики не желали этого знать. Софи понимала, какой огромный пласт глупости, лени, недоверия, суеверия пришлось бы преодолеть, чтобы они услышали ее, но трудность задачи лишь усиливала возникшее у нее желание посвятить себя этому.

Однажды вечером, когда она возвращалась из Каштановки, в коляске, по лесу, чья-то фигура будто тень вынырнула из зарослей и встала посреди дороги. Кучер натянул поводья, чтобы избежать наезда.

– Вот дурак! – заорал он. – Не можешь ходить поосторожнее?

Софи наклонилась к дверце и узнала Никиту; волосы у него были всклокочены, ноги босы, рубашка разорвана. Он протянул ей свернутую трубкой бумагу, завязанную грязной розовой лентой:

– Возьмите, барыня!

– Что это такое?

– Я не могу вам этого сказать!

Заходящее солнце мерцало красным светом меж ветвей деревьев. Софи развязала ленту и обнаружила исписанную страницу. Неумело выведенные буквы кое-как следовали одна за другой по линейкам, вычерченным карандашом:

«Барыня, теперь я знаю буквы. Понимаете ли вы, что я написал? Если да, то сегодня я буду счастливее, чем за всю оставшуюся жизнь. Кланяюсь вам до земли и буду вечно молиться Богу за вас. Ваш преданный раб. – Никита».

Она была взволнована этим посланием. Никите было, наверное, очень трудно его составить, ведь он придавал ему такое значение!

– Это очень хорошо! – сказала Софи. – Нужно продолжать, Никита!

– Мне можно написать вам еще, барыня? – спросил он.

Она засомневалась. Как бы ни велика была ее симпатия к мужикам в поместье, она считала недопустимым, чтобы шестнадцатилетний мужик посылал ей письма.

– Нет, – ответила она. – Ну, если только… разочек, время от времени… Лучше пиши кому-нибудь другому…

– Кому, барыня? У меня никого нет!

– Пиши самому себе.

– Как можно писать к самому себе?

– Это очень забавно! Ты записываешь свои впечатления, рассказываешь о событиях своей жизни…

– А потом?

– И все…

Он был разочарован, опустил голову, затем приподнял ее и сказал:

– А когда я напишу об этом достаточно, вы прочтете написанное, барыня?

– Обещаю тебе это, – ответила она.

Софи свернула бумагу и снова завязала ее лентой, а он в это время внимательно следил за каждым ее жестом. Не боялся ли он, что в последний момент она вернет ему письмо? Никита отскочил в сторону и скрылся в лесной чаще.

Она не слышала о нем ничего в течение трех недель. Затем, как-то после полудня, когда Софи гуляла в саду с Марией, прибежал Антип, в глазах – испуг, на губах – улыбка:

– Ай-ай! Ай! Ну и дела творятся в доме! Игорь Матвеевич, староста в Шатково, пришел с Никитой. Кажется, мальчишка совершил какое-то преступление, придется высечь его розгами!..

– Что? – воскликнула Софи. – Что ты тут плетешь?..

– Со дня моего рождения я не врал! Михаил Борисович и Николай Михайлович беседуют сейчас с ними…

– Где?

– В кабинете, барыня. Но все закончится во дворе. О! Не хотел бы я оказаться в шкуре Никиты! Йе-йе, будет такой свист! Йе-йе, а потом кровь польется!..

Покинув невестку, Софи бросилась к дому, постучала в дверь кабинета и вошла без приглашения. Михаил Борисович сидел у рабочего стола, Николай – на диване. Перед ними стояли, опустив голову, староста Игорь Матвеич, сухопарый, морщинистый, с бородкой, как мочало, и Никита. Мальчик был вне себя от страха. Полоски от слез излиновали его грязные щеки. Он метнул на Софи глуповатый взгляд.

Увидев сноху, Михаил Борисович в нетерпении взмахнул рукой и спросил:

– Чего вы хотите?

– Вступиться за этого мальчика, – ответила она. – Я хорошо знаю его. Он не способен на дурной поступок.

– Кажется, способен! – возразил Михаил Борисович.

Он не решался предложить Софи уйти, но ее присутствие его явно смущало. Повернувшись к старосте, он проворчал:

– Ну же! Объяснись!

Игорь Матвеич шагнул вперед и произнес дрожащим голосом:

– Вы знаете, барин, что я зачастую вынужден покидать деревню, уезжать, чтобы продавать товары на ярмарках. Вы знаете так же, что женщины – дьявольские творения.

– Нет, – сказал Михаил Борисович.

– А моя – да! Дьявольское создание, которое самому Черту даст фору! Она спуталась с ломовым извозчиком из Пскова, этим верзилой Китаевым! Еще один нечестивец, которого крещение не сделало христианином!..

– Но при чем здесь Никита?

– Сейчас скажу, барин! Сейчас скажу! К несчастью, так случилось, что за последнее время Никита научился читать и писать.

Произнося эти слова, он искоса посмотрел на Софи.

– Да, это я посоветовала ему учиться, – сказала она.

– Иногда доброе зерно падает на плохую почву! – вздохнул староста. – На что же этот негодяй употребил знание прекрасных букв русского алфавита? На вонючее дело, и пусть ваша милость простит мне такое выражение! В деревне многие девицы просят его теперь нацарапать им несколько слов, для смеха. А моя жена, колдунья Евдокия, пришла к нему запросто и попросила тайком написать извозчику Китаеву и сообщить ему день, когда я уезжаю, и день, когда возвращаюсь, а также объяснить, каким образом они могут встретиться для любовных шашней!.. И он это сделал!.. Он написал то, чего хотела эта похотливая лиса!

– Я не мог отказать жене старосты, – пробормотал Никита, фыркая соплями.

– А должен был, мерзкая свинья! Голова-то ведь знает, что делает рука. Если ты пером служишь прелюбодеянию, значит, ты одобряешь супружескую измену. И о какой измене идет речь? Об измене, которая покрывает стыдом почтенного человека, а именно старосту твоей деревни!

Плечи Никиты содрогнулись от рыданий, и он упал на колени:

– Пощади, будь милосердным, Игорь Матвеич!

Софи взглянула на Михаила Борисовича и поняла, что он вот-вот утратит силы и не сможет больше сохранять серьезный вид. По щекам его пробегала дрожь, губы растянулись, волоски на лице топорщились. Она успокоилась: ее подопечному не причинят вреда. Николая, кажется, тоже очень развеселила эта сцена.

– Но как ты узнал, что тебе изменила жена? – спросил он у старосты.

Игорь Матвеич прижал руку к сердцу.

– Мне помог Бог, – сказал он. – Помните, какая ужасная гроза разразилась прошлой ночью? В деревне все думали, что пришел конец света. Я сам готовился предстать перед Судией Небесным и вспоминал свои грехи. И вдруг, когда засверкали молнии, моя Евдокия в ужасе вскакивает с постели, падает на колени перед иконами и говорит: «Прости меня, Игорь, я и в самом деле изменила тебе с Китаевым!..»

Михаил Борисович и Николай прыснули со смеху. Софи также. Никита, стоявший перед ними на коленях, поднял голову.

Староста по очереди смотрел то на старого, то на молодого барина совершенно растерянным взглядом.

– Ну и что ты после этого сделал? – спросил Михаил Борисович.

– Я избил Евдокию, заставил ее все рассказать мне и привел этого сопляка к вашим милостям, чтобы его публично наказали, отхлестав розгами!

– Ты действительно этого хочешь? – задал очередной вопрос Михаил Борисович.

– Я желаю справедливости! – ответил Игорь Матвеич с тупым упрямством.

Софи почувствовала, что время пришло и ей пора вмешаться.

– А много ли людей знают, что твоя жена изменяет тебе с Китаевым? – сказала она.

– Не думаю, что много, барыня.

– Но если ты заставишь высечь Никиту розгами, вся деревня узнает о причине наказания. Ты разве этого хочешь?

Игорь Матвеич задумался, потом, покраснев от смущения, заявил:

– Нет, барыня.

– Тогда возвращайся к себе домой и, главное, никому не рассказывай об этом деле. Тогда у твоих соседей по крайней мере не будет повода насмехаться над тобой!

– Но письмо… письмо, которое он написал для моей жены! – пробормотал староста.

– Он больше не будет их писать, – сказала Софи. – Ты обещаешь это, Никита?

– Клянусь вам, барыня, наша благодетельница! – промямлил парень. – Да дарует Господь царство небесное всем, кто вам дорог!